Враг мой - дневной свет (СИ) - Лисина Страница 15

class="p1">Смутные воспоминания подсказали ему, что выбраться наружу из его спальни можно только через окно, под которым проходит довольно широкий карниз, неизвестно зачем пристроенный когда-то дедом. Мать, правда, говорила, что благодаря разным пилястрочкам, балкончикам, и этому карнизу, дом смотрится великолепно, постоянно привлекая внимание проезжающих. Красив их дом или нет, ему было начихать, а вот карниз оказался кстати. Ну не мог он представить себе, как тащится по лестнице вниз, а потом еще (в темноте!) шарит по холлу и гостиной в поисках входной двери, ключа от которой у него нет, и быть не может.

В азарте он оглянулся на свою дверь, крепко запертую от вторжения. Если он не позовет, мать ни за что по собственной воле не поднимется к нему — это стало ясно, когда она в нетерпении переминалась с ноги на ногу и поглядывала на часы в свой последний визит. Не исключено, конечно, что ей просто хотелось узнать, чем сегодня будут заниматься два обаятельных хирурга из ее любимого сериала, но Дмитрий не очень-то в это верил. Последние две-три недели мать явно манкировала своими обязанностями, и, словно школьница, стремилась сбежать, едва его внимание к ней ослабнет. Бог с ней. Ему сейчас не до нее. Пусть мечтает у телевизора или читает Конан Дойла, свернувшись в кресле и жуя сухофрукты, не глядя, выуживая их из вазочки.

Определить на глаз расстояние до соседского коттеджа он, естественно, не сумел, но зато решилась вторая часть задачи: как выйти из своего дома и войти к Юле незамеченным. Когда на улице ночь, плотная тень, отбрасываемая деревьями, делает их сады, соприкасающиеся низенькими заборчиками, совершенно черными, а что еще может послужить его цели, если не темнота. И окно Юля держит всегда открытым, благо, еще лето, и до сезона дождей как минимум недели две. И если задуматься, рассчитывать расстояние и время, требуемое на его преодоление, не так уж важно. Важна темнота и тайна.

Во рту снова возникла противная сухость, но просить мать принести ему воды Дмитрий не стал. Погасив маленький абажур, заменявший ему солнце, он, весь напрягшись, и проводя по иссушенным губам жестким языком, полез на подоконник. Физическими упражнениями он не занимался: мать, вопреки настойчивым указаниям врача, оберегала его от любого перенапряжения, порой, не разрешая ему даже брать у нее поднос с едой. Задыхаясь, Дмитрий смотрел вниз на бетонный обод, служивший карнизом, и проклинал накатившую дурноту. Руки дрожали, как у немощного старца. Вот еще проблема! Он с трудом вполз обратно, так и не решившись дотянуться одной ногой до карниза и отпуститься от подоконника. Сердце долбилось о грудную клетку, пот катился крупными каплями по обоим вискам. Господи, в кого он превратился, сидя без движения, без элементарных упражнений на дыхание или силу! Придется теперь как-то выкручиваться.

Он перевел взгляд с заветного окна на часы и ахнул вслух. Неужели он провозился так долго?! У героев его любимых книг и фильмов на подобные упражнения не уходило и четверти минуты. Они просто, ловко опираясь на ладонь одной руки, переносили тяжесть тела через подоконник и приземлялись по ту сторону преграды, успевая оглядеться и выхватить оружие. А он? Да его тут же и пристрелил бы…Ну, ничего, как-нибудь он эту проблему все же решит, благо, времени достаточно.

========== Часть 12 ==========

12.

Шелковистая шапка кудрей, переливающихся каштановым водопадом, наконец, улеглась подобающим образом. Теперь она была полностью готова. От «Женщины в розовом», подаренных Анатолием на их первый юбилей — целый месяц знакомства — кружилась голова. Наконец-то глаза сияли под загнутыми ресницами, а губы соблазнительно кривились в улыбке. Настоящее свидание! Впервые за много лет настоящее свидание с мужчиной, которого она любит, и впервые не опасается за его жизнь. Она уверена, что ее приготовления останутся незамеченными. С Димой, о чудо, произошла какая-то неописуемая, не поддающаяся логике, перемена. Раньше от малейшего шороха с ее стороны он настораживался и принимался истошно кричать, звать ее, чтобы убедиться: непривычный звук был вызван вполне безобидной причиной, и мама на месте, такая же, как всегда, измученная, в фартучке, со стянутыми в узел непокорными волосами. А еще — напуганная до полусмерти и постаревшая так, что никому и в голову не придет дать ей тридцать лет и пригласить на ужин.

Ей тридцать один. Когда она сказала об этом Анатолию, он улыбнулся, заметив:

— Врать-то. Это мне тридцать один, а тебе…, ну, — он закатил глаза, притворно задумываясь. Но она перепугалась, что сейчас он вдруг скажет: «А тебе, бабуля, лет сорок пять, а я просто люблю зрелых женщин: они до секса жадные!» Поэтому, когда он выдал: — Ну, лет двадцать пять — двадцать семь, может быть, — она слегка пискнула и как-то неестественно вздохнула.

— Галя?! — рассмеялся он. — Что это еще за истерика?

— Я думала…, - она вдруг осеклась, вовремя осознав, что мужчине не стоит слышать, что приходит в голову одинокой женщине. — Нет, ничего.

— Ты сегодня выглядишь так, словно собираешься сказать мне что-то важное. Не торопись, если так, потому что от твоей красоты я еще не пришел в себя.

Она легонько прижалась к его груди и покачала головой:

— Ничего важного или ничего такого, чего ты не знаешь.

— Галя, ты только не плачь. Я хочу, чтобы твои глазки оставались весь вечер накрашены.

— Ох, вряд ли они продержатся так долго.

— Сделаю все возможное.

Объятия. Целый мир из объятий, смеха, поцелуев. Танцы в мистическом, колеблющемся свете кафе. Шелк, розовый, как утро в августе, щекочет обнаженные бедра; даже платье включилось в эту томную, обольстительную игру, старую, как мир, и вечную, как Вселенная. Космос чувств. Какая глупость лезет в голову; хорошо, что люди не читают мыслей друг друга. Темнота такси, мчащийся город, спальня…

Галина вздрогнула всем телом и тут же схватилась за сердце, затрясшееся в панике. Время! Сколько времени она здесь?! Анатолий спал, ровно дыша; безупречное тело, небрежно прикрытое белой рубашкой, отдыхало, погруженное в сон, ничем не потревоженное. Ей пришлось самостоятельно приводить себя в чувства. Вдох-выдох, вдох-выдох, сжать ладони в кулаки, напрячься-расслабиться, еще раз, еще, еще…

Медленно она повернула голову к стоящим в изголовье часам. Хвала Господу, еще только пять!

«Хорошо, что еще только пять!» — тяжело переводя дыхание, подумал Дмитрий. Нога, измученная непривычными нагрузками, не гнулась, зацепившись стопой за оконный блок.

— Давай же! — захрипел он, отчаянно хватая безжизненную конечность. Давай! — пот лился градом, дыхания не хватало. Черт его дернул весь день карабкаться по окну, уподобившись макаке. Как же он устал!