Невезение. Сентиментальная повесть - Виталий Авраамович Бронштейн Страница 17

Вот и представьте себе рядового продавца, с зарплатой примерно 200 рублей в месяц, работающего с такими яствами и не имеющего возможность их купить. А ведь любому хочется побаловать свою семью…

Здесь у каждого продавца своя клиентура. Заходит клиент, краткая перестрелка глазами со своим продавцом, затем отходит в сторонку и тихо, безропотно ожидает. Минут через 5 — 10 продавец удаляется в подсобку, затем выходит с аккуратно упакованным свертком, называет цифру — 25 или 30, моментально получает требуемую сумму, затем счастливый покупатель кратко благодарит его и стремительно удаляется. На основании собственных наблюдений могу утверждать, что еще ни разу ни один такой покупатель не додумался прямо в магазине развернуть свой пакет и проверить на контрольных весах содержимое. Здорово, правда: жизнь на доверии, как при коммунизме… Или благодарность за дефицит надежно застилает любые глаза?

Вот и удаляется наш счастливец, гадая по дороге: что же там, в тяжелющем заветном пакете? Чем на этот раз осчастливит он своих близких? Радостное предвкушение немыслимых яств — неотъемлемая составная часть великого наслаждения рядовых граждан в ходе гонки за дефицитом. А уже дома, развертывая пакет и разыгрывая перед ближними матерого добытчика, вернувшегося с удачной охоты, он понимает, что на каждом таком пакете продавец кладет в свой карман не меньше пяти рублей. Так что уровень жизни наших магазинных девчат, пожалуй, повыше многих доцентов с приличным стажем работы в родном институте.

***

Если говорить честно, обилие этой жратвы меня не слишком радует. Наверное, что-то во мне после заключения обломалось. Пресно и пусто. Я прихожу после работы домой и пытаюсь заставить бабу Нюру что-нибудь съесть. Рассказываю, как прошел день. Просто сижу рядом. Она больше молчит. Иногда на ее грубом лице появляются слезы. Я ухожу в свою комнату, сажусь за стол и включаю массивную настольную лампу. Если отпустить тяжелый бронзовый рычаг и направить абажур прямо вниз, то четко очерченный луч яркого света падает на небольшой участок поверхности стола. Интересно, сколько ему лет? На вид стол очень старый. На крышке затейливые мозаичные узоры. Их можно долго рассматривать и ни о чем не думать. Это же надо: так искусно работать с деревом, чтобы его разные породы создавали такую дивную игру глухих цветовых полутонов. В какой-то момент перестаешь слышать тяжелое дыхание хозяйки квартиры и далекий уличный шум за окнами, начинаешь как бы сливаться с этим столом, которому 50, 100 или 200 лет, и неуклонно летишь в глубокую пустоту, где нет ничего: ни школы, в которой прошли мои лучшие годы, ни лагеря и тюрьмы, ни магазина и соседки Евгении…

И кажется, что куда-то исчез мрачный портрет над неуклюжим секретером, с которого уже не один месяц вглядываются в меня из темноты, постепенно теряя свой блеск, насмешливые глаза мужчины средних лет. Возможно, единственного на свете, знающего, как мне быть дальше, как жить и с кем, чтобы суметь найти себя и выбраться из этой пустоты. Глаза моего покойного отца.

Я быстро прихожу в себя. Какая чушь! Разве я, сегодняшний, чем-то хуже того, который ежегодно первого сентября привычно стоял перед выстроившейся школой и призывал детей к знаниям и добру, и громко звучал оркестр, и верзила-выпускник с малюткой-первоклашкой на плече обходил строй учеников, и сладостно звучал Первый звонок, всегда нежданный и окрыляющий?!

Конечно, меня вывели из игры достаточно грубо и жестко. Но ведь должен же был кто-то за гибель детей отвечать! И что, они совсем дураки — брать эту ношу на себя, мои бывшие владыки?

Я избегаю встречаться со своими бывшими знакомыми. Почему? Чего стыжусь? Ну, так сложилось, что еще можно сказать… Надо, в конце концов, взять себя в руки — к черту мою нынешнюю ущербность! Я человек? — Человек! Гражданин? — Безусловно! Ну, работаю не по специальности, но ведь работаю же! Разве не у меня гудит тело и ноют мышцы от перетаскивания тонн тяжестей после каждой смены? Так что, я до сих пор не имею права смотреть людям прямо в глаза?

Собственно, не стоит лишний раз себя обманывать. В основе моей нынешней неполноценности нечто другое. Как же: преуспевающий директор одной из лучших школ района и вдруг — грузчик продмага… Хотя и сливать керосин вроде бы рановато — еще не вечер! Оглядимся — опомнимся, а там посмотрим…

Гл. 10

Сегодня утром Зоя Никифоровна тяжело выплыла из своего кабинета и всех предупредила, чтобы навели порядок — на обеденном перерыве состоится собрание по подведению итогов социалистического соревнования и взятию новых повышенных обязательств. Будут высокие гости. На входной двери вывесили табличку «Сандень» и принялись за дело. К одиннадцати часам явилась вторая смена и сходу активно включилась в уборку. Мыли окна и прилавки, уборщица так надраила полы, что даже не верилось в возможность такого превращения. В морозильной камере, несколько раз ломавшейся за последнее время, вдруг обнаружилось три ящика с утками, которые пролежали там столько, что приобрели совершенно непригодный для приготовления пищи вид: они даже покрылись непонятного происхождения серовато-зеленой слизью. Валя-маленькая переглянулась с заведующей и за короткое время совершила маленькое чудо. Сначала она разморозила их, затем промыла каждую теплой водой с уксусом и марганцем, подчистила их кое-где ножом и снова бросила в морозильник. Уже через час бедную птицу было просто невозможно узнать. Ее, наскоро замороженную, в белоснежном колючем инее можно было хоть сейчас отправлять на прилавок и заслуженно выслушивать искренние благодарности покупателей. В моем магазине умели бережно обращаться с продуктами.

К обеду появились гости — заведующий отделом торговли горисполкома, высокий мужчина с округлым начальническим брюшком, и стройная дама приятной наружности, как после узнал Василий Иванович, директор гастронома — собрата по соревнованию. Ее лицо почему-то показалось знакомым. Расположились все в тесноте, но не в обиде — в кабинете Зои Никифоровны. Информацию заведующего отделом торговли о том, что в соревновании победил коллектив магазина — соперника, выслушали довольно равнодушно. Зоя Никифоровна вяло жаловалась на плохую работу мастеров — холодильщиков. Камера часто выходит из строя, продукты портятся и приходится их списывать. Качество молочных продуктов оставляет желать лучшего, нормативы усушки и утряски пищевых продуктов явно устарели, бухгалтерия не пропускает начислений зарплаты за сверхурочные. В общем, непорядок. Заведующий отделом исправно делал записи в дорогом красивом блокноте, с особым шиком пользуясь золотым импортным пером. Василий Иванович внимательно рассматривал гостью. Несколько раз их