Владимир Гурвич - И корабль тонет… Страница 43

— Я доверяю, — поспешил опровергнуть Филипп.

Марина убрала руку с его ладони, откинулась на спинку шезлонга и закрыла глаза.

— Тогда можешь начинать.

— Я не люблю своего отца. Может быть, даже я его ненавижу. Меня это сильно пугает. Я не знаю, как с этим жить, как строить с ним отношения.

Филипп замолчал, ожидая ее реакции.

— А за что ты его так не любишь?

— Он уверен, что весь мир создан исключительно для удовлетворения его нужд. А то, что не способно их удовлетворять, он либо считает ненужным, либо полагает, что можно без всякого ущерба уничтожить.

Марина невольно подумала, что она в чем-то солидарна с отцом этого юноши, ей абсолютно наплевать на все, что не служит ее целям. А это как ни крути подавляющая часть мирозданья.

— Но может быть, потому что он так думает, он и добился многого.

— То, чего он добился, для меня не имеет никакой ценности.

Марине это заявление показалось невероятно глупым. Но она уже начинает понимать, что от этого уже не ребенка, но еще не мужчины можно ожидать все, что угодно. Не случайно же его отец попросил ее заняться Филиппом. Теперь ей становятся ясными эти причины.

— Для тебя не имеет значения, что твой отец входит в сотню самых богатых людей планеты?

— Нисколько, — хмуро произнес Филипп.

— Но тогда у тебя не было бы всего того, что ты имеешь, — обвела Марина взглядом яхту.

— Что ж из того, — пожал юноша плечами. — Подавляющее число людей не обладают таким богатством. И спокойно себе живут. А ты хотела бы все это иметь?

Марина посмотрела на него и вдруг ясно осознала, что нужно отвечать предельно искренне. Сейчас не следует ему подыгрывать, это можно сделать в другой раз.

— Очень хотела бы.

Филипп долго смотрел на нее, и Марина забеспокоилась: не совершила ли она роковой ошибки, сказав то, что думала. Может быть, он хотел от нее совсем другое услышать?

— Ты молодец, что сказала правду, — одобрил Филипп. — Ненавижу, когда врут. Ты часто врешь?

— Не часто, но случается.

— А почему лжешь?

Марина вздохнула про себя, эти расспросы ей, во-первых, не нравились, а, во-вторых, начали немного утомлять.

— Так получается. Иногда это единственный способ, чтобы чего-то получить или чтобы тебя не унизили.

— Я так мало о тебе знаю, — произнес Филипп.

— Ничего интересного.

— А мне интересно.

А он умеет быть упрямым, отметила Марина.

— Я актриса, вернее, это только я сама себя так называю. А на самом деле, никто меня таковой не считает. И правильно делают. Я снимаюсь в массовке, в лучшем случае в малюсеньких эпизодах, с двумя-тремя репликами. Вот, собственно, и все.

Филипп молчал, но Марина почти не сомневалась, что он думает о ней. Точнее, об ее несчастной судьбе. Эти мысли можно было легко прочесть на его лице.

— Но почему ты не можешь сниматься в больших ролях?

— Чтобы сниматься в больших ролях, нужны знакомства, протекции. А иногда просто везенье. А у меня нет ничего из этого списка. Поэтому до конца жизни я так и буду топтаться в передней киноиндустрии.

— А ты полагаешь, что хорошая актриса?

— Мне так кажется. Да и другие люди, в том числе режиссеры об этом мне говорили. Но не я одна такая, знаешь их сколько. На всех места просто не хватает. Пробиваются единицы.

Филипп в очередной замолчал, Марина же терпеливо ждала, что он скажет.

— Я тебе помогу. Не знаю, еще как, но постараюсь обязательно помочь, — неожиданно пообещал он.

— Стоит ли тратить на меня усилия, Филипп. Есть немало других сфер для приложения твоего таланта.

— Я сам решаю, что мне делать, куда направлять усилия. — Филипп вдруг вскочил с шезлонга и стремительно стал удаляться.

Шаронов постучался в дверь каюты Шаповалова.

— Входите, — услышал он недовольный голос хозяина яхты.

Шаронов заколебался: входить или не входить. Но толкнул дверь. Нет смысла что-то откладывать, даже если Шаповалов не в духе.

— Это вы? — Шаповалов и не пытался скрыть, что удивлен его визитом. — Не ожидал вас увидеть.

— Почему?

— Мне казалось, что вы стараетесь минимизировать наше общение.

— В общем, так оно и есть.

Шаповалов внимательно посмотрел на него.

— Что же вас привело в наши края?

— Я хотел поговорить с вами о сценарии?

— Вот как. А я грешным делом думал, что менее всего вас интересует на свете, как раз сценарий.

Шаронов пожал плечами.

— Вы недалеки от истины.

— Недалек?

— Вы попали прямо в нее, — усмехнулся Шаронов.

— Мне нравится, что вы честный. Но тогда не пойму ваш интерес.

— Я привык все, что делаю, делать добросовестно. И если должен написать сценарий, он должен получиться отличным. Даже если у меня нет желания его писать.

— Я понимаю, — кивнул Шаповалов. — Мне нравится ваше отношение к делу. И что же вас привело конкретно?

— Это мнение не только мое, но и второго сценариста. То, как развивается сценарий, вернее, то, как выстраивается ваш рассказ, он получается излишне односторонний. Зрителю такой фильм покажется несколько монотонным.

— Ладно, не тяните кота за хвост. Говорите, с чем пришли.

— Чтобы фильм получился сбалансированным, требуется сильная женская линия.

Шаронову показалось, что по лицу Шаповалова прокатилось выражение недовольства.

— У меня был иной замысел.

— Он никуда не исчезает, наоборот, становится более выпуклым.

— Вы так думаете? — с сомнением произнес Шаповалов.

— Поверьте моему опыту сценариста.

— Если бы не верил, не пригласил. И что вы думаете об этом реально?

— На яхте с нами плывет Алла. Мне кажется, она достаточный интересный типаж, чтобы послужить основой образа.

— Как-то не думал об этом. Но если вы считаете, что это пойдет на пользу, валяйте. Этот тот вопрос, ради которого вы ко мне пришли.

— В общем, да.

Шаповалов с сомнением покачал головой.

— Странно.

— Вас что-то удивляет в моем поведении?

— Именно удивляет. Я ждал, что вы придете ко мне, но совсем не с таким вопросом.

— Почему?

Шаповалов на мгновение задумался.

— Не знаю. Мне так казалось. Разве этого недостаточно.

— Не всегда.

— Пожалуй, вы правы.

— С вашего позволения я пойду, — проговорил Шаронов.

— Если у вас вопросов больше нет, то есть у меня. Не возражаете, если я их вам задам?

— Задавайте.

— Хочу понять, что происходит. Всегда понимал, а сейчас ни черта.

— Вы о чем?

— Об этой пакости — кризисе. Все летит к чертовой матери. За неделю я потерял больше, чем за десять лет. Еще недавно мне казалось, что такого не может быть никогда. Можете мне объяснить?