Сохейр Хашогги - Мираж Страница 39

— И в приданое не принесла ничего, кроме своей красоты, — добавила тетя Наджла.

— Но источник ее могущества не в красоте.

— Что ты хочешь этим сказать? — поинтересовалась Наджла.

Шамс приложила палец к губам, словно собиралась поведать Наджле страшную тайну.

— Ну, ты же знаешь, что наш король — настоящий сексуальный маньяк…

— Это известно всему королевству. Думаю, он и сам не знает, сколько у него наложниц, а тем более детей.

— Но есть еще одно обстоятельство, о котором мало кто знает, — сказала Шамс, довольно улыбаясь. — Королева сама подбирает для него женщин.

— Нет… не может быть… не хочешь же ты сказать?..

— Я знаю это совершенно точно от очень надежных людей. Так что наша королева держит в кулаке всех обитательниц королевского гарема.

Наступило молчание, затем Шамс заговорила вновь:

— Мунире тоже не позавидуешь. Ей уже исполнилось двадцать, а она все еще не замужем.

— Однако все знают, что король любит ее больше всех своих дочерей. Говорят, он как-то сказал, что она для него больше, чем дочь.

— Но меньше, чем сын, — не сдавалась Шамс.

— Ну, об этом нечего даже говорить.

Прошли те времена, когда дни казались Амире нескончаемыми. Теперь время понеслось вскачь. Омар, король, Али и в последнюю очередь Амира подписали брачный контракт — катб китаб. Но соединение молодоженов могло состояться только после духлы — торжественного вечера в королевском дворце.

Казалось, в те дни в гостях у Амиры побывал весь аль-Ремаль. Люди несли подарки, присматривались к будущей принцессе, к девушке, готовой стать женой второго сына правителя, и каждая гостья хотела посудачить о предстоящей жизни во дворце.

Однако главный подарок Амира получила за два дня до торжественного бракосочетания. Сидя в саду после захода солнца и наслаждаясь прохладным ветерком, Амира вдруг услышала знакомый голос:

— Грезишь наяву, сестренка? А я-то думал, что наши дорогие тетушки найдут, чем тебя занять.

— Малик! — В мгновение ока Амира оказалась в объятиях брата и неожиданно для себя вдруг расплакалась.

— Амира, что случилось? Амира, ты должна мне все рассказать! Ты несчастна? Тебя расстроила будущая свадьба? Если это так, я тотчас переговорю с отцом. Принц или не принц…

— Нет, нет. — Теперь из глаз Амиры текли слезы от смеха. — Я совсем не расстроена, во всяком случае, не замужество — причина моих слез. Просто твой приезд и наша встреча всколыхнули столько чувств…

— Я понимаю. — Малик нежно погладил сестру по голове. — Этот сад и во мне будит много воспоминаний…

Вытирая слезы, Амира посмотрела на брата. Он изменился, но в главном остался прежним. Лицо Малика стало жестче, но в темных глазах светилась та же любовь, которую всегда читала в них Амира.

— Так, значит, ты счастлива?

— Да, дорогой брат, да, конечно. Я же выхожу замуж! За принца! Разве одно это не может сделать счастливой любую женщину?

— Это всего лишь вопрос, но не ответ. И ты, моя дорогая сестра, не любая женщина, и я не знаю, что сделаю с тем мужчиной, который не сможет…

Амира сжала руку Малика.

— Я знаю, но поверь мне, я довольна судьбой. Честное слово. Я очень хочу выйти замуж.

— А я хочу, чтобы в этом браке осуществились все твои заветные мечты и желания. Я должен знать, что твое замужество принесет тебе счастье, которого должно хватить на нас обоих, Амира.

— Но чего не хватает в жизни тебе, Малик? Ведь твоя дочь — это великая радость.

— Я обожаю ее! — горячо произнес Малик. — И с каждым днем все больше и больше.

— А в своих письмах ты пишешь о постоянных разъездах.

— Это так, — рассмеялся Малик. — Кручусь, как вечный двигатель, — покупаю и продаю, продаю и покупаю. Мотаюсь по всему миру, сестренка. Как говорят американцы, хватаю все пироги сразу.

— Как твоя личная жизнь? Скоро ты найдешь себе невесту?

— Как только встречу женщину, которая станет для меня второй Лайлой. Кстати, я приобрел в Париже новую квартиру и нанял дочке няню-француженку.

Малик достал из кармана фотографию — круглолицая смеющаяся девочка играет с огромной роскошной куклой.

— Какая красавица! — воскликнула Амира, целуя глянцевую карточку.

— Скоро настанет день, сестренка, когда мы снова будем вместе — я все для этого сделаю — и опять станем единой семьей.

Проснувшись на рассвете, Амира беззвучно помолилась. Встав с постели, она окунулась в благоухающую миндалем ванну. Бахия протерла ее кожу мочалкой и вымыла дочиста французским мылом.

— А теперь займемся твоими чудесными волосами, — сказала служанка, вспенивая американский шампунь. Под конец она сполоснула волосы Амиры ромашкой. Точно так же когда-то Бахия готовила к свадьбе Джихан.

Завернувшись в толстое махровое полотенце, Амира выбралась из огромной мраморной ванны и растянулась в шезлонге. Бахия вышла и через минуту вернулась с кастрюлей, заполненной густым сахарным сиропом — домашним эпилятором. Раскатав массу по всему телу девушки, служанка стала снимать густой липкий слой, одновременно выдергивая волоски с рук, ног, под мышками и с лобка.

— Твоя кожа должна быть гладкой и нежной, как у ребенка, — приговаривала Бахия.

Амира громко вскрикнула, когда служанка принялась вместе с волосами отдирать сахарную вату от ее кожи.

— Мне больно, Бахия! Мне и правда очень больно!

— Конечно, больно, моя маленькая госпожа. А ты как думала — это же замужество. — Бахия улыбнулась, давая понять, что шутит, и нежно проворковала: — В таком виде ты очень понравишься мужу, а твой долг научиться угождать ему.

Закончив эту пытку, Бахия смазала кожу Амиры лосьоном из алоэ и оставила девушку в покое.

Из зеркала на Амиру смотрела незнакомая красавица. При ярком свете полуденного солнца, щедро осыпавшего своими лучами ее плечи, Амира была похожа на королеву, нет, на императрицу. На собранных в затейливый пучок волосах красиво сидела новая бриллиантовая диадема, от краев которой ослепительной вуалью спускались на плечи и кремово-белое великолепие свадебного платья сплетенные в замысловатый узор унизанные алмазами нити.

Закутанная в чадру из серого шелка, она ехала в королевский дворец, восседая в роскошном, дорогом лимузине Омара в сопровождении отца и тетушек. По случаю важного визита Омар Бадир был одет в белоснежное тоби тончайшего египетского хлопка. Поверх тоби он накинул отороченный золотом бежевый льняной бишт. Разодетых в шелка и кружева, увешанных золотом, напомаженных и надушенных теток было вовсе не узнать.