Поцелуй украдкой - Юрий Семенович Лановой Страница 22

«Мне надоело кормить негодяев», – сказал Владислав Григорьевич с чувством. – «Пусть лучше их кормит кто-то другой, но не я». Он не стал рассказывать дочери, что Торгово-промышленная палата превратилась в вотчину бывших высших партийных чинов и их родственников, которые государственные деньги использовали как оборотный капитал для личной наживы – Ольга знала об этом. Не такого результата ожидал Владислав Григорьевич, создавая крайне необходимую для краевого предпринимательства торговую площадку. Но еще более огорчали Владислава Григорьевича, как истинного патриота своей страны, события и перемены, происходившие после развала Советского Союза. Владислав Григорьевич был выходцем из семьи, в которой испокон веков радели за благо отечества и честно служили ему. Вспомним великого Грибоедова: «Служить делу, а не лицам!» Владислав Григорьевич не мог служить лицам!

Ольга видела, что отец расстроен происходящим в крае, да и вообще – в стране. Владислав Григорьевич считал, что Ельцин, развязав войну на Северном Кавказе, не понимал масштаба происходящей трагедии – сползания всей страны в гражданский межнациональный конфликт, – полная ответственность за которую лежала на политике властей, давно поджигавших этот фитиль с двух сторон. Отношения федерального центра с Северным Кавказом все более перерастали рамки серьезного регионального конфликта, превращаясь в центральную экзистенциальную проблему Российской Федерации. В кавказском узле сплелись все ошибки, провалы и преступления властей посткоммунистической России в сфере безопасности, экономики, национальной политики, федеративного устройства.

Выпив вторую рюмку и закусив лимоном, Владислав Григорьевич хотел продолжить высказывание своего мнения в отношении политики государства на Северном Кавказе, но Ольга вежливо прервала его, протянув бутерброд с икрой: «Папа, я прошу – съешь! Ты – после работы и устал». Пододвинув к отцу тарелочку с нарезанными фруктами, она спросила: «Я сделаю для тебя кофе?» «Да, спасибо, моя дорогая!» – ответил Владислав Григорьевич и добавил – «я все же хочу подытожить, чтобы ты знала». Ольга принесла кофе. Отпив глоток ароматного напитка, Владислав Григорьевич спросил дочь и, не дожидаясь ее ответа, продолжил: Ты знаешь, за что мы воюем в Чечне? За территориальную целостность России? За Чечню в составе России? Но территориальная целостность – это не выжженная земля без людей! Мы воюем, чтобы доказать чеченцам, что они являются гражданами России. Но при этом мы уничтожаем их города и села авиацией и системами залпового огня. Тем самым мы доказываем чеченцам как раз обратное тому, что провозглашаем, – мы доказываем им своим поведением, что они не являются гражданами России, что мы давно уже не считаем их гражданами России, а их города и села российскими. И убедительно доказываем это не только чеченцам, но и всем кавказцам.

Владислав Григорьевич замолк. Ольга поднялась со своего кресла, подошла к отцу, уселась к нему на колени и обняла за шею. Так они сидели вдвоем молча некоторое время. Ольга понимала, что все эти события негативно отражались на здоровье отца, и она очень беспокоилась за него. Она знала, что своими мыслями, своими проблемами отец мог поделиться только с ней, и никто, кроме нее, не позаботится о нем так искренне, как она.

Ольга сварила еще кофе, долила отцу, налила себе и вернулась в свое кресло. «Если я оставлю торговую палату, а ты ее не возглавишь – ты ослабишь свои позиции регионального дистрибьютора: несмотря на твои связи и твой авторитет, а также стараниями твоих завистников, вначале уменьшится товарооборот, затем сократится число клиентов, что, в конечном итоге, повлечет за собой ненадобность твоей базы и передачу функций соседнему дистрибьютору» – пророчил худшие последствия для Ольги Владислав Григорьевич. «Твое здоровье мне намного дороже базы», – спокойно ответила Ольга. – «Я найду себе занятие».

После возвращения из Чечни Ольга попыталась забыть время, проведенное в неволе и поскорее вернуться в прежнюю жизнь со всем ее комфортом, удовольствиями и наслаждениями. Но очень скоро она стала понимать, что посещение элитного салона красоты, в сущности, является ни столько регулярным уходом за своей внешностью, сколько обязательным напоминанием знакомым ей людям о своем достатке и положении. Ей стало скучно, а порой даже в тягость общение с подругами. Последние сплетни о том, кто с кем спит; бесконечные разговоры о своих сердечных победах; хвастовство очередными подарками в виде дорогих украшений и нарядов – все это только свидетельствовало о пустоте и несчастье их жизни. В отношении собственных украшений и нарядов, которым завидовали подруги, Ольга тоже изменила мнение – зависть порождала, прежде всего, неискренность отношений, что было для нее противнее всего. И к своему удивлению она стала замечать, что ей не хватает общения с Бирлант, которая по вечерам учила ее вязать из тонкой шерсти красивые вещи, рассказывая при этом тихим голосом о своем детстве и юности, о взаимоотношениях между родителями, об отношении к обоим дедушкам и бабушкам, о том, как принимали гостей и отмечали счастливые и траурные события. Детей не заставляли, дети видели, что и как делали взрослые и брали с них пример. Родители и старшие в семье самыми различными способами стремились воспитать в детях чувство «яхъ». Бирлант объясняла это как качество человека к стремлению равняться по всему лучшему, что есть в обществе, в котором ты живешь: лучший в труде и храбрейший в бою; первый там, где ждет помощи страдающий; последний, где идет раздача наград; отзывчивый и щедрый по отношению к другим; скромный и умеренный к себе.

Бирлант рассказывала о своем знакомстве и замужестве. Ее отец был из знатного тейпа и хотел отдать дочь за достойного, но Бирлант полюбила простого и небогатого, и, хотя отец был против, он не принуждал дочь и со временем убедился, что она была права в своем выборе. При всей строгости отношений между мужчиной и женщиной, чеченское общество установило такие формы взаимоотношений молодых, которые открывали бы перед ними широкие возможности выбора партнера. Причем девушке предоставлялись такие же права, как и юноше. Эта необходимость базировалась на том убеждении, что потомство, зачатое не по любви, ущербно, неполноценно. Родители мужа Бирлант сумели воспитать в своем сыне чувство «яхъ», а он, в свою очередь, воспитал и совершенствовал это чувство в своем сыне, Ибрагиме. Кроме того, он привил сыну тягу к знаниям и уважительное отношение к труду. Ибрагим хорошо учился и после школы успешно окончил техникум. Он мог бы поступить в институт, но смерть отца заставила его остаться дома и позаботиться о матери, хотя родня не оставила бы ее и упрашивала Ибрагима продолжить учебу.

Вот эти воспоминания и мысли о другом обществе, в котором