Семен Малков - Вертикаль жизни. Победители и побежденные Страница 7

Тёма снова промолчал, начиная догадываться, куда клонит отец, а Сергей Ильич тем же ровным голосом продолжал:

— Думаю, как и мы в детстве, вы презираете ябед и доносчиков. Так чем же, по-твоему, от них отличается этот Павлик? — он пристально посмотрел на сына, с интересом ожидая ответа.

— Но… при чем же… они, папа? — промямлил Тёма. — Ведь Павлик Морозов — герой!

— Это ты сам так думаешь или, как попугай, повторяешь то, что говорят другие? — строго посмотрел на него отец. — Объясни: чем же тебе так понравился его поступок?

— Он поступил… смело. Разоблачил… врагов, — запинаясь, но все же упрямо высказал свое мнение Тёма. — Погиб… за общее дело.

— А кто же эти враги? И что они сделали?

— Его… родители. Они выступали… против… нашей власти, — начиная терять уверенность в своей правоте, опустив глаза, пролепетал Тёма.

— Выходит, если услышишь, что мы с мамой не одобряем тех, кто сейчас нами правит, и решим бороться с властью, ты напишешь на нас донос? Смотри мне в глаза! — повысил голос Сергей Ильич. — Сделаешь так, чтобы нас посадили в тюрьму? И будешь считать себя героем?

Эти вопросы сразили Тёму, у него снова заныл зад в предчувствии порки.

— Ну что ты, папочка, — заканючил он. — Вы же… не против… советской власти, как дед и бабушка.

— А если бы были против, как бабушка? — не дал ему уйти от ответа Сергей Ильич. — Неужели ты сам додумался, что таких старых людей нужно сажать и расстреливать только за то, что они с чем-то не согласны и критикуют власть? Или не думая, как баран, делаешь то, что тебе говорят и велят?

Тёма виновато молчал.

— Ну, что молчишь? — уже мягче спросил отец. — Вижу: ты и сам теперь понимаешь, что был не прав. Предательство — отвратительно, какими бы высокими идеями и словами оно бы ни прикрывалось.

…Сергей Ильич вышел, а Тёма еще долго сидел, погрузившись в глубокое раздумье. Преподнесенный ему словесный урок был куда убедительнее любой, самой сильной порки.

Глава 3

Дворец Советов

В летние месяцы семья Наумовых перебиралась из душного города на дачу. Анна Михеевна к тому времени уже преподавала английский и на каникулах была свободна. Но у Сергея Ильича был только один месяц отпуска, и дачу снимали в ближнем Подмосковье, откуда ему было недалеко до работы. В тот год члену коллегии дали путевку в санаторий Академии наук, находившийся на Калужском шоссе, в часе езды до центра, и жена с детьми переехали в деревню Узкое, недалеко от санатория.

Место было не только живописное, но и примечательное, поскольку Узкое представляло собой бывшее ближнее поместье графа Трубецкого, в господском доме которого теперь отдыхали и лечились академики. Деревня была за территорией усадьбы; роскошный парк тремя каскадами тянулся почти до самого Калужского шоссе. В каждом из них был вырыт пруд, причем в самом нижнем (и самом большом) можно было не только ловить рыбу и купаться, но даже кататься на лодках.

За деревней, отделенные полем ржи, на несколько километров раскинулись березовые и дубовые рощи, богатые грибами и ягодами. В каждом доме хозяева держали корову и продавали своим постояльцам молоко. В общем, Узкое идеально подходило для дачного отдыха и многие москвичи, особенно семьи академиков, выезжали сюда на лето постоянно.

Тем летом Тёме на даче было особенно хорошо, потому что к ним присоединилась старшая сестра мамы тетя Римма с дочкой Леночкой. Со своей кузиной он был дружнее, чем с Лелей, поскольку она всегда за него заступалась. Только благодаря ей старшие ребята брали Тёму с собой в лес, тогда как Леля, боясь ответственности, всегда была против. Кроме того, им повезло на соседей.

— Боюсь, как бы соседи по даче не оказались спесивыми. Ведь нам все лето придется там жить, — сказала мужу Анна Михеевна перед отъездом и пояснила: — Будет скучно, если они станут перед нами нос задирать. Не смогу я с такими общаться.

Однако опасения эти оказались напрасными.

И академик Видов, их сосед по даче справа, и академик Газарян, большая семья которого поселилась напротив, сами пришли к ним знакомиться сразу же в день переезда. Особенно экзотичным было знакомство с армянами, которые отмечали день рождения дочери.

Наумовы только стали распаковывать вещи, когда их переполошил дикий визг, донесшийся с улицы. Выскочив из дома, они увидели, что во дворе напротив два черноволосых мужика, явно кавказского облика, режут молодого барашка. Его-то предсмертный крик они и слышали. Но совсем их доконало то, что под струю свежей крови убиенного агнца подставили кружки и охотно стали ее пить.

Не выдержав такого зрелища, Наумовы вернулись в дом и продолжили свое обустройство. Но через какое-то время сквозь открытые окна стал проникать дразнящий запах готовящегося шашлыка, и все, почувствовав голод, позавидовали соседям, которые будут есть такую вкуснятину.

Их ожидал приятный сюрприз.

Раздался легкий стук в дверь, и, пригнувшись, чтобы не задеть притолоку, в горницу вошел высокий осанистый армянин. Широко улыбаясь, с кавказской простотой он предложил:

— Давайте, дарагие сасэди, познакомымся! Меня зовут Арам, а фамилия Газарян. Наверное, слыхали?

— Ну как же, Арам Суренович, вы — человек известный, — приветливо ответила Анна Михеевна, регулярно читавшая газеты. — На вас держится вся наша архитектура!

— Это хорошо, что меня знаешь. А твой муж? Где он? — добродушно произнес академик. — Хочу пригласить вас на наш семейный праздник.

— Муж еще на работе. Будет вместе с вами отдыхать в санатории, — любезно улыбнулась ему Анна Михеевна. — Наумов Сергей Ильич. Может, слышали?

— Нэ знаю такого. Академия большая, — мотнул головой Газарян.

— Он не академик. Мой муж — начальник Главсанупра Минздрава, — сообщила ему Анна Михеевна и сочла нужным добавить: — Дипломированный врач, окончивший Казанский университет.

— Нужный нам человек, — еще шире улыбнулся академик. — Будэм ждать! Через полчаса садимся за стол.

— Но нас много, Арам Суренович! — смутилась Анна Михеевна. — Я, моя сестра и еще трое детей.

— Это нэ много. Нас побольше будет, — весело рассмеялся Газарян. — Ждем вас, и мужа позовем, как приедет.

Вот так они попали сразу «с корабля на бал».

Вечером того же дня, когда вся семья во главе с Сергеем Ильичей пила чай из большого пузатого самовара, к ним пожаловал еще один гость. Валентин Мефодьевич Видов был сухощав и подвижен, его серьезное интеллигентное лицо совершенно преображалось, когда он широко улыбался своим большим ртом, обнажая крепкие и ровные зубы. Наумовы знали академика по портретам в газетах, которые в последнее время много о нем писали. Крупный специалист по железобетонным конструкциям, Видов возглавлял строительство Дворца Советов.

— Прошу извинить за вторжение, — с порога заявил Валентин Мефодьевич, — решил вот, по-соседски, зайти. Сразу должен признаться, что у меня к вам, Сергей Ильич, деловой интерес.

— Очень рад познакомиться! Если не секрет: как вы узнали, что я здесь? — живо откликнулся хозяин. — Может, выпьете с нами чашечку чаю?

— С превеликим удовольствием! — охотно согласился академик, подсаживаясь к столу. — Люблю чай из самовара, но редко это получается. Никто из моих домашних не любит с ним возиться, — добродушно пожаловался он и добавил: — А о том, что вы свой отпуск проведете в нашем санатории, мне сказали в Наркомздраве.

За чаем, к которому по случаю знакомства добавилось распитие графинчика водки, академик очень интересно рассказывал о своей недавней командировке в США. Он туда ездил для консультаций по строительству высотных зданий и был полон впечатлений.

— Чего греха таить, у них там — совсем другая жизнь! И технический уровень неизмеримо выше. Подкосили нас Гражданская война и разруха. Отстали мы от Америки лет на сто, — с сожалением констатировал Валентин Мефодьевич. — Мой папаша царствие ему небесное, сказал бы, что это — кара Господня. Я ведь, знаете ли, происхожу из «жеребячьего сословия». Он у меня был архиереем.

Тёма была скользкой, и Анна Михеевна постаралась перевести разговор на предметы, не связанные с политикой.

— А что вы оттуда привезли, кроме строительного опыта? — она лукаво улыбнулась. — Расскажите подробней: чем порадовали жену и детей? У нас ведь такой товарный голод! А в «Торгсине» есть хорошие вещи, но их продают только за валюту.

— Да уж, накупил всякой всячины. Всего и не перечесть. Ведь у нас, считайте, ничего не было, — как бы оправдываясь, ответил Валентин Мефодьевич. — Вы заходите, моя супруга все это покажет, — нашелся академик. — А моим двойняшкам, Борису и Глебу, привез все, что просили: от педального автомобиля до карандашей с ластиками.

— Вы сказали, что у вас ко мне деловой вопрос, — напомнил Видову Сергей Ильич.