Виктория Холт - Властелин замка Страница 60

— Вероятно, — сказал он, — вы беспокоились за мою безопасность.

Знал ли он о моих чувствах так же — или, может быть, лучше — чем я сама знала о них?

— Признайтесь, вы представляли, что я ранен в сердце… нет, в голову, потому что, я уверен, втайне вы считаете, мадемуазель Лоусон, что вместо сердца у меня камень. В некотором роде, преимущество. Пуля камень не пробьет.

Отрицать свою тревогу не было смысла, и это подразумевалось в моем ответе:

— Если в вас однажды стреляли, вполне вероятно, что это может произойти еще раз.

— Не слишком ли много совпадений? Человек, стрелявший в зайца, попадает в мою лошадь. Такие вещи случаются только раз в жизни. А вы предполагаете, что такое может случиться во второй раз за несколько недель.

— Версия с зайцем может быть и ложной.

Он уселся на диванчик под портретом своей прародительницы в изумрудах и смотрел на меня — я сидела на табурете.

— Вам там удобно, мадемуазель Лоусон?

— Вполне, благодарю вас.

Я почувствовала, как жизнь возвращается ко мне, мир опять был полон радостных красок. Только одна мысль мучила меня теперь: не выдала ли я свои чувства?

— Мы говорили о картинах, старинных замках, знатных семействах, революциях, но не говорили о себе, — сказал он, и в голосе его звучала нежность.

— Я уверена, что эти предметы заслуживают большего внимания, чем моя жизнь.

— Вы действительно так думаете?

Я пожала плечами — этой привычке я научилась от окружающих. Хорошая замена ответу на трудный вопрос.

— Я знаю только, что ваш отец умер, и вы заняли его место.

— К этому мало что можно добавить. Моя жизнь ничем не отличается от жизни других людей моего происхождения.

— Вы не были замужем. Интересно, почему?

— Я могла бы ответить, как английская молочница: «Меня никто не приглашал».

— Это странно. Я уверен, что какому-нибудь счастливчику вы станете отличной женой. Только представьте себе, сколько от вас пользы. Его картины всегда были бы в отличном состоянии.

— А что, если бы у него не было картин?

— Я уверен, что вы бы быстро восполнили этот пробел.

Мне не нравился такой легкомысленный поворот разговора. Я считала, что он насмехается надо мною, и, учитывая мои чувства к нему, замужество было для меня больной темой.

— Удивительно, что вы ратуете за брак.

Сказав это, я тут же об этом пожалела. Я покраснела, и, запинаясь, произнесла:

— Извините…

Он улыбался, но уже без насмешки.

— А мне вовсе не странно, что вас это удивляет. Скажите, что означает Д.? Мисс Д. Лоусон. Мне бы хотелось знать. Такое необычное имя.

Я объяснила, что отец мой был Даниэлем, а мать Алисой.

— Даллас, — повторил он мое имя, — вы улыбаетесь?

— Вы это так произносите… с ударением на последнем слоге. Должно быть на первом.

Он, улыбаясь мне, повторил еще раз. «Даллас. Даллас. У меня было чувство, что ему нравится произносить его.

— У вас тоже необычное имя.

— Это наше фамильное имя… с времен первого короля франков. Видите ли, нам приходится соблюдать королевские традиции. У нас бывали Людовики, Карлы, Анри. Но обязательно должны быть Лотеры. А теперь позвольте сказать вам, что вы тоже неправильно произносите мое имя.

Я произнесла, он рассмеялся и заставил меня повторить его еще раз.

— Очень хорошо, Даллас, — сказал он. — Но вы всегда все делаете хорошо.

Я рассказала ему о своих родителях, о том, как помогала отцу в работе. Вероятно, из моего рассказа стало ясно, что они вмешивались в мою жизнь и удерживали меня от замужества. Он отметил это.

— Возможно, это к лучшему, — сказал он. — Часто те, кто не был женат, сожалеют об этом упущении; но те, кто вкусил радостей брака, часто сожалеют об этом еще горше. Им бы хотелось повернуть время вспять и не совершать того, что совершили. Но такова жизнь, разве вы не согласны?

— Вы, вероятно, правы.

— Вот, например, я. В двадцать лет я женился на женщине, которую выбрали для меня. Вы знаете, так принято в наших семьях. Как ни странно, такие браки часто бывают счастливыми.

— А ваш? — почти шепотом спросила я.

Он не ответил, и я быстро проговорила:

— Извините. Я становлюсь дерзкой.

— Нет. Вы должны знать.

Я удивилась, и сердце мое забилось сильнее. — Нет, этот брак не был счастливым. Я думаю, что не способен быть хорошим мужем.

— Я уверена, любой человек способен… если захочет.

— Мадемуазель Лоусон, как может человек эгоистичный, нетерпимый, вспыльчивый, к тому же неразборчивый в знакомствах быть хорошим мужем?

— Просто перестав быть эгоистичным, нетерпимым и так далее.

— И вы считаете, что можно вот так просто избавиться от этих неприятных качеств?

— Во всяком случае, нужно постараться подавить их.

Он вдруг засмеялся, и я поняла, что вела себя весьма глупо.

— Я забавляю вас? — холодно спросила я. — Вы спрашивали о моем мнении, и я вам его высказала.

— Вы, конечно, совершенно правы. Я вполне могу представить, как вы подавляете такие неприятные качества, если бы только фантазия моя разыгралась столь бурно, чтобы вообразить, что у вас они есть. Вы, несомненно, знаете, как трагически закончился мой брак.

Я кивнула.

— Мой опыт семейной жизни убедил меня в том, что я должен навсегда отказаться от нее.

— Возможно, для вас это мудрое решение.

— Я был уверен, что вы его одобрите.

Я поняла, о чем он говорил. Значит, он догадался, что мои чувства к нему стали слишком глубокими, и это было предупреждением.

Я почувствована себя задетой, оскорбленной и быстро произнесла:

— Меня весьма заинтересовали некоторые стены в замке. Мне пришло в голову, что там под слоем извести могут скрываться фрески.

— Неужели? — сказал он. Мне показалось, что он не слышал моих слов.

— Я помню, как мой отец сделал замечательное открытие в одном из старинных домов в Нортумберленде. Это была чудесная картина, скрытая в течение веков от человеческих глаз. Я уверена, что здесь возможны подобные находки.

— Находки? — повторил он.

О чем он думал? О своем слишком бурном супружестве с Франсуазой? Но было ли оно бурными? Скорее этот брак был глубоко несчастным и принес неудовлетворение обоим супругам, раз он решил никогда больше не повторять подобный опыт.

Глубокая страсть наполняла мое сердце. Что мне делать? Как я могла уехать отсюда и вернуться… в Англию… к новой жизни, в которой не будет ни таинственного замка, ни графа, которому я так страстно желала вернуть утерянное счастье.

— Мне бы хотелось поближе взглянуть на эти стены, — продолжала я.

Он сказал почти яростно, словно отрицая все, что было раньше: