Бонкичмондра Чоттопаддхай - Индира Страница 10

— Эти серьги Ро-бабу купил на мои собственные деньги. Это мой подарок тебе. Где бы ты ни была, надевая их, ты будешь обо мне вспоминать. Кто знает, сестра, свидимся ли мы еще когда-нибудь, — на все воля всевышнего, — так позволь мне подарить тебе эти серьги, не упрямься. — И Шубхашини расплакалась.

Я тоже едва сдерживала слезы и не могла вымолвить ни слова. Шубхашини вдела серьги мне в уши.

Когда наконец я была наряжена, служанка принесла сына Шубхашини. Я взяла его на руки и стала рассказывать ему сказку. Вскоре малыш уснул.

Я не могла не поделиться с Шубхашини своими сомнениями.

— Я счастлива, — проговорила я. — Но его я осуждаю. Я знаю, что он мой муж, и потому так веду себя с ним, и греха, мне кажется, в этом нет. Но он!!! Он ведь не мог узнать меня, потому что видел всего раз, когда я была одиннадцатилетней девочкой. Он уже тогда был взрослым — потому-то я так хорошо его и запомнила. Грешно воспылать страстью к незнакомой женщине, но не мне судить его, он мой муж, так уж лучше мне вообще не размышлять над этим. Но в будущей я все же заставлю его изменить свои привычки, я дала себе слово.

— Более капризной женщины, чем ты, не сыскать! — воскликнула Шубхашини. — У него ведь нет жены!

— А у меня есть муж?

— Что поделаешь! — сказала молодая женщина. — Разве женщины и мужчины равны! Интересно, что было бы с тобой, если бы тебя заставили служить и зарабатывать деньги?

— Что было бы! Пусть они попробуют носить, рожать и воспитывать детей, тогда и я пойду служить. Каждый делает то, что может. Но неужели мужчине трудно совладать со своими страстями?

— Ладно, ладно, — сказала Шубхашини, — сначала построй дом, а потом уже поджигай его. Оставим лучше этот разговор. Тебе предстоит завоевать сердце собственного мужа. Посмотрим, как ты сдашь этот трудный экзамен. Ведь иного пути для тебя нет.

— Такой науки я никогда еще не изучала, — ответила я, немного подумав.

— Тогда поучись у меня. Ведь я в ней настоящий пандит[24].

— В этом я уже успела убедиться.

— Так вот, слушай, — сказала Шубхашини, — предположим, что ты мужчина. Следи внимательно за тем, как я буду обольщать тебя.

Шалунья натянула на голову край сари и поднесла мне бетель[25], который она сама старательно приготовила. Держала она его только для Ромона-бабу, даже сама ни разу не пробовала. Здесь же, в комнате, стояла хукка[26] Ромона-бабу, в чашечке для табака лежал один пепел. Но Шубхашини сделала вид, что раскуривает хукку для воображаемого мужчины. Затем она взяла опахало и принялась меня им обмахивать. На руках ее нежно зазвенели браслеты.

— Ты учишь меня не обольщать, а прислуживать, сестра, — сказала я. — Неужели я затеяла все это для того, чтобы показать, какая я хорошая служанка?

— А разве женщина создана не для того, чтобы служить мужчине? — удивилась Шубхашини.

— Твоя наука пригодится, когда он полюбит меня, — продолжала я. — Тогда я буду обмахивать его опахалом, растирать ему ноги, готовить бетель, раскуривать хукку. А сейчас это все ни к чему.

Шубхашини, смеясь, села рядом со мной, взяла мои руки в свои, и мы стали болтать. Моя подруга была весела, жевала бетель, раскачивала серьги в моих ушах. Вдруг она вспомнила о том, что я скоро уеду, и на глазах у нее блеснули слезы. Чтобы отвлечь ее от грустных мыслей, я сказала:

— Умение прислуживать, пожалуй, сильное оружие в руках женщины. Но подействует ли оно на У-бабу?

— Если не подействует, значит, ты ничему от меня не научилась, — рассмеялась Шубхашини. Одной рукой она обвила мою шею, другой взяла меня за подбородок и поцеловала. На щеку мне капнуло несколько слезинок.

Проглотив подкативший к горлу комок, я пошутила:

— Не воображай, что я стану платить тебе за твою науку!

— Тогда я больше не стану учить тебя! — воскликнула Шубхашини. — Обходись своими познаниями. Вообрази, что я — У-бабу. — Моя подруга легла на тахту и, чтобы не расхохотаться, уткнулась лицом в край сари. Наконец, справившись со смехом, она строго взглянула на меня, однако тут же снова рассмеялась.

— Итак, ты сдаешь экзамен, — продолжала она, успокоившись.

Я показала Шубхашини все, на что я способна, но об этом читатель узнает позднее.

— Сгинь, грешница! — воскликнула Шубхашини, отталкивая меня. — Ты настоящая кобра!

— В чем дело, сестра? — удивилась я.

— Какой мужчина устоит перед такими взглядами, перед такой улыбкой? Любой погибнет!

— Значит, я выдержала экзамен?

— На «отлично»! Ни один из ста шестидесяти девяти мужчин-служащих комиссариата наверняка не видел ничего подобного. Если у твоего мужа закружится голова, дай ему немного миндального масла.

— Шубхашини. Хорошо. Кажется, господа поели! Слышишь, шумят. Сейчас сюда придет Ромон-бабу, так что я удаляюсь. Скажу откровенно, из всей твоей науки мне больше всего понравились поцелуи. Поучи меня еще.

Мы крепко обнялись, поцеловались и долго плакали, прижавшись друг к другу. Существовала ли на свете такая бескорыстная любовь, как наша? Кто полюбит меня сильнее Шубхашини? Нет, до самой смерти я не забуду ее.

Глава четырнадцатая

Я КЛЯНУСЬ УМЕРЕТЬ

Предупредив Харани, я спряталась у себя в комнате. Вдруг в доме началась суматоха, кто — «воды», кто — «лекарства», кто — «врача». Словом, шум поднялся на весь дом. Как всегда, посмеиваясь, ко мне вошла Харани.

— Что случилось? — спросила я.

— Господин упал в обморок.

— Что было дальше?

— Он пришел в себя.

— А сейчас?

— Сейчас он чувствует себя слишком слабым, чтобы пойти домой. И его, бедняжку, уложили спать в комнате рядом с большой гостиной.

«Это хитрость!» — смекнула я.

— Как только все уснут, — сказала я Харани, — проведешь меня к нему.

— К больному-то?

— Он такой же больной, как и ты. Все устраивается как нельзя лучше.

Служанка ушла, давясь от смеха.

Наконец в доме все стихло, и за мной явилась Харани. Когда я вошла, муж мой лежал на постели и вовсе не выглядел больным. На столе стояли два светильника, но мне казалось, будто не они освещают комнату, а красота моего супруга — так он был хорош собой. Словно стрела пронзила мне сердце, и в то же время радость овладела всем моим существом. Это было мое первое свидание с мужем. Трудно передать, какое я испытывала счастье. Словоохотливая от природы, тут я от волнения не могла вымолвить ни слова, будто лишилась дара речи, и трепетала вся с головы до пят. Мне казалось, что я слышу громкий стук своего сердца. Во рту у меня пересохло. Наконец я не выдержала и расплакалась. Но мой муж не мог, разумеется, угадать причины моих слез, и удивился.

— Что с тобой? Я ведь не звал тебя, сама пришла. Зачем же плакать?

Его черствость оскорбила меня до глубины души. Как видно, он принимал меня за женщину легкого поведения, и, подумав так, я зарыдала еще сильнее. Первым моим побуждением было открыться ему, терпеть дальше такие муки не хватало сил. Но тут мелькнула мысль: «А вдруг он не поверит мне, вдруг подумает, что я каким-то образом все проведала, и теперь выдаю себя за его жену, которую похитили разбойники у Черного озера. Я ведь сказала, что родом оттуда. Как могу я доказать, что говорю правду?» Вздохнув, я вытерла слезы и решила заговорить о чем-нибудь другом.

— Я очень удивился, когда услышал, что ты с Черного озера, — заметил он. — Вот уж никак не думал, что там есть такие красавицы.

Он разглядывал меня с явным восхищением, но я притворилась, что ничего не замечаю.

— Какая же я красавица! Вот ваша супруга, та, действительно, славилась в наших местах красотой. Кстати, нашлась она?

— Нет, не нашлась. А ты давно уехала из дому?

— Вскоре после вашей жены. Вы, верно, снова женились?

— Нет.

Я старалась не выпускать нити разговора из своих рук, не давала ему слова сказать. И не разрешала приблизиться к себе, хотя сама пришла и предложила себя в любовницы.

Муж молча, с недоумением, наблюдал за мной и только раз воскликнул:

— Я никогда не видел девушки прекраснее тебя!

Я же несказанно обрадовалась, что у него нет другой жены.

— Вы человек богатый и можете поступать так, как вам вздумается, — сказала я. — Но если бы вы женились вторично, а потом отыскалась бы ваша первая жена, у вас в доме были бы постоянные ссоры.

— Этого опасаться не приходится, — усмехнулся мой муж. — Если бы она и нашлась, я бы все равно не принял ее. Это просто немыслимо! Она ведь, надо думать, потеряла касту.

Будто гром грянул над моей головой. Все мечты, все надежды рухнули в один миг. Теперь, откройся я мужу, он все равно отвернется от меня! В эту минуту я впервые пожалела о том, что родилась женщиной.

— Что же вы сделаете, если она вдруг появится? — собравшись с духом, отважилась наконец спросить я.