Людмила Бояджиева - Портрет в сандаловой рамке Страница 17

Мишель молчал, сжав ладонями голову: — Я не могу бросить ее.

— Тебя что, учить надо? Учить, как от опасных связей отделываться?

— Это не связь. Это моя жизнь.

— Тогда иди и застрелись. Потому что такой разведчик гроша ломанного не стоит. Тебе напомнить, кто она? Н-е-м-ка!

— Она наша! Целиком наша! Головой отвечаю!

— Идиот! «Ваша» она в постели. И это, уж извини, во вторую очередь. А в первую и по существу — враг! Враг номер один! И никаких «но»!

— Косых заметался по комнате, расшвыривая вазочки, кружевные салфетки, статуэтки. — Как здесь душу-то уберечь! Мешают. Сопляки влюбленные и дело изгадят и тебя в кровище вымажут, не отмоешься… Не стану я тебе, капитан, мораль читать про то, что важнее — женщина или Родина. Сам сообрази.

— Я спрячу ее.

— Не-ет, дорогой! Ее спрячем мы. Тебе не надо знать, где будет скрываться эта женщина. Это не дружеский совет. Это приказ.

Прошла неделя, а на Жуже ничего не изменилось. Те же негры, но на других креслах, смотрели футбол по телевизору, распивая пиво. Араб с лотком «драгоценностей» предлагал крупной, жилистой даме с мужской стрижкой крупную нить кораллов, подставляя зеркальце. Черные глаза смотрели на покупательницу с трудно выразимым восторгом: — Ой, королева, красавица, одалиска! Вы еще бирюзу примерьте! Постойте… Куда делась бирюза, что чернявая девчонка примеряла и пошла подружке показывать? Ну и осел ты, Ахмет! — он сильно ударил себя ладонью по лбу. — Такой доверчивый стал! Сплошные убытки.

— Одно ворье вокруг, — согласилась толстуха, наблюдавшая от своего прилавка эту сцену. — Работать стало не возможно. Вчера Леду с лебедем стащили! Килограммов шесть. Муранское стекло!.

Обойдя навязчивого араба, Вера подошла к продавщице: — Добрый день, мадам Переньи.

— Добрый! Я вас узнала. В прошлое воскресенье мы беседовали под дождем. Знаете, я ведь специально берегу для вас это старинный валлийский лубок. Смотрите, какие синие лебеди и зеленые русалки! Красотища сказочная! — представила она деревяшку, разрисованную в стиле российских лебединых ковриков.

— Спасибо. Но меня интересует портрет… — Вера огляделась, ища глазами овальную рамку. — В сандаловой рамке. Помните?

— Его купили. В тот же вечер. Мсье солидный такой очень заинтересовался рамкой. Я же говорила — уникальная резьба. Не огорчайтесь, милая, я обязательно подберу для вас что-нибудь подобное. Вы ведь пока не собираетесь уезжать? Я могла бы позвонить вам, как только появится интересная вещица… Оставьте свой номер, мадмуазель!

Да куда же вы!.. Вот припустилась.

— А ты проверь, все ли на месте, — посоветовал толстухе араб.

…К вечеру, разумеется, пошел дождь. Вылезать из квартиры вовсе не хотелось. Но обещание, данное дочери, погнало Веру в кафе, расположенное за углом. Она заказала томатный суп и не без удовольствия наполняла густой пряной жидкостью поднывавший желудок. По окнам кафе бежали струйки, мокрый асфальт отражал огни витрин. Парочка мимов, певших на Жуже о Венском лесе, стояли под навесом обувного магазина в прозрачных целлофановых плащах — как куклы в упаковке, споря о приглянувшейся паре обуви. Они еще не сняли грим и, видимо, не завершили рабочий день, но погода требовала сухой обуви. Люди под зонтами торопливо шли мимо, кто-то выбегал из дверей магазинов прямо к собственным авто и спешил удалялся в теплые, полные семейного уюта дома. Зябко кутаясь в вязаную шаль, Вера остро ощущала сырость, неустроенность, собственное одиночество. Может, и впрямь — все это чушь. Расписать стену по-быстрому и рвануть в Москву под надежный бок Феликса?

— Извините, такой ливень. Придется переждать за чашечкой кофе. Позволите? — к ней, не дождавшись разрешения, подсел мужчина с большой дымящейся чашкой, распространявшей приятный кофейный аромат. У «донжуана», как она прозвала незнакомца на озере Женваль, темнел под глазом приличный синяк.

— А, это опять вы, любитель рыжиков и приключений. Что это там под глазом? Дрались? — Вера отлично помнила, как схватился донжуан с «кожаным».

— Ненавижу ублюдков! Черт знает, откуда это у меня — как услышу немецкий марш — кулаки чешутся. А ведь в Германии частенько бываю и друзей хороших имею. Прекрасных, уверяю вас, людей! А тут — завелся как мальчишка. Вломил пацану по крупному. Ну и меня, чертяки озверелые, задели…

— Полагаю, отвели душу, размялись. Драки я, увы, не застала.

— А вот я вас — застал. Новая встреча нам новом месте. Спроста ли, а?

— Разумеется, нет. Вы намерены поведать мне очередной ресторанный анекдот. Только из меня плохая слушательница. Извините, мне хочется побыть одной.

— Понял, открываю карты — дело не в дожде, и не в случайной встрече. Дело в вас. Только не уходите! — торопливо выпалил он. — Я заметил, как вы смотрели на портрет. Там, на рынке. Женское лицо в сандаловой рамке.

— Смотрела. Интересное лицо, — Вера насторожилась, точно услышала тайный пароль.

— И дикая роза в волосах… Белая с глянцевыми бутонами… Мишель Тисо сфотографировал Анну Грас в лесу. Вас притягивал портрет. Да и понятно: ведь вы смотрели в зеркало…

— Откуда… Откуда вы все это взяли?… Кто вы?

— Охотник за необычными впечатлениями.

— Я ем горячий томатный суп. Так велела моя дочь. У меня гастрит, сегодня я плохо спала и выгляжу безобразно. Это вы называете интересными впечатлениями? — Вера пыталась скрыть охватившее е волнение.

— Отнюдь. Несколько забавных фактов: — Первое — мы сограждане. Я русский. Второе: — Я тоже, знаете ли, отчасти сочинитель или… как вы это сформулировали — «зачарованный странник».

— Понятно, были у гадалки на Рю Вермель. Узнаю ее терминологию. Что вам от меня надо?

— Я знаю, что Персела Самандрос отдала вам некие письма.

— Интересуетесь письмами Анны? Вот что, господин «зачарованный», давайте начистоту: на кого вы работаете? Ведь если вы россиянин и гоняетесь за необычными, как изволили выразиться, впечатлениями, значит, за эти впечатления хорошо платят. Я знаю одного такого «охотника».

— Согласен с ходом мысли. За нужную информацию платят. Покоем, совестью, иногда жизнью.

— Что вы имеете в виду? — Вера давно забыла про суп. А сердце стучало так, что его удары мог услышать странный собеседник. Что-то надвигалось — что-то чрезвычайно важное.

— Декабрь 1944 года. Анна и Мишель… Вы думаете, они догадывались, чем все это кончится? — спросил мужчина, не пытаясь больше отшучиваться.

— Я не совсем понимаю…

Мужчина достал из сумки фотоаппарат.

— «Лейка» 1943 года выпуска. Приобрел в антикварном магазине. Отличная немецкая камера, с него скопировали наш незабываемый «Зоркий». Уверены, что этот предмет вам ни о чем не говорит?