Стюарт Льюис - У вас семь новых сообщений Страница 26

Можно подумать, мне не все равно. И все-таки я пытаюсь быть милой:

– Голубая. Подходит к твоим глазам.

– Хорошо. Так скажи, кто он?

– Что?

– Ты в последнее время витаешь в облаках. Я не Эйнштейн, но мне хватает ума понять, когда кто-то влюблен. Ну давай, колись. Кто он?

Это настолько очевидно? Я краснею. Ну что ж, если кто-то и вытянет из меня это, то Рейчел-один.

– Ну, он живет напротив меня и играет на виолончели.

– Звучит, как будто он принц на белом коне. Имя?

– Оливер.

Она принимается красить губы. Кажется, это десятый раз за сегодня.

– Хорошее имя. Богатая семья?

Как будто по сигналу в дверь заглядывает мама Рейчел-один и спрашивает, не хотим ли мы перекусить. Она выглядит настолько безупречно, что кажется карикатурой. Иногда, если переусердствовать с чем-либо, можно добиться обратного эффекта. Ее лицо выглядит неестественно.

– Разумеется, – отвечаю я. Рейчел смотрит на меня так, будто я свихнулась. Как можно вообще брать что-то в рот, не говоря уже о том, чтобы глотать это.

– В каком Хэмптоне они живут летом?

Смешно слышать такой вопрос от пятнадцатилетней девчонки, но я отвечаю:

– Его отец – в Ист-Хэмптоне, но мне кажется, они не живут вместе.

– Хмм…

Рейчел изучает поры на лице и, как мне кажется, придумывает какой-то план. Не то чтобы я была против советов насчет внешности, но мне не хочется, чтобы Рейчел влезала в наши с Оливером отношения дальше этого.

Ее мама приносит рисовые хлебцы, курагу и бутылку «Пеллегрино». Я тут же подумала об отце. Мне надо выяснить некоторые вещи раз и навсегда.

Рейчел, глядя в зеркало, ждет, пока ее мама уйдет, а потом поворачивается ко мне и спрашивает:

– Как далеко вы зашли?

– Мы только целовались. Но Оливер такой милый. Он помог мне с… кое с чем. Но позавчера стал совсем на себя не похож. У него было такое холодное лицо, и он сказал, что ему надо много готовиться к концерту.

– Боится ответственности.

– Рейчел, мы же не собирались пожениться.

– Не важно. Так часто бывает. Вы слишком сблизились.

Я потрясенно понимаю, что она может оказаться права.

– Держи дистанцию, – советует она. – Он вернется.

То же самое, что сказала Дария.

– Ну ладно, пошли, спустимся в кино.

Я хватаю хлебец, и мы спускаемся в кинотеатр, который расположен в ее доме. В детстве я много времени проводила тут за просмотром диснеевских мультиков, не представляя, что приготовила мне жизнь. Черные стены и огромные кожаные диваны заставили почувствовать себя вновь маленькой.

Мы смотрим «Добейся успеха», но не проходит и десяти минут, как я понимаю: пора прослушать следующее сообщение. Одна из причин, по которой я так тяну, заключается в следующем: каждое сообщение подводит меня все ближе и ближе к моменту ее смерти. Где-то в глубине души я понимаю, что оставшееся сообщение – это последние слова, которые она бы услышала, возьми телефон с собой. От этого становится жутко. Но я понимаю, что время пришло.

Я иду в туалет, оклеенный обоями с цветочным рисунком и уставленный свечами по восемьдесят долларов за штуку, и ищу в сумке мамин телефон. Его нет.

Не знаю, сколько я там пробыла, прежде чем услышала, как в дверь стучит Рейчел-один. Я нажимаю на смыв и открываю дверь.

– С тобой все в порядке? – спрашивает она. – Что-то ты бледная.

Я говорю, что плохо себя чувствую, и иду домой. Я вспоминаю все места, где могла его оставить. В последний раз я доставала телефон в маминой квартире, но помню, что после этого держала его в руках.

Поиски дома не увенчались успехом. Не могла же я потерять телефон прежде, чем услышать последнее сообщение. Особенно если это сообщение помогло бы мне завершить картину. Как маленькая деталь на фотографии, которая придает ей законченность.

Чтобы отвлечься, я сканирую фотографии и захожу на тот блог, о котором мне рассказал Леви. Там есть ссылка на конкурс городских фотографий. Я выбираю ту, с нарисованным мелом городом. Выложить фото стоит двести долларов. Я беру кредитную карту, которую отец дал мне на крайний случай. Это, конечно, не крайний случай, но, если подумать, я это заслужила. Я рассматриваю работы других фотографов и чувствую себя все менее уверенно, как я вообще могу надеяться играть в одной лиге с этими людьми? Но потом я вижу в посте слова о том, что искусство субъективно и у любого может оказаться дар, о котором он не подозревает. У меня появляется надежда.

Я отхожу от компьютера и пытаюсь сосредоточиться на подготовке к контрольной по математике. Почему-то мне всегда нравилось заниматься на кровати. Так у меня больше возможности разложить все вокруг. Обычно потом у меня ноет спина, но я не меняю привычек. Я начинаю повторять геометрию. Жанин ее ненавидит, но у меня с этим предметом довольно неплохие отношения. Пусть он никогда не понадобится в реальной жизни. Ну где мне может понадобиться теорема Пифагора? Где-то посередине первого урока мне приходит сообщение по «Инстант мессенджеру». Это Дария. Она договорилась насчет интервью с каким-то бруклинским журналом. Странно, ведь я еще толком и не фотограф. Тем не менее записываю адрес.

Мои мысли постоянно возвращаются к последнему сообщению. Как бы я ни пыталась убедить себя в том, что там, возможно, нет ничего важного, мне все равно нужно его услышать. Где я могла оставить телефон? Может быть, сейчас кто-то звонит по нему в Германию?

Я наконец ложусь спать. Мне снится, что я плаваю в озере, в лагере. Озеро кажется бесконечным, а вода в нем густая и ярко-синяя. Вдалеке на маленьком островке стоит мама, чем ближе я подплываю, тем меньше и дальше кажется этот островок. Плыть все труднее и труднее, и вскоре мне хватает сил только на то, чтобы держать голову над водой.

Глава 25

Хорошая копия

Поиски маминого телефона не приносят ничего, кроме разочарования. Я устала и взмокла. Отца нет в кабинете, и дома как-то слишком тихо. Из спальни родителей доносится приглушенный женский голос. Элиза сидит на кровати и говорит по телефону. Я вхожу в комнату, и она сообщает собеседнику, что перезвонит.

– Привет, Элиза. Ты не знаешь, где отец?

– Привет, – отвечает она, теребя бусы. – Откровенно говоря, он в самолете. Ему пришлось улететь в Лос-Анджелес на несколько дней раньше, чтобы подготовиться к премьере. Он очень расстроился из-за того, что не смог с тобой попрощаться, и просил передать, что позвонит сразу, как приземлится.

Мне хочется разбить что-нибудь о стену, закричать, взять Элизу за плечи и хорошенько встряхнуть, но я напоминаю себе, что женщина ни в чем не виновата. Хотя, глядя на то, как она сидит на кровати моей матери в этой кошмарной коричневой блузке и пялится с глупой сочувственной улыбкой, контролировать себя становится все сложнее.