Елена Арсеньева - В пылу любовного угара Страница 2

* * *

– Откуда она тут взялась? Нет, объясните, откуда она тут взялась?!

– Mein Gott, угомонитесь, фон Шубенбах, не кричите так. Ясно же, что она тут взялась из воды.

– Изволите шутить, обер-лейтенант? А между тем мне не до шуток. Откуда вдруг посреди реки взялась эта женщина?!

– Возможны следующие варианты, фон Шубенбах: а, бэ, цэ. Вариант «а»: фрейлейн – сирена, русалка, жительница подводных глубин, морских и речных, которая выглянула на поверхность, чтобы спеть нам свою чарующую песнь и увлечь на дно, где сама она обитает в роскошном дворце. Не приходилось читать в детстве сказки некоего Ганса-Христиана Андерсена? Ах, ну конечно нет. Я почему-то сразу так и подумал.

– Андерсен? Подозрительная фамилия. Он, наверное…

– Нет, успокойтесь, у господина Андерсена вполне арийское происхождение, он датчанин, потомок тех самых викингов, которые так милы сердцу нашего фюрера. К тому же сей господин отошел к праотцам более полувека назад.

– Тогда при чем он тут вообще?

– Всего лишь при том, что у него есть сказка об одной такой Nixe, русалке, которая настолько сильно влюбилась в некоего простоватого принца, что ради него рассталась со своим рыбьим хвостом и обрела две ножки – полагаю, столь же прелестные, как и у фрейлейн, которая так мило лежит на траве. И все же, думаю, мы видим не русалку. Сейчас объясню, почему именно я так думаю. В Париже, откуда я прибыл совсем недавно, – ах, какой город, фон Шубенбах, и какие там женщины! – частенько говорят: Nobless oblige, то есть положение обязывает. А потому русалка должна была явиться пред нами, попросту сказать, nu[2], а не в купальном костюме, как наша прелестная утопленница. Это все, что я хотел сказать о варианте «а». Теперь о варианте под литерой «бэ». Полагаю, именно он пришел вам в голову – судя по вашим прищуренным глазам, фон Шубенбах. Вы наверняка решили, что бесчувственная красотка – диверсантка с русской подводной лодки, которая, очевидно, лежит на дне реки. Фрейлейн всплыла на поверхность в надежде обворожить вас и с вашей помощью получить доступ к неким секретным документам, которыми вы как помощник главного военного следователя, конечно, располагаете. Сама по себе версия хороша, не спорю, однако, учитывая глубину сей речушки, особенно на отмелях, я не могу вообразить даже бочку, которая могла бы незаметно залечь на дно, не то что полноценную подводную лодку. Так что вариант «бэ» мы тоже можем считать несостоятельным. Остается версия «цэ», и ее я готов считать самой правдивой.

– И в чем она состоит?

– Да в том, что наша незнакомка заплыла сюда с той стороны пляжа, где расположились бравые ребята из гестапо. Определенно, она – подружка какого-нибудь обершарфюрера СС, неустанного борца против мифических подпольщиков.

– Почему вы называете их мифическими?

– Да потому, что они – как персонажи мифов: их никто не видел, но все о них знают и из уст в уста передают сказания об их «героических деяниях».

– Героических деяниях?! Советую вам быть поосторожней в выборе слов, обер-лейтенант Вернер!

– Да ладно вам, фон Шубенбах, я употребил это слово исключительно в кавычках.

– Вот как? Хм… Смотрите, вы здесь на фронте, а не в Париже или Берлине, под крылышком папеньки-фабриканта. Что же касается ваших пресловутых версий, то я, пожалуй, предпочел бы, чтобы данная особа оказалась не русалкой, а партизанкой. Мы отволокли бы ее в гестапо, и я наконец получил бы отпуск. Смотрите-ка, Вернер, у нее дрожат ресницы… Она приходит в себя! Откройте глаза, фрейлейн. Откройте глаза! Разве вы не понимаете, что я говорю?

…Лиза вздохнула, неохотно открыла глаза. Она лежала на травянистой полоске узкого островка, который находился посреди не слишком широкой и совсем не бурной реки. С некоторым усилием Лиза села и огляделась. Левый берег был высок, обрывист и покрыт аккуратными пеньками. Вдали, метров через сто, начинался довольно густой лес, и можно было предположить, что некоторое время назад он подходил к самой реке, а потом его вырубили. Теперь на берегу стояли несколько солдат в серо-зеленой форме, в касках, с автоматами и ручными пулеметами, направленными на лес. Под берегом притулилась лодка, в которой тоже сидели автоматчики.

Увидела она солдат и на противоположном берегу. Они стояли редкой цепью вдоль дороги, сквозившей за реденькой рощицей. Половина солдат в цепи была в серо-зеленых мундирах, половина – в черных. А между их цепью и водой резвились веселые компании полуодетых людей. Мужчины были в купальных трусах или плавках, женщины кое-кто в модных купальниках, а кое на ком Лиза увидела самые обычные майки, заправленные в обычные розовые или голубые трусы и для шику перехваченные ремешками. Ну что ж, в конце концов, они тут собрались не для спортивных состязаний, где требовалась форма, а чтобы развлечься. И развлекались самым непринужденным образом. Небольшая компания играла в волейбол; много народу плескалось в воде; кто-то лежал на разостланных полотенцах и загорал, благо солнце было ярким и жарким; несколько молодых людей старательно уткнулись в книжки, демонстративно не обращая внимания на визг и смех, которые раздавались из-за кустов (ведь некоторые из отдыхающих были уже навеселе и вели себя совершенно непринужденно с легко одетыми девицами). Слышались звуки гармоники, и приятный голос громко, хоть и несколько фальшиво, выводил:

Около казармы,У самых у ворот,Фонарь стоит высокий,Горит он круглый год.И мы с тобой, в любви горя,Стояли здесь, у фонаря.Моя Лили Марлен.Моя Лили Марлен…

По берегу туда-сюда сновал человек в серой форме с неуклюжей, громоздкой кинокамерой в руках. Он подбегал то к волейболистам, то к купальщикам, то заглядывал за кусты, откуда слышались дурашливые крики. Один раз в оператора полетела бутылка, и больше он в кусты не совался, целиком переключившись на волейболистов.

– Вы с таким любопытством озираетесь, как будто с луны на землю свалились! – засмеялся кто-то рядом. – Ну взгляните же наконец и на нас, грешных, все же мы в некотором роде ваши спасители!

Лиза повернула голову и наконец-то удостоила взглядом двух молодых людей, стоявших рядом.

Один из них – высоченный, плечистый, атлетического сложения блондин (вообще его вполне можно было назвать даже белобрысым с ярко-голубыми глазами). Его мускулистое тело было очень белокожим, и солнце уже оставило на нем следы. «Если не оденется, то запросто сгорит», – подумала Лиза и оглянулась на второго молодого человека.

Тот смотрелся не столь эффектно: и ростом пониже, и в плечах поуже, и волосы всего лишь темно-русые, и глаза самые обыкновенные серые. Однако в его глазах, устремленных на Лизу, светилось столько откровенного мужского интереса, что она невольно смутилась.