Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Расплата за прошлое Страница 8

Приведя себя в порядок, он вернулся в спальню и взял свою кожаную сумку.

— Мне нужно поторапливаться! Не хватало еще опоздать на поезд! Мне не терпится узнать самое главное: почему сбежала Киона. Твоя мать показалась мне смущенной, словно совесть у нее нечиста.

— Да-да, я помню. Ты только об этом и говоришь с тех пор, как мы покинули Капитолий. Ну что ж… Ты сможешь все выяснить. Я в тебя верю. Давай скорее, не то опоздаешь.

Подобная перемена в поведении жены удивила Тошана. Он еще раз поцеловал ее.

— Моя благоразумная и очаровательная женушка-ракушка, я уезжаю с восхитительными воспоминаниями. Так ведь?

— Да, согласна.

Эрмин проводила его до двери. Тошан окинул ее удовлетворенным взглядом.

— Продолжай покорять квебекцев своим талантом и красотой, дорогая моя, — сказал он. — Я позвоню тебе, как только прибуду в Роберваль.

Она кивнула и закрыла дверь. Несколько секунд спустя молодая женщина ворвалась в комнату своего сына.

— Мадлен, скорее, возьми только самое необходимое для себя и Констана. Я тоже соберу небольшой чемодан. Вызови такси, номер указан на карточке, возле телефона. Мы возвращаемся в Валь-Жальбер!

— Мой кузен согласен? Он передумал? — удивленно спросила индианка.

— Нет, но мне надоело ему подчиняться. Если нам повезет, мы даже с ним не встретимся.

— Эрмин, нам не собраться так быстро! А ужин для Констана?

Молодая певица бросила взгляд на часы, стоящие в углу на камине.

— Мадлен, у нас еще целый час, этого вполне достаточно. Ничто и никто не удержит меня здесь!

Глава 2

Гнев и пепел

Поезд ехал уже больше часа. Маленький Констан уснул на коленях Мадлен, вдоволь наплакавшись, так как Эрмин забыла его плюшевого мишку. Расстроенная истерикой сына, молодая женщина некоторое время сидела молча.

— Нам повезло, — наконец произнесла она, обращаясь к своей спутнице. — Мы не встретили Тошана ни в вестибюле вокзала, ни на перроне.

— Напрасно радуешься, — ответила индианка. — Мой кузен будет вне себя от ярости, когда увидит, что ты его ослушалась.

— Я не обязана ему повиноваться, Мадлен. Жена — не рабыня! Во Франции он делал, что хотел, меня не было рядом, чтобы указывать. И я считаю, что имею право поехать и поддержать своих родителей, помочь им пережить это ужасное испытание.

Эрмин бросила решительный взгляд в окно, на проплывающие мимо зеленые поля, деревья, озаренные лучами заходящего солнца.

— Директор Капитолия был более снисходителен, чем мой собственный муж, — добавила она. — Он отменит представление в середине недели, и люди, уже купившие билеты, смогут прийти на мое выступление в следующее воскресенье. Я пообещала вернуться вовремя.

— В таком случае, Мин, я вполне могла бы остаться с Констаном в Квебеке, — осторожно заметила Мадлен. — У твоего сына там налаженный ритм жизни, свои привычки После дневного сна мы с ним гуляем, затем я его купаю, а утром он спокойно играет.

— Нет, я не смогла бы спокойно жить, зная, что он так далеко от меня. Мне хочется собрать всех своих близких вместе. В любом случае, сейчас уже поздно об этом говорить, мы в дороге. И я умираю с голоду.

Мадлен протянула подруге корзину, лукаво улыбнувшись.

— Хорошо, что я взяла с собой еду. Мы не можем поужинать в вагоне-ресторане, так как туда наверняка пойдет Тошан. О, Мин, ты так изменилась с тех пор, как я тебя знаю! Раньше ты не была такой дерзкой и не осмеливалась перечить мужу.

Они растроганно улыбнулись друг другу, внезапно осознав, какой долгий путь проделали вместе.

— Ты тоже изменилась, — заметила Эрмин. — Где та юная индианка с испуганным взглядом, которая много лет назад робко вошла в большой дом Лоры Шарден? Я только что родила Лоранс и Мари-Нутту, они все время плакали, и я была на грани отчаяния. Тала представила мне тебя как возможную кормилицу моих вечно голодных близняшек, которых я не могла накормить грудью. Ты едва осмеливалась произнести слово, стоя в своем черном платье. С того дня мы не расставались, кроме того утра, когда ты села в сани и помчалась на помощь своему брату Шогану.

— Да, все так и было, — подтвердила Мадлен. — Для меня ты тогда была Канти, «та, которая поет» на нашем языке. Затем я стала называть тебя, как Тошан, — Мин. Так гораздо нежнее, ласковее. Как же все это было давно! Я тогда только овдовела, а моя маленькая дочка умерла, не дожив до трех лет.

— Ты тогда мечтала лишь об одном — постричься в монахини. Я до сих пор иногда упрекаю себя за то, что нарушила твои планы.

— Не нужно, Мин! Я счастлива с тобой и твоими детьми. И у меня есть моя Акали, позволившая мне стать матерью во второй раз. Подумать только, ей уже пятнадцать!

Женщины умиленно замолчали, вспомнив нежную и кроткую девочку, приемную дочь Мадлен. В свое время Эрмин спасла ее от горькой участи. Акали содержалась в государственном пансионе для индейских детей, где с ними очень плохо обращались.

— Как странно! — заметила Мадлен. — Если бы Киона не попала в этот пансион, я никогда бы не узнала и не полюбила Акали. И все это благодаря тебе, Эрмин, и месье Лафлеру.

Услышав это имя, певица невольно вздрогнула. Она бросила встревоженный взгляд в коридор вагона.

— Прошу тебя, Мадлен, не упоминай о нем. Особенно при Тошане. Мама себя не ограничивала, и всякий раз я начинала нервничать. После войны я постоянно переживаю за отношения с Тошаном.

— Но вы ведь любите друг друга, это очевидно!

— Да, это так, но я все время опасаюсь какой-нибудь трагедии, — призналась Эрмин. — Мы так счастливы, неразлучны! Я даже не понимаю, как я могла испытывать влечение к Овиду Лафлеру. Господи, вдруг Тошан об этом узнает!

— Но ты не сделала ничего плохого, Мин! — воскликнула ее подруга. — Тебе было одиноко. Этот мужчина помог тебе и поддержал.

Эрмин кивнула и на несколько секунд прикрыла глаза: этого было достаточно для того, чтобы перед ней возникли образы, которые она хотела бы забыть.

«Ничего плохого! — повторила она про себя. — Я вела себя как женщина легкого поведения, как распутница. Я лежала обнаженной в его объятиях, там, в Сент-Эдвиже. Мы не занимались любовью в истинном смысле этого слова, но наши игры были довольно дерзкими!»

Она вновь увидела себя опьяненной от удовольствия под умелыми ласками молодого учителя с удивительными глазами цвета молодой листвы. Придя в отчаяние от бесконечного отсутствия Тошана, она готова была изменить ему, предать свою единственную любовь.

Несмотря на вновь вспыхнувшую между ними страсть и рождение Констана, Эрмин опасалась, что их счастье может в любую секунду разрушиться.

— Я не смогу жить, если потеряю уважение и любовь Тошана, — призналась она. — Мне самой стоило больших усилий смириться с его неверностью.

«Овид мне очень нравился, — подумала она. — К счастью, мы не пересекались с ним в последние два года. Должно быть, он покинул наши места. Тошану лучше никогда не знать о моей мимолетной страсти к этому мужчине».

— Ты вроде проголодалась, а сама ничего не ешь, — заметила Мадлен. — Успокойся, я больше не буду упоминать имени месье Лафлера. Хотя мне это будет непросто, поскольку этот человек всегда защищал наш народ и очень много сделал для детей монтанье, живущих вокруг озера Сен-Жан.

Эрмин взяла ломтик хлеба и кусочек шоколада, на ее красивых губах играла рассеянная улыбка.

— Он был бы тебе хорошим супругом, — ласково сказала та. — Ты решила хранить целомудрие, но ты всегда можешь отказаться от обета безбрачия!

— Мин, перестань! Овид Лафлер никогда мною не интересовался, видел только тебя, и ты об этом прекрасно знаешь. И если бы я решила снова выйти замуж, то уж точно не за мужчину, влюбленного в другую женщину.

— Я пошутила!

— Я так и поняла. Думаю, ты бы сильно расстроилась, если бы я ушла от тебя к мужу.

Они обменялись понимающими улыбками и принялись за печенье. Это могла бы быть обычная поездка с радостным предвкушением встречи с детьми, Лорой, Жослином и Мирей. Но Эрмин, как и Мадлен, знала, что по прибытии в Роберваль ее ждут печать и уныние.

— Ты можешь себе представить? — вздохнула молодая певица. — Мамин дом сгорел! Все уничтожено. Я стараюсь меньше об этом думать, но в том роскошном доме хранились наши воспоминания, многие дорогие мне вещи, альбомы с фотографиями, рисунки Лоранс, игрушки, которые я берегла для Констана… Не говоря уже об одежде и книгах. Мукки с близняшками нечего надеть. Придется все покупать заново. Хорошо, что у меня есть кое-какие сбережения в Робервале, в Национальном Банке Канады.

— Наверняка осталось много одежды в вашем доме на берегу Перибонки, — заверила ее Мадлен.

— Надеюсь, мы сможем провести там все лето, как планировали. Шарлотта с Людвигом, наверное, уже на месте, ведь ей скоро рожать. Я обещала присутствовать при родах. И мне не терпится обнять их малышку Адель. Я так люблю наш дом в глубине леса, вдали от всех!