Стюарт Льюис - У вас семь новых сообщений Страница 25

– Луна, мы взяли тебе желтый карри с кокосом.

– Спасибо! – Я сажусь за стол.

Элиза смотрит на меня с таким умилением, будто мне пять. Мне тут же хочется окунуть ее головой в горячий суп. Тайл, как обычно, мажет куриный сатай арахисовым соусом.

– Ну, Луна, чем ты сегодня занималась?

Почему-то мне кажется, что «читала мамин дневник» – это не совсем подходящий ответ, поэтому я пытаюсь сосредоточиться на другом:

– Носила фотоаппарат в школу, сделала несколько неплохих снимков.

– Тайл говорит, что ты снимала какую-то модель в парке?

Я смотрю на брата. Он делает вид, что его занимает только курица. Я не готова объяснять, как мы познакомились с Дарией. Ничего путного мне в голову не приходит, я просто отвечаю:

– Да.

На этом тема закрыта. Мы ужинаем молча. Карри вкусный, но я пытаюсь сосчитать, сколько съела его после маминой смерти. Несколько месяцев я питалась им почти каждый день. Мама не любила тайскую еду, предпочитая ей японскую. Каждый раз, когда мы делали заказ в тайском ресторане, она выбирала маленькую коробочку суши из «Хоул-фудс». Мама прекрасно управлялась с палочками. Иногда она закалывала ими волосы.

Мама никогда не ела десерт, разве что фрукты. Она всегда следила за своим питанием, но не до одержимости в отличие от мамы Рейчел-один, худоба которой кажется болезненной. Рейчел не разрешали есть сладкое и прочие углеводы, даже когда нам было десять! Я отправляю в рот очередной кусочек картошки и думаю, как мне повезло, что моя мама такого не делала. У Рейчел-один явно будут проблемы с весом. Так много девушек и женщин страдает от расстройств питания, но это же бессмысленно. Зачем прилагать столько усилий, чтобы выглядеть как раскрашенная жертва голода из журнала? Мама была стройной, но сильной. Она занималась йогой и пилатесом. В мире и так много сложностей, зачем столько нервов тратить на фигуру? Нет более грустного зрелища, чем десятиклассницы из нашей школы, которые вызывают у себя рвоту на переменах в туалете. Иногда я думаю: «Попробуйте поживите без матери, тогда вы узнаете, что такое настоящие проблемы».

Элиза пытается забрать мою тарелку, но я останавливаю ее:

– Я сама.

Они собираются пойти в кино все вместе, но я решаю остаться дома. Папа спрашивает, все ли в порядке, хотя сам он прекрасно знает, что нет. Почему взрослые постоянно задают неподходящие вопросы? Почему бы не спросить меня, когда мы с ним можем нормально поговорить?

– Все нормально, – отвечаю я. Меня уже тошнит от вранья.

На прощание Тайл интересуется:

– Тебе принести мармеладных мишек?

Я улыбаюсь и отрицательно качаю головой. Проводив их, поднимаюсь к себе и иду к окну. Оливер занимается, я знаю, но шторы у него закрыты. Камера Тайла все еще подключена к моему компьютеру. Я смотрю запись.

Большая часть материала снята ужасно. Камера не просто дрожит. Такое чувство, что съемка велась во время землетрясения. Есть, впрочем, несколько неплохих моментов, где мама отпаривает бокалы для вина и протирает их белым полотенцем. На ней светло-зеленое платье, волосы кажутся более пушистыми, чем обычно. Мама выглядит такой красивой, такой расслабленной. От пара ее лицо слегка раскраснелось, и она смеется над вопросом Тайла: «Как долго вы работаете в этом доме?»

Я сохраняю этот фрагмент и смотрю дальше, надеясь найти то, что могла бы использовать. Вот камера движется в спальню, и я слышу голос мамы. Ничего особенного, но теперь я понимаю, что эта фраза ключ к целой истории.

«Все закончилось, Жюль».

Я смотрю, когда это было снято. За три недели до ее смерти. Что закончилось? Программа по телевизору? Брак? Роман на стороне?

В камере мелькает отец. Он выглядит, как сказал Коул, «совершенно убитым». Затем в кадре появляется мама, полная очарования. Она кружится перед камерой, демонстрируя свою ночную рубашку. Как она могла так быстро переключиться, если они действительно говорили о том, о чем я подумала?

Тайл спрашивает, сколько ей лет.

– Двадцать девять, – шутит она.

– Какой ваш любимый цвет?

– Красный. Цвет страсти.

Она смотрит куда-то, видимо, на отца, и ее лицо немного мрачнеет.

Тут съемка обрывается. Следующие куски все дрожат. Но есть кое-что, что можно вытянуть. Мама собирается уходить, небрежно накидывая поверх платья пиджак и шарф. Она просто смотрит в камеру. На этот раз мама не пытается казаться гламурной, или веселой, или хорошенькой. Сейчас она выглядит собой. Я ставлю клип на паузу и смотрю ей в глаза.

Правда. Если это действительно наша кожа, почему с ней так трудно? Всю жизнь я считала, что нет ничего естественнее, чем отношения моих родителей. Помню, я обратила внимание, как ведут себя друг с другом родители Рейчел-один: будто они деловые партнеры – все спланировано, все как положено, никакого тепла, никаких нежных взглядов. Я сразу поняла, что это не «правда». Но дома, когда я видела, как мама запрокидывает голову и смеется своим ангельским смехом, отец щипает ее ниже спины или целует нежную кожу за ухом, – мне казалось, что все это правда. А теперь на меня обрушилось понимание того, что все это было только иллюзией – любовь не смогла удержать их вместе. И это тяжелее, чем осознание факта ее смерти. Если родители пытались выстроить такие отношения, которые время не смогло бы разрушить, почему же они все-таки рухнули?

Я вновь подхожу к окну. Свет горит, но шторы все еще закрыты. Я представляю, как Оливер работает над пьесами: его глаза закрыты, рука нежно касается смычка.

Я не сдамся, Оливер. Иногда любовь действительно может все пережить.

Глава 24

Впустую

На следующий день после школы я оказываюсь дома у Рейчел-один. Весь день я пребывала в каком-то оглушенном состоянии, делала все на автомате, и, когда она предложила зайти к ней, я согласилась, не раздумывая. Теперь я сижу у нее в комнате, отделанной в шоколадно-розовых тонах, где по стенам развешаны фото Зака Эфрона и Пенна Бэджли, и чувствую, что мне надо осознать происходящее.

– С чего ты решила снова со мной дружить?

Рейчел расчесывает свои золотые локоны. Она делает это так часто, что я удивляюсь, почему они еще не выпали.

– Так мы ведь и не переставали быть друзьями, просто ты некоторое время вела себя странно.

– Разве это не тот случай, когда друзья особенно нужны?

– Слушай, я старалась. Помнишь? Ты сказала, чтобы я шла обратно в свою розовую коробочку.

Я правда так сказала? Я стараюсь сдержать улыбку.

– Справедливо. Но я все равно сомневаюсь.

– Ты всегда такой была. – Она показывает заколки в виде бабочек. – Какая лучше? Сиреневая или голубая?

Можно подумать, мне не все равно. И все-таки я пытаюсь быть милой: