Барбара Вуд - Священная земля Страница 40

Словно узрев видение, которого больше никто не мог увидеть, он глухо ответил:

— Рядом с Ассизи стоит скромная церквушка под названием Порцинкула, что означает «частица». Ее так назвали, потому что это было небольшое заброшенное и полуразрушенное строение. Блаженный святой Франциск пришел к ней однажды и, узнав, что ее построили в честь ангелов, которые вознесли Богоматерь к небесам в день ее Успения, решил отремонтировать церковь и пожить там какое-то время. В церкви Богоматери Царицы Ангелов Порциункулы в 1209 году от рождества Господа нашего святой Франциск испытал божественное откровение и ему открылся образ его новой жизни. Через много лет, когда он был смертельно болен, он попросил отвезти его в Порциункулу, чтобы окончить там свои дни. И вот теперь мы пришли сюда, в эту землю, пятьсот лет спустя после его смерти, и нарекли реку в честь той церкви, которую так любил святой Франциск.

Он закрыл глаза и немного пошатнулся.

— Брат Фелипе! — Тереза схватила его за руку и была поражена, нащупав кости под шерстяным рукавом. — Вам плохо?

Он открыл глаза и спустился обратно на землю — сильные смуглые пальцы сжимали его руку. Брат Филипе вспомнил: Тереза. Они вместе с Терезой собирали листья наперстянки. Он взглянул на нее глазами, полными боли, и нашел странное утешение в ее спокойном округлом лице, ее терпеливой душе, заставлявшей его вспоминать об ушедших столетиях. Было что-то особенное в этой девушке, его первой обращенной. Но он не мог до конца понять что. Она отличалась от остальных индейцев миссии. Широкий нос, линия волос на лбу, спускавшаяся в виде остроконечной вершины, ясные черные глаза, ждущие его вопросов. Она стояла здесь, словно олицетворение ответа, но в то же время была недосягаема для него, как звезды, солнце и луна.

Строения миссии располагались вокруг площади: четыре длинные крытые соломой хижины с внутренней галереей, соединявшей часовню, мастерские, столовые, склады, жилища священников и комнату, которую называли «монхьеро» — монашеская обитель, где на каждую ночь запирали женщин старше шести лет, выпуская их только поутру. Через небольшое окно сидевшие взаперти женщины могли слышать, как их мужчины наслаждались жизнью под звездами, куря трубки и кидая игральные кости. Отцы пытались отучить индейцев от азартных игр, но у них ничего не вышло, и в итоге они оставили им это приятное времяпрепровождение — при условии, что те будут ежедневно молиться и усердно работать на полях, опять молиться и опять работать.

Было уже поздно, и дверь в монашескую келью была заперта. Тереза ходила среди женщин, спавших на циновках, каждая под своим одеялом. В эту ночь заболело еще несколько человек. Они кашляли, хрипели, и их мучил жар. Никто из них не мог есть, и лишь немногие могли пить. Плоть отслаивалась от костей, когда их легкие выплевывали кровь. Как ни старалась Тереза отпоить больных чаями и отварами брата Фелипе, помочь им древними лекарствами топаа, болезнь упрямо находила новых жертв. Тереза знала, что во всем виноваты духи, привезенные белыми людьми из другого мира, чужие для этой земли. Белые люди не умирали, когда эти духи входили в их тела. Иные даже не заболевали. Но у топаа и других племен не было силы, способной противостоять проникавшим в них духам.

Многие из этих женщин пришли в миссию под защиту отцов, потому что боялись солдат — жестоких людей, которые любили напиваться и гоняться на лошадях за беззащитными индианками, заарканивая их, как животных, и насилуя. Мужья и братья женщин, с их копьями и стрелами, не могли ничего противопоставить солдатским мушкетам. И поэтому безопаснее было покинуть деревню и укрыться в миссии. Но какой ценой? Тереза размышляла над этим вопросом, осматривая битком набитую хижину и слушая гам из разных диалектов, пока тонгва пытались поговорить с чумаш, женщины укачивали на руках плачущих младенцев, а молодые девушки сидели с затравленными лицами, думая о том, как им теперь найти мужей и кто будет изучать родословную будущих супругов. В другие времена, в иной жизни, в голове Терезы наверняка пронеслись бы слова «распад общественного устройства». Но в эту ночь многих вопросов она поняла лишь одно: все в мире изменилось и стало не так, как надо.

Она подошла к самой дальней койке и опустилась на колени рядом с женщиной, отвернувшейся лицом к стене. При крещении ей дали имя Бенита. Ее изнасиловали солдаты, после чего она обнаружила, что забеременела. Когда у нее случился выкидыш, отцы заподозрили ее в совершении аборта из-за того, что она была не замужем. И тогда они наказали ее — прижгли ей ноги раскаленным железом, публично выпороли ее, обрили голову, заставили надеть власяницу и посыпать себя пеплом и каждый день носить деревянную куклу ребенка, выкрашенную красной краской, что символизировало аборт. На воскресной мессе она стояла перед церковью миссии, а прихожане насмехались и глумились над ней. Наказание должно было заставить индейских женщин оставлять нежеланных детей, потому как отцы говорили, что аборт — это грех. Но, похоже, отцы не понимали, что причиной такого количества выкидышей у топаа была болезнь. Подобно злым духам, терзавшим женщин лихорадкой и закупоркой легких — болезнью, которую отцы называли «пневмония», существовали духи, вызывавшие появление язв и сыпи. Тереза слышала, как отцы произносили слова «сифилис» и «гонорея». Подобно новым травам, животным и цветам, то были духи, неизвестные топаа. И организм людей не мог им сопротивляться.

Бенита умирала. Болезнь съедала не только ее тело, но и дух. Она не заставляла нерожденного ребенка покидать ее утробу. Но отцы не поверили ей. Пусть это послужит остальным уроком, так сказали они. Уроком должна была послужить и участь крещеных мужей и братьев, которые хотели вернуться к старой жизни: их отлавливали солдаты и привозили обратно, а потом заковывали в колодки, чтобы люди могли посмеяться над ними.

Тереза присела на корточки и подумала о женщинах и девушках, запертых в этой тесной хижине, без свежего воздуха, без теплого очага и без шамана, который мог бы отгонять духов. Достаточно появиться одной женщине, одержимой духом кори или духом тифа, чтобы заболели все: дух начнет завладевать людьми по очереди.

Похоже, что отцы просто не понимали. Но они вообще много чего не понимали.

Почему они продолжают носить в летний зной свои тяжелые колючие шерстяные одеяния, хотя здравый смысл подсказывает, что лучше всего ходить голым? Зачем заставляют женщин прикрываться, утверждая, что их обнаженные груди постыдны? Почему отцы называют людей «индейцами»? Ведь здесь множество племен с разными языками, мифами и предками. Например, эта женщина, думала Тереза, она из племени янг-на. Мы с ней из разных семей. Я не знаю ее традиций, она не знает моих. А вон те женщины из тонгва, и тоже никак не связаны с моим народом. Но отцы не понимают этого.