Людмила Бояджиева - Портрет в сандаловой рамке Страница 16

У него было много влиятельных клиентов и он частенько уезжал куда-то со своим новеньким фотоаппаратом. Уезжал, не предупредив Анну. Она ждала, обмирая от мысли, что однажды так и не дождется его.

А он, играя со смертью, упорно думал о домике с огородом в одной очень справедливой и очень счастливой стране с молоткастым серпастым гербом… Знал ли он правду о своей родине? Верил ли в магическую власть Сталина? Трудно сказать. Не сомневаюсь только, этот человек должен был верить в счастливое будущее своей земли с ее домиками, яблонями, луком и укропом. И твердо знал, что будет сражаться за это будущее до последнего вздоха. А еще он знал, что товарищи по оружию не предадут его.

Резидент советской разведки в Бельгии Жако Буссен занимал респектабельную квартиру, соответствующую положению преуспевающего фабриканта. Стол, накрытый на две персоны, изобиловал деликатесами, из патефона доносился приятный французский шансон. А милые безделушки свидетельствовали о том, что холостяку свойственны гедонистические настроения.

Теплым августовским днем 1944 года Николай Гаврилович Косых, изображающий по легенде бельгийского бизнесмена Жако Буссена, обедал с Мишелем Тисо — Михаилом Кирилловичем Левашовым.

— Ну что не говори, Миш, гадость это их эскарго. Улитка она улитка и есть — только чеснок зря переводят. Дурацкая вообще заморочка — хлопот полон рот — а еды пшик — козявка засушенная, он выковырнул из раковины специальной вилочкой темную закорючку и с удовольствием отправил ее в рот. — Великое дело — убежденность. Столько лет живу по легенде — совсем, как видишь, обуржуазился. Жако Буссен — хозяин крупной пищебумажной фирмы: квартирка по чину, обеды для приятеля-фотографа из отличного ресторана заказываю, прислуга имеется. Крикни мне в спину: — Товарищ полковник! — не обернусь. А в душе — Колька Косой. Меня так в разветотделе прозвали.

Отбросив маску весельчака, он уставился на гостя тяжелым взглядом. — В душе, говорю. А где она — душа?

— Древние утверждали, что в основании черепа у каждого из нас находится некая туго скрученная спираль — совестливая, как Святой Дух и мудрая, как змея. Она-то и определяет все — кто ты, зачем, с кем и как… Вроде категорического императива Канта. Нравственный кодекс и все, что к нему прилагается, — пространно объяснил Михаил, не торопясь переходить на территорию опасных откровений.

— А вот научные изыскания эти мистические теории опровергают… С точки зрения материализма. Магнитное поле есть, электрическое — есть! Селезенки, печенки всякие — никто не спорит, имеются. А души-то, говорят, и нет — вот какое дело, Михайло! А если она есть — душа эта мудреная, то каково ей с Колькой Косым уживаться? Не уживется… Либо Колька, либо душа… А поскольку я вот тут перед тобой в материальном воплощении предстаю, то о душе и поминать не стоит. — Он явно направлял разговор в заранее подготовленное русло.

Михаил упорно продолжал беседу в шутливом тоне: — Пахнет эскарго, не скрою, приятно. Но я уж лучше, Николай Гаврилович, по ветчинке ударю. И стопочку — имею право? Имею я право выпить, товарищ начальник?

— Ты сегодня, считай, именинник Михаил Кириллович. Поздравление из центра с удачным осуществлением операции — дело серьезное. Твои сведения здорово помогли армии, капитан.

— Я ведь тоже в свою шкуру изрядно вжился — ночью разбуди — бельгиец Мишель Тисо и по-русски ни бум-бум. А вот сижу здесь с вами, мсье Жако Буссеном — французом, нацистом по убеждению, и шпарю на родном, да еще и начальником своим, Николаем Гавриловичем Косых прямо так запросто величаю. Сам черт ногу сломает. Театр, право, театр!

— Отличный ты профи, Михаил. Артист по рождению, борец по призванию. Ценят тебя наши товарищи. Могли бы, думаю, и к награде представить. Только вот одна заковырка имеется. Противная такая заковырочка. Думал я думал… И, честное слово, не знаю, что делать. Ну, за тебя! — Косых осушил рюмку.

— Выкладывайте свою заковырочку, товарищ полковник, — Михаил вздохнул, понимая, то оттягивать то, ради чего его пригласил на обед резидент, больше нельзя. — Спасибо, пока курением не увлекся. — Он отклонил предложенную сигарету.

— Рассуди сам, — Николай Гаврилович закурил. — Все мы живые люди. У всех нас — длительно командированных, были подруги на местах, жены даже. В мирной стране — разведчику мирное житье — шпионь себе на здоровье. Но сейчас — время военное. У меня, холостяка по легенде, не скрою, имеются связи. И сплетен, как и полагается для удачливого жизнелюба, уйма — то певичка, то модистка, то француженка, то венгерка. Но ничего же серьезного — сплошной водевиль и отдохновение телес. А ты что творишь? Ты ж не мужской репутацией, не карьерой рискуешь, ты в тылу врага свой смертельный трюк показываешь.

— Вы про Анну, Николай Гаврилович. Она человек полностью надежный и в мои дела не посвящена. А у меня пока что — тьфу-тьфу — у меня все чисто. Фотомастер Тисо вне подозрений.

— А недавний инцидент в ресторане на озере? Повел подружку нашему связному показывать? Не удержался? А там ее бывший хахаль Вернер гуляет — как тебе известно, офицер штабист. Поль наш — мальчишка, вдобавок больной, едва не погорел от твоего ухарства… Ему же никак светиться нельзя. Страшно подумать, чем это все могло бы кончиться.

— Вернер к Анне отношения не имеет. Случайный знакомый. Он после ранения в госпитале подлечивался. Там Анна больных с карценомой вела. Он и приударил за хорошенькой девушкой.

— Михаил Кириллович, эх, Михаил Кириллович! То, что сейчас слышу от вас — высшая степень недопустимой, преступной беспечности! Да не бывает у разведчиков случайных знакомых. И случайных инцидентов в конспиративном ресторанчике не бывает! Тем более, если твоя девушка — немка!

— Но не фашистка! — Михаил решил идти до конца. — Вообще я вот что думаю… Я ведь и по легенде и по истине — холостяк. Засиделся. Пора жениться.

— Что!? Да ты хоть сам соображаешь, что такое говоришь? — Николай Гаврилович вскочил от возмущения. — Вот так капитан! Вот так конспиратор! Пригреть под боком врага! В военное время! Уму не постижимо, на что ты рассчитываешь?! — Косых сел, стараясь взять себя в руки: — Ладно, я постараюсь замять это дело. Ну, приударил за бабешкой, чего не бывает. Но только уж, Михаил Кириллович, будьте любезны, чтобы духу ее больше не было! В 24 часа! — Кулак саданул по столу. — По совести, мне тебя от дела отстранить надо. Так ведь люди все на перечет! На Михаиле Левашове, по существу, вся здешняя разведсеть держится.

Мишель молчал, сжав ладонями голову: — Я не могу бросить ее.