Осенние каникулы - Василий Поветкин Страница 7

Во-первых, почему Митя показал пальцем именно на меня, во всех смыслах. Ведь позвал его Саша, пить заставил Влад, а шнурки он завязывал и Саше, и Владу. Так почему он рассердился на меня одного, а об этих двух, я уверен, он и слова не сказал отцу.

Во-вторых, денег мне совершенно не хватало. Я ещё в пятницу задумал уехать из города на несколько дней, я очень хотел посетить свою бабушку в Константиновичах, у которой я не был вот уже четыре года, всё время после смерти папы. Так вот, у меня осталось 27 рублей и 74 копейки. Билет в одну сторону на электричке стоит 12 рублей. И там надо хотя бы рублей 10, что-то привести бабушке в подарок. Она, может, и захочет дать внучку что-то в дорогу, но принимать я не буду. Ей нужнее.

И третье, Ваня. Совсем мне не хотелось, чтобы он уезжал. Без него здесь будет совсем грустно, одиноко и грустно.

Я присел на мокрую скамейку, предварительно стряхнув с неё воду кроссовкой.

Я достал телефон и начал писать события последних нескольких часов. Пальцы потихоньку начали замерзать, но, какова осень!

Жёлтые листья, и дождь, и холод, и самое главное — серость — всё это наконец-то мне понравилось. Я оставил телефон и просто смотрел вдаль до самого прихода Вани.

Мы поздоровались и, несмотря на то, что я с самого утра был хмурым (или мне так казалось, себя-то я не видел), как само небо, улыбка тотчас появилась, как только Ваня сказал почти аристократическое «Добрый день».

Я крепко пожал ему руку.

— Ты давно здесь сидишь? Холодно же… — спросил Ваня, внимательно меня рассматривая.

— А я и не знаю, может, час. Поиграл немного и сразу сюда пришёл, домой совсем не хочется.

— Да, конечно, — сказал Ваня. Он, наверное, один, полностью понимал мои отношение с мамой, — и как, много заработал?

Я рассказал Ване всё, что совсем недавно написал, сидя на скамейке. Он нисколько не посмеялся.

— Да, мне тоже никогда не нравилось, что Влад с Сашей над Митей так издеваются, но я его тогда и не пытался выгнать, хотя, может и стоило ему до дома такси взять, от греха подальше. Хотя, не думаю, что он сам бы захотел. А то, что он на тебя, а не на парней злится, это, наверное, стокгольмский синдром, ты же сам видел, как он их любит. Нехорошо они с ним! — твёрдо сказал Ваня, поджав губы и мотнув головой, — а тебе в самом деле, лучше Митю больше и не видеть никогда, мало ли…

— Ну, с этим я соглашусь. Пойдём, что ли, прогуляемся? Ноги совсем затекли.

— Да, давай, а потом в кафе зайдём, тут недалеко. Взбодриться нужно, и тебе, и мне.

Семья Вани — богатые люди, но самое главное — крайне интеллигентные. Ваня, несмотря на то, что никогда не знал проблем такого рода, с которыми частенько сталкиваюсь я, а именно: что есть завтра, если нет ничего, или где найти денег на жетон, чтобы доехать до трамвая, на талончик для которого, не хватит точно, проблемы эти Ваня, тем не менее, ясно понимал.

— Так ты, Ваня, скоро уже улетаешь? И надолго?

— Вообще, Серёжа, я в понедельник поеду. Мы уже квартиру нашли недалеко от университета (о да, Ваня никогда не скажет «уник» или «универ» — только университет), ещё собеседование пройти надо, и подготовительный курс в декабре начинается.

— Ну ты, конечно, даёшь, поздравляю! Нас-то хотя бы здесь не забывай. Эх, и как мне без тебя тут! А Наталья Ивановну вспомни! Олимпиада же когда там, в марте, вроде. Если ты не пойдёшь, она, никогда, наверное, не простит тебя.

Ваня посмеялся. И действительно, по математики Ваня — отличник. Я бы со всей художественной силой описал вам, каково это, быть отличником, да ещё и по математике — но я этого совершенно не знаю. Учителя Ваню любили и даже уважали, да по-другому к Ване никто и не относился. Не только и не столько из-за родителей (хотя они крайне приятные люди!) а за спокойствие, за ум, за сдержанность, за ответственность. Одно, наверное, раздражало всех учителей в Ване — это я, ваш покорный слуга.

— Такая жизнь, Серёжа, надо улетать! Ну, я к ней на это неделе ещё зайду, попрощаюсь. Хорошая она, разве что ты ей совсем не нравишься.

— Так, а за что ей меня любить? Тетради по математики как таковой у меня нет. На уроках я появляюсь, как это вы говорите, с большим интервалом. Нет, Ваня, я совсем не по математике.

— А глубоко математику, может, и не надо знать. Так, самое основное. Мозг в тонусе держит.

Я достал сигарету и показал, что держит мой мозг в тонусе. Ваня, конечно, не курит.

Мы дошли до кафе. Ваня был в дорогом тёмно-синем пальто, я — просто в куртке, в самой идеи куртки как верхней осенней одежде. У Вани за плечами был богатый опыт путешествий практически во все страны Европы, знание четырёх языков и уверенность в блестящем будущем, у меня за плечами была гитара.

Но мы с Ваней — лучшие друзья, и всегда ими останемся. Во-первых, мы дружим с самого первого класса, уже почти одиннадцать лет. Во-вторых, мы сошлись на гитарах — у Вани тоже есть, очень дорогая электрогитара. Мы даже записывали песни вместе, только Ваня не поёт. В-третьих, после смерти моего папы, семья Вани очень помогала мне с матерью первое время деньгами, и до самой этой минуты — духовно. Ваня всегда был рядом и даже сдружился с Владом и Сашей, но в глубине души, мне кажется, их недолюбливал.

Принесли меню. А что мне туда смотреть? Я взял кофе и моментально лишился четырёх рублей. Но мне было крайне важно вот так выпить кофе со своим лучшим другом, которого я неизвестно, когда увижу в следующий раз. Ваня взял двойной эспрессо.

— А какие у тебя, Серёжа, планы на каникулы?

— Завтра поеду к бабушке. Не был там давно, только Ваня, тут такое дело… — я запнулся. Это всегда нелегко.

— Что такое, Серёжа? — добродушно спросил Ваня, глядя мне прямо в глаза.

— У меня двадцать семь рублей осталось. Дорога туда обратно стоит