Дороти Иден - Леди Маллоу Страница 64

— Ни шагу больше, Соумс! Предупреждаю! Я не шучу. Я прыгну вниз вместе с Тайтусом. Стою уже у проема.

Видимо, в темноте она резко шагнула в сторону, потому что прогудел колокол, глухо и тревожно.

— Совсем темно! — пронзительно крикнула Амалия. — Я не вижу, где я!

Сара невольно схватила Блейна за руку.

— Почему Тайтус молчит?

— Он, вероятно, спит. Амалия, думается мне, подсыпала ему в молоко снотворного. По словам Элизы, она оставила мальчика с матерью допивать чай. Амалия боялась, что он поднимет раньше времени шум. Слушайте!

И вновь воцарилась мертвая тишина, будто в церкви, кроме них, никого не было.

Слегка сжав ей руку, Блейн прошептал:

— Оставайтесь тут. Я пойду к Соумсу.

Как ни старался он ступать потише, двигаясь по главному проходу, Амалия услышала и внезапно крикнула:

— Кто там? Ты обманывал меня, Соумс. Ты кого-то привел с собой, кто подслушал весь наш разговор.

Отбросив всякую осторожность, Блейн сильным звонким голосом, которым он совсем недавно читал с кафедры из Священного писания, крикнул:

— Амалия, не двигайся, а то колокол ударит тебя. Подожди, пока я не принесу свечу.

— Ах, это ты! Я тебя ненавижу! Не смей приближаться ко мне!

— Не двигайся!

— Чего захотел! Придумай что-нибудь получше на этот раз. Я больше не твое послушное орудие, которое не должно иметь чувств. Они у меня есть и состоят только из ненависти. Я скорее убью Тайтуса, чем допущу, чтобы ты снова завладел им! Я разрушу все твои планы. Будто ты все делал лишь ради Тайтуса! Ха! Как бы не так. Тебе было всегда наплевать на него.

Сара слышала быстрые шаги Блейна, он шел не спотыкаясь, словно мог видеть во тьме, по старым каменным плитам, свидетелям еще более древних трагедий, покрывавшим истлевшие от времени кости.

— Амалия, я и Соумс сейчас заберем Тайтуса. Веди себя спокойно, никаких движений и ничего с тобой не случится.

— Вы его не получите! — прошипела зло Амалия. — Он принадлежит мне.

— Нет, он принадлежит своей бабушке, и его место в усадьбе Маллоу. А еще он принадлежит Соумсу, который его очень любит.

— Я разоблачу тебя! Расскажу всей Англии, кто ты на самом деле. Тебя посадят за решетку. На многие годы. Надеюсь, навсегда.

— Поступай со мной как хочешь, Амалия! Но позволь нам снести вниз мальчика.

— Сэмми убила бы его. Собиралась выкрасть в подходящий момент. Я остановила ее. Я его мать и имею право увезти его, если пожелаю. И сделать с ним что угодно. Если боль Тайтуса причинит тебе, мой ненаглядный, наибольшие страдания, то я с радостью сделаю это. Он здесь, на полу, спит и ничего не почувствует.

— Не смейте трогать его! — не удержалась Сара, которая спешила, спотыкаясь, по центральному проходу церкви, в темноте больно ударяясь о скамейки справа и слева. — Вы, чудовище, не смейте.

— Ах, здесь еще и наша умная мисс Милдмей! Как же иначе! Тогда это конец. Я рассчитаюсь сразу со всеми вами и прыгну вниз с Тайтусом.

— Амалия!

Раздался пронзительный, истерический смех.

— Тебе бы, Блейн, следовало умолять раньше. Когда я стала твоей сообщницей. Но на твои мольбы я обращу внимание не больше, чем ты на мои. А теперь я…

Фраза осталась неоконченной: неожиданно оглушающе прогудел большой колокол и послышался — или померещился, дошедший из глубины веков — отчаянный женский вопль… Казалось, что постепенно замирающий гул никогда не кончится и никогда не наступит полная тишина.

— Блейн! — прошептала Сара, ощупью пробираясь по ветхой деревянной лестнице.

Кто-то зажег спичку. Слабое пламя на мгновение осветило Соумса, из последних сил удерживавшего за веревку колокол. Потом пламя погасло, и призрачная картина исчезла.

Блейн, спотыкаясь и ударяясь о выступы, бежал вверх по лестнице. Прошла бесконечность, и вот он начал спускаться, медленно и осторожно.

— Тайтус у меня, — проговорил он устало. — С ним все в порядке. Ты здесь, Сара? Можешь взять его? Он все еще спит.

Затем зажег спичку Соумс и низко склонил свое узкое длинное лицо над спящим ребенком.

— Уверяю тебя, Соумс, он невредим. Лежал на полу… как ты и предполагал.

Все было кончено. В этот момент Сара поняла, что образ Соумса, держащего веревку колокола, и последний ужасный, постепенно замирающий гул будут запрятаны в самые дальние уголки их памяти и никогда не всплывут вновь в их разговорах.

Когда Сара взяла на руки спящего ребенка, внизу у входной двери послышался шум и встревоженные голоса.

— Что происходит? Почему звонит колокол? Случилась беда?

Это были викарий и его жена, в смятении прибежавшие прямо через поле. Свет фонаря, который захватил с собой викарий, осветил мертвенно-бледного Соумса, потрясенную Сару с растрепанными волосами, спящего у нее на руках Тайтуса, завернутого в теплое пальто и положившего голову ей на плечо, и Блейна с осунувшимся лицом, ввалившимися глазами и заострившимся носом.

— Здесь, боюсь, произошел несчастный случай, — сказал он каким-то отрешенным голосом. — Моя жена была на колокольне. В темноте она, видимо, оступилась, ударилась о колокол, он качнулся назад и… вы сами слышали.

— Боже мой! Нужно позвать на помощь. Бедная женщина! Она сильно ушиблась?

— Боюсь, уже слишком поздно.

— О Господи!

— Мне очень жаль, викарий. Она всегда легко возбуждалась и была порой просто непредсказуема в своих поступках. Случай с несчастной утонувшей женщиной каким-то образом усугубил ее психическое состояние. У нее, видимо, начался очередной душевный кризис. Мы пытались ее догнать, но опоздали.

Викарий склонил голову.

— Она пришла в мою церковь за утешением.

— Это действительно прекрасная церковь для успокоения мятежной души. Она принимает мертвых и благословляет живых.

Блейн устремил свои утомленные глаза ввысь.

— А мальчонка в безопасности, — проговорила жена викария, утешая и касаясь руки Сары. — Мой муж знает, что нужно здесь делать. А мы отнесем ребенка в тот дом неподалеку. Как хорошо, что он спит. Он никогда не узнает о случившемся.

Слова жены викария все еще звучали в голове Сары, когда они немного погодя устало ехали домой, отказавшись от приглашения переночевать в доме священника. Леди Мальвина, объяснил Блейн, которая очень любит внука, будет беспокоиться.

Тайтуса вез Соумс, положив перед собой на седло и оберегая его заботливо и ревниво. Путники ехали в молчании, пока Соумс, повернувшись, не проговорил:

— Все утрясется, сэр. — Сразу бросилось в глаза, что он опустил титул «милорд». — Пойдут, конечно, разговоры, но они всегда были, когда хозяин усадьбы Маллоу находился в этих краях.