Аркадий Крупняков - Вольные города Страница 14

—     Откуда все это узнали?

—     Будто бы от хана. У того, верно, в ватаге есть свой шпион. Так вот, сразу же после свадьбы соберем сотню надежных парней из наших слуг, и ты поведешь их в Кафу на помощь консулу. Не дай бог верх возьмут мятежники — тогда нам здесь крышка. Ачеллино давно точит на меня зуб, а его дружок Христофоро — знаешь сам...

Никита Чурилов принял гостей не особенно приветливо. Анто­нио сразу это почувствовал.

—     Мы пришли вас поздравить, синьор Никита, с большой ра­достью,— сказал Теодоро, снимая шляпу.— Говорят, синьорина Ольга дома!

—     Да, слава богу, дочь моя нашлась.

—     Где она? Мы хотим видеть нашу невесту,— весело произнес старый ди Гуаско.

—     Послушай внимательно меня, синьор Антонио,— заговорил Никита.— Очень жаль мне, виноват я перед тобой, но только Оль­га, дочь моя, женой другого обещала быть. Я против желания ее пошел. Моя вина, и отвечать мне. Так получилось... Пусть сын твой ищет себе другую невесту.

—     Ты давно знаешь меня, синьор Никита! — злобно и громко сказал Антонио. — И, давая мне слово, ты думал о том, с кем дол­жен породниться. Раз ты согласился, мало того, сам навязался со своей дочерью,— значит, слово свое сдержать должен. Я требую, слышишь ты, требую этого! Или мы породнимся, или одному из нас не жить на этих берегах.

—     Зачем грозишь мне? Добром ладить давай.

—     Какое добро может быть тут? От меня не жди его. Или от­давай нам дочь свою, или ей, да и всей семье твоей жизни не ви­дать. Запомни это. Подумай. Сам за ответом приду.

С вечера разыгрался шторм. Ветер со свистом проносился меж­ду зубцами консульского замка, широкое алое полотнище, с крас­ным крестом посредине, билось на древке.

К ночи буря усилилась. В цитадели закрыли все окна, затопили камины. Консул Солдайи Христофоро ди Негро и нотариус Гондольфо закрылись в кабинете. Антонио ди Гуаско с сыновьями по-прежнему не обращали внимания на приказы консула и делали все, что им вздумается. После возвращения Гондольфо консул дважды жаловался на самовольников в Кафу и в конце концов по­лучил приказ не беспокоить ди Гуаско, Было ясно, что консул Кафы подкуплен. Сегодня ди Негро решил написать жалобу в Ге­ную, протекторам Банка. Он неторопливыми шагами ходит из угла в угол комнаты и диктует нотариусу.

—     «Светлейшему и превосходительному Совету святого Геор­гия высокой общины Генуи». Написал, Гондольфо?

—     Дальше, синьор консул, дальше. Вы не думайте, что я пьян.

—     Только не напутай... Голову сниму! «Светлейшие господа! В прошлом я написал вам о здешних трудностях в надежде на то, что консулы, масарии и официалы Кафы проявят достаточную за­боту об ограждении нашего достоинства и чести...»

—     Подождите, синьор. Вышли все чернила. Я разведу мигом...

Якобо скучает в верхнем этаже замка. В последнее время ди

Негро часто проводит с сыном свободные вечера, и Якобо рад это­му. Вот и сегодня отец обещал рассказать о странах, где он побы­вал, и юноша с нетерпением ждет, когда отец освободится. Он то и дело подходит к люку и, приоткрыв его, слушает. Консул все еще диктует.

—     «...Скажу о подкупах,— слышит Якобо слова отца.— В Ка­фе они установили порядок отличать солдайских стипендариев и аргузиев в зависимости от услужливости себе и делают это в та­кой форме, что страдает авторитет консулов. Подкупами и боль­шими подарками, сделанными в Кафе, главари Андреоло ди Гуа­ско и Николо ди Турилья отменяют приговоры, вынесенные в Солдайе, во вред светлейшему Совету. Подкупами лиц, не брез­гующими средствами в добывании денег, они стараются унизить солдайских консулов. В деревне Скути ди Гуаско самолично тво­рят суд. Зло умножая злом, они установили виселицы и позорные столбы...»

—     Синьор консул, мы ведь тоже установили виселицы и позор­ные столбы. Там, на холме.

—     Молчи, Гондольфо. Мы посылаем на виселицу согласно за­кону!

—     Вы думаете, несчастным повешенным от этого легче?

—     Болтаешь глупости! Пиши дальше. «Рассчитывая на безна­казанность, они недавно обошлись непозволительно с моим кавзлерием и аргузиями».

Раздался стук в дверь. Консул снял засов и увидел аргузия Скароци.

—     Синьор консул, у ворот крепости стоит человек. Он из Кафы, от капитана Имени не сказал. Просит впустить.

—     Он один?

—     Со слугой.

—     Впусти.

Скароци подбежал к воротам и дал знак. Двое всадников въехали в крепость.

Спустя пять минут один из них стоял перед консулом.

—     Эвива, синьор Христофоро! — воскликнул вошедший.

—     О Батисто! Видно, важную весть ты принес мне, если ре­шился в такую погоду бросить свою таверну. Садись, говори. Не смущайся, Гондольфо — свой человек.

— Ачеллино вчера ночью вернулся,— неторопливо произнес Батисто.

—     Он в Кафе?

—     Его трирема под другим именем стоит на внешнем рейде. Невольники согласны выступить на стороне капитана.

—     Когда он думает начинать?

—     Четырнадцатого сего месяца осенняя ярмарка. На второй день ярмарки.

—     Что я должен сделать?

—     К сожалению, о замыслах капитана стало известно во двор­це. Ди Кабела многого не знает, но на всякий случай готовится. Мы узнали, что он просил у Антонио ди Гуаско двести человек, и тот обещал послать их. Завтра и вы получите приказ — по нему долж­но набрать из жителей Солдайи сотню ополченцев, вооружить их и послать на помощь Кафе. Леркари просил вас сообщить консулу Кафы, что ополченцы будут посланы.

—     А на самом деле их не посылать?

—     Наоборот, надо поспешить с набором ополченцев и отпра­вить с надежным командиром в Кафу и непременно раньше лю­дей, посланных от ди Гуаско. Мы знаем, что к вам приедет вель­можный человек. Он будет следить за выполнением приказа и по­ведет ополченцев в город. Ваш командир должен остановить от­ряд на отдых в лесу и убедить официала ехать в Кафу.

—     После этого возвратиться обратно?

—     Да нет же, синьор консул. После этого надо дождаться лю­дей ди Гуаско и вступить с ними в бой.

—     Ловко! — воскликнул консул.— Но только...

—            Знаю, что вы хотите сказать. В случае, если наше предприятие не удастся, командиру легко оправдаться — он скажет, что принял людей ди Гуаско за разбойников Сокола. Этому поверят.

—     Передай капитану, что все будет сделано,— ответил консул, подумав немного.— Я сам поведу ополчение.

Батисто кивнул головой в знак согласия.

Якобо осторожно прикрыл люк. Больше он не в состоянии был слушать. Юноша твердо знал, что власть консула Кафы благослов­ляет святой Георгий, от имени всемогущего бога, и посягать на эту власть большой грех. Отец его, как один из первых помощни­ков синьора ди Кабелы, должен укреплять могущество Кафы. Это ему казалось таким же незыблемым, как и «Аве Мария», произно­симая трижды в день.

Но то, что он услышал сейчас,— это не только большой грех, это предательство! Разве мог Якобо подумать, что его отец, которого он считал самым справедливым и непогрешимым, способен на такую гнусность. Может, Якобо не так понял?

Он дождался, когда, громыхнув цепями, упал подъемный мо­стик, и спустился к отцу. Консул угрюмо сидел у стола. Увидев сына, улыбнулся и спросил:

—     Ты все еще не спишь, мой мальчик?

—     Зачем приезжал этот злой человек? — спросил в свою очередь Якобо.

—     По делу. Разве тебе интересно знать, кто и зачем приезжает в этот замок? И к тому же этот человек совсем не злой.

—     Я все слышал, отец.— Якобо говорил очень спокойно, и это насторожило консула.

—     Не тебе осуждать кафинцев, сын мой. Тот, кто только что уехал от меня,— суровый человек. Но он не может быть другим! Ты не знаешь жизни, которая идет за стенами этой крепости,— в ней добрый человек пропадет. Люди столько творят зла...

—     Но он замыслил предательство! Он хочет погубить консула Кафы, и ты обещал помочь ему.— Господин ди Кабела бесчестный человек, и ему не место в Кафе! — Если он плох и не достоин быть консулом Кафы — скажите ему об этом прямо и, если он не захо­чет отдать свое место более достойному, вызовите его на открытый и честный бой.

—     Твои речи наивны, ты очень мало знаешь жизнь.

—     Мне не надо много знать! Мой отец честный и благородный ди Негро, и этого достаточно. Я не хочу, чтобы ты предательски убил людей ди Гуаско, которые пойдут в Кафу. Я не хочу, чтобы ты помогал этому грязному человеку.

Консул хотел сказать сыну что-то резкое, но, взглянув в глаза Якобо, полные слез, взял его за плечи и притянул к себе.

—     Ну, хорошо, хорошо, мой мальчик. Я даю тебе слово, что ничего не сделаю такого, что запятнало бы нашу честь!