Записки узника: затерянный остров - Рина Кейт Страница 12

Как только Нароми вошла, я тут же забросал её вопросами о Кеикилани. Бедная женщина с трудом меня понимала, тяжело вздыхала и неодобрительно качала головой. Единственное, что она сказала, что с Кеикилани всё хорошо, но она не хочет меня видеть.

Я уговорил Нароми передать девушке, что я очень сожалею о своих словах, что хочу с ней поговорить и всё объяснить. Что нельзя из-за одной ссоры разрывать все отношения. Нужно уметь разговаривать. Я был не прав и очень хочу извиниться. Но Нароми не поняла и трети из моих слов, пришлось просить передать хотя бы извинения и просьбу поговорить.

23 августа

Пришла Нароми, хмурая и встревоженная. Если я правильно её понял, то Кеикилани не хочет ни о чём со мной говорить. Ещё женщина обвинила меня в том, что из-за меня её дочь плачет. Я готов был на стену пещеры лезть. Что же я натворил! Как мне исправить это? Как поговорить с Кеикилани?

Я стал умолять Нароми отвести меня к дочери. Но туземка лишь отрицательно качала головой.

Я не могу потерять Кеикилани! Я должен с ней поговорить! Должен объяснить, что иногда у людей случаются минуты слабости, и они говорят не то, что думают. Бывает, страх берёт верх, и ты не можешь ему сопротивляться. Да, я хотел бежать, забрав лишь Кеикилани и, может, её мать. Ещё раньше я хотел бежать сам. И если быть честным до конца, то при возможности я бы сбежал. Но то было давно, людям свойственно менять взгляды и мнение.

Также людям свойственно ссориться, и это не значит, что чувства мгновенно уходят или их и не было. Просто мы все разные, это нормально, что в какой-то момент мы можем по-разному смотреть на вещи. И совершенно нормально быть не в настроении, и нечаянно сорваться и сказать что-то не то.

«… даже в плохом настроении стараешься не обидеть! Хочешь защитить!»

Эти слова предстали перед моими глазами, как будто были выжжены в воздухе. И ведь это я сам сказал Кеикилани. Это мои слова. Бедная девочка, это ведь наверняка впервые в её жизни: сначала такое признание, а потом полное противоречие сказанному. Да, я ведь и про смелость тоже говорил. Осёл! Какой же я осёл!!!

Как же я хотел поговорить с ней! Как сильно я хотел её увидеть! Объяснить, раскаяться. Обнять!!!

Моя прекрасная Кеикилани…

27 августа

Несколько дней не хотелось писать. Я многое перепробовал. Снова уговаривал Нароми отвести меня к Кеикилани. Просил уговорить девушку прийти ко мне. Уговаривал, умолял, чуть ли не кричал от отчаяния. Всё впустую.

Потом пытался уговорить себя, что так будет лучше. Если Кеикилани не может простить мне такой пустяк (ну почти пустяк), то что же было бы дальше?

Потом я злился на девушку. Злился на себя, на проклятый остров и не менее проклятый океан.

Я сходил с ума. Не мог ни есть, ни пить. Аппетита нет до сих пор. Мне кажется, что стены пещеры сжимаются и что я уже никогда отсюда не выберусь.

Может, даже будет лучше, если меня принесут в жертву. Этакий иноземный дар божеству. Жить в заточении немыслимо, я больше не могу это выносить. И выносить дни без Кеикилани не могу тем более. Поэтому уж лучше жертвоприношение. Но в жертву хотят принести и Кеикилани! Ни за что! Я не позволю!

И тут у меня зародилась одна мысль. Я стал терпеливо ждать приход Нароми.

1 сентября

Я ждал Нароми, 4 дня ждал, но она не пришла. Наверное, мои раны больше не требовали обработки. Чёрт! Почему эта мысль не пришла мне раньше? Я решил рассказать Нароми, что её дочь хотят принести в жертву. Если она это узнает, то наверняка что-то предпримет или отведёт меня к Кеикилани. Во всяком случае я на это очень надеялся. Но как назло, когда додумался до этого, Нароми решила ко мне больше не приходить.

Что мне делать? Как спасти свою прекрасную туземку?

И тогда я увидел её! Нет, к сожалению, не Кеикилани, но её мать. Она прошла мимо моей пещеры, но я стал кричать, звать её. И лишь когда я в отчаянии прокричал, что Кеикилани принесут в жертву Солею, женщина подбежала ко мне.

— Что ты сказал? — страх, даже скорее ужас, был в глазах и голосе Нароми.

— Кеикилани слышала разговор отца и шамана, — я изо всех сил старался вспоминать слова, чтобы правильно донести до туземки весь ужасный смысл. — Шаман убедил вождя, что я и Кеикилани опасны, и нас надо принести в дар Солею, просить прощения.

Я ещё много чего хотел сказать по этому поводу, но проклятый скудный лексикон! Да и волнение захлёстывало меня, мешая вспомнить слова на языке племени.

Нароми несколько минут стояла, молча глядя на меня. Потом внезапно развернулась и резко ушла прочь. Я остался в полной растерянности, даже неуверенный, поняла ли меня эта женщина.

По приготовлениям туземцев я понял, что сегодня Полная луна. Чёрт!

(В последнее время я заметил, что стал много ругаться, и даже в письме появилась грубость. Что ж, можно оправдать себя ужасной жизнью на затерянном острове, где творятся немыслимые вещи. Но нужно уметь признавать очевидное — я скатился, растерял обычный лоск, которым окружал себя в цивилизованном обществе. Значит ли это, что я такой же дикарь, как они, все эти племена с их божествами и варварскими жертвоприношениями? Правильно Кеикилани не хочет меня больше видеть, я противен даже сам себе!)

Сижу, смотрю на написанное… Зачем я это написал? Может, и правда схожу с ума? Или уже сошёл и всё это предсмертная агония или я в раю? Какой рай?! Вот теперь я точно схожу с ума!

Да, видимо, приближение ритуала сводит с ума. Я вижу, как туземцы готовятся, как неумолимо приближается час смерти любимой девушки, да и моей собственной смерти. А ещё, скорее всего, Нароми. Вот невольно и задумался о ругательствах, этике, цивилизованном обществе. Это помогло, немного отрезвило ум.

Но что же мне делать? Как помочь Кеикилани? Как спасти нас всех?

***

Я сижу сейчас и пытаюсь записать то, что произошло. А это всё труднее и труднее.

Итак, окончательно стемнело, до полуночи совсем немного времени,