Екатерина Двигубская - Ведьмы цвета мака Страница 24

В трубке послышалось вялое «алло», совсем не вяжущееся с настроением Марины, она бросила трубку. Ей вспомнилось вчерашнее поведение племянницы, женщина начала ходить около телефона, ей захотелось позвонить и забросать Наташу низкими, обидными словами. Она оскалилась, глаз покраснел от лопнувшего сосуда. Марина протянула руку к аппарату, но взгляд наткнулся на детскую фотографию племянницы…

Теперь Марина вспомнила то чувство, которое затопило её, когда она впервые увидела крошечную девочку. Она была похожа на сморщенную сливу — беззащитная, хрупкая, с прозрачными пальцами и ушками. Тогда Марина чуть с ума не сошла от трепета, она даже не могла говорить при ребёнке, боясь навредить ей своим громким голосом.

— Алло, Наташа, приезжай! Да, сейчас! Ты мне нужна! Очень нужна! Не можешь? Я разве часто прошу тебя об одолжении?

Как Наташа ни сопротивлялась, но она прекрасно знала, что ей не избежать появления в тётиной квартире, потому как отказать Марине не имело ни малейшей возможности, особенно когда в её голове появлялись мысли о необходимости прощения, о том, что надо быть доброй и не поддаваться дурному.

Когда девушка переступила порог, Марина была уже сильно навеселе. На верхней губе помада решительно покинула свои берега, тушь на обоих глазах рассыпалась чёрными хлопьями. Она бросалась энергично обнимать племянницу, а потом не мене энергично приступила к её разоблачению.

— Ты прости меня, моя дорогая. Я тебя очень люблю, не могу без тебя. Ты моя девочка, — шептала Марина, и шорох её слов обжигал Наташу.

Вскоре пальто, шапка, сапоги были удалены с тела племянницы, на ноги водрузились уютные тапки, руки были вымыты, а сама Наташа уже распивала чай, сидя на кухне. Через весьма непродолжительное время выражение её лица стало идентичным выражению лица Марины, наверное, к чаю было добавлено несколько горячительных капель. От глаз женщин исходило сияние, заполнявшее всю кухню, даже улица, огибавшая дом Марины, стала светлее. Руки совершали слишком пространные движения, а поток речи был бурен и малопонятен.

— Он даст, представляешь? Не выдержал, вспомнил, понимаешь? Какая же я счастливая. Теперь смогу купить оборудование! Много! Засадить за него сытых работниц с такими толстыми, проворными пальцами! А ты, Наташа, будешь меж рядами ходить, их по чепчикам лупить и командовать. А я буду разъезжать по магазинами и пристраивать возросшую продукцию! Я уже даже название придумала.

— Хорошо! А ты представляешь, Вадик сказал, что любит. Смотрит на меня из-за пазухи, коленками дёргает и вздыхает. Какая же я влюблённая, понимаешь?

— Понимаю, но это твоё дело. А вот машинки и возросшее производство — это наше дело, общее. Это я всё для тебя стараюсь, чтобы тебе жилось хорошо.

— Так уж и для меня?

— А для кого? Я уже старая, ты для меня и дочь, и племянница!

— И конструктор.

— А конструктор ты неопытный, но подающий большие надежды! Нужно тебя ещё многому научить.

— Так учи.

— А ты хочешь? Ура!

И они кинулись обнимать друг друга, а потом закреплять клятвы в вечной любви и верности друг другу, швейному производству, заговору женщин против мужчин рюмкой, другой, потом сбились со счёту, забыли, почему собрались, и уже начали выпивать без всякой причины, ради удовольствия.

Глава 15

Марина проснулась от дикой головной боли, ей было страшно открыть глаза, казалось, что её приковали к подушке тяжёлыми цепями — тяжесть начиналась в области ушей. Она осторожно потянулась к ним и обнаружила огромные серьги. Ликвидировав эту мучительную часть убранства, она испытала временное облегчение, но вскоре на первый план вылезла другая напасть — теперь горел рот, будто кто-то затолкал в него горячего песка и заставил проглотить. Марина, отодравшись от подушки, пошла на кухню. Войдя в продутое ночью помещение, она бросилась к кувшину, позвякивающему серебряными монетами. Втянув в себя жидкость, она вдруг ощутила непреодолимое желание посмотреть в окно, прилипнуть лбом к прохладному стеклу и сквозь похмельную смурь отдаться своим предчувствиям!

На улице стояло такси. Иван, спрятавшись за газетным листом, считал вырученные за ночь деньги.

Марина побежала обратно в комнату. Наташа, придавив кровать, шевелила храпом занавески, кольца которых простодушно поскрипывали. После долгой тряски, способной поднять из гроба и спящую красавицу, девушка наконец приоткрыла один глаз.

— Что случилось? Зачем ты меня будишь в такую рань? — прогудела она и пахнула на Марину сонным, творожно-кислым запахом.

Тётя не дала вразумительного ответа — разыгрывая сложную пантомиму, она указывала куда-то. Девушка, шаркая тапками и недовольством, отправилась в предложенном направлении и, обнаружив Ивана, стоящего под окном, не пришла в ожидаемый восторг. Широко зевнув, она уставила на Марину глаза, полные непонимания.

— Ну?

— Что — ну? Ты что, не видишь?

— А что я должна видеть?

Марина нетерпеливо пододвинула её к окну и показала на жёлтое такси.

— И так каждое утро, — сказала Марина.

— Хлопотно это. Воды.

— На.

Наташа припала к кувшину и допила его, чуть не проглотив монеты.

— Помнишь, он меня до цеха довёз, когда я раскладушку принесла.

— А зачем ты её принесла?

— Дура, чтобы на полу не спать.

— Ты совсем с ума сошла, в таксиста влюбляться, когда по ней банкир с ума сходит!

— Ни в кого я не влюбляюсь!

— А Миша так быстро в отставке? Ай да тётя!

— Ой! Я и забыла совсем. Я же должна…

Через час выйдя на улицу, Марина раздвинула своё лицо в улыбку. Иван, не поднимая глаз, открыл дверцу и усадил женщин на заднее сиденье. В машине стоя привычный запах ёлки, чуть взболтанный с бензиновой вонью. Наташа, жадно дыша в затылок Ивана, тут же уснула. Марина чувствовала себя неудобно, ей казалось, что Иван наблюдает за ней, хотя он угрюмо смотрел на дорогу, она тихонечко гладила Наташу по голове. Около цеха Иван извлёк женщин из машины, утрамбовался обратно и, ничего не говоря, уехал.

— Ну и тип! — сказала Марина.

— Вечно тебе не те нравятся, не прочухай свой шанс — сосредоточься на Владлене.

— Яйца курицу не учат.

— С милым рай не в шалаше! Ты только поначалу всё терпишь, а потом начинаешь требовать, да ещё в твоей беспрекословной манере, и тогда… Тебе тридцать семь! Хватит витать в эмпиреях и зефирах. А то всё сама да сама. Не надоело?

Марина поморщилась.

— Не-а, никогда я не была серьёзной! Всегда мечтательной! А может, Наташка, я просто умею верить?

— Нет, ты просто фантазёрка!

Работа ладилась, швеи строчили целый день, стремясь к премии. В обед Марина позвонила Мише — ни мобильный, ни домашний не отвечал, прошла неделя с их последней встречи.

Вечером, выйдя из дверей ателье, женщина воровато оглянулась, боясь заметить притаившееся такси, но его нигде не было. С одной стороны, ей была приятна деликатная забота Ивана, так как качество это редкое, почти исчезнувшее в наши дни, но, с другой стороны, становилось как-то не по себе. В этой заботе слышалось пока ещё отдалённое, но всё же посягательство на свободу, это внимание грозило обернуться одним из проявлений мужского эгоизма, стать тихой заводью, в которой мужчина заявляет себя центром — и вы крутитесь вокруг него, пока наконец не понимаете, что единственный мир, на который имеете право, это мир безграничного восхищения вашим избранником. И где гарантия, что из этого насильственного рая вас же и не изгонят? Марина обиженно подошла к луже. Лужа имела унылый вид и смотрела на женщину большим голубоглазым лицом. Марина пододвинула листок к кромке, толкнула, он медленно поплыл, кто-то окликнул её. Женщина обернулась, лужа стала пустой с одиноким листом, посреди двора стоял Владлен. Лёгкое раздражение опять зарябило поверхность воды, вновь обретшей лицо Марины.

Но, хорошенько приглядевшись к Владлену, она сменила гнев на милость — на нём было пальто из дорогого сукна, с роговыми пуговицами, явно сшитое на заказ. Марина обежала вокруг мужчины, удостоверилась на ощупь в качестве ткани, подёргала каждую пуговицу, отогнув край, внимательно вгляделась в швы, изучила, как посажена подкладка. Придя в неописуемое воодушевление от мастерства английских портных, она поцеловала Владлена, которого процедура аттестации его верхней одежды очень смешила.

Взяв её под руку, молодой человек проводил Марину до дверей машины, потом, так же взяв под руку, проводил до дверей ресторана. То ли помутнение от восторга по поводу британской швейной промышленности, то ли скачки в атмосфере, то ли ещё какие таинственные явления, но Марина не заметила, как очутилась перед входом в кафе «Онегин». Она замерла около больших дверей и испуганно посмотрела на Владлена.