Екатерина Двигубская - Ведьмы цвета мака Страница 25

— Что случилось?

— Ничего. Боюсь встретить одного человека.

— Ну так давай уйдём.

Но к ним навстречу засеменил больными ногами швейцар, одетый в красный, вполне бутафорский костюм. Он старался как можно шире раскрыть перед гостями двери. Глядя на Марину, он дотронулся до полей своего цилиндра, старые глаза слезились. У Марины защемило сердце — швейцар нёс свою службу с гордостью и удовольствие, совершенно не свойственными русскому человеку. Ей показалось, что она его где-то видела… на старых фотографиях… Нет же! При входе в метро, когда она неслась к Михаилу и чуть не сбила старика с ног.

Марина вся ссутулилась и уткнулась в кожаный переплёт меню, её мысли скакали вокруг букв, она попросила Владлена выбрать всё самому.

Время шло, шипучее шампанское и седло барашка делали своё дело, молодые люди, сидя у большого окна, занавешенного тяжёлыми шторами, были оживлены беседой. Марина хихикала и кокетничала, у неё на шее зазывно блестело фальшивое колье, а щёки горели румянцем. Владлен не выдерживал и хватал её за руку.

— Помнишь, я подарил тебе твой портрет?

— Он до сих пор висит над моим столом.

— Ты самая странная женщина, с которой я знаком. Ты, ты… Ты — настоящая глыба.

— Прекрати ерничать.

Вдруг с другого конца зала донёсся женский смех, несколько похожий на треск, Марина обернулась. И что же предстало перед её глазами? Конечно же, с молодой, весьма вульгарного вида особой сидел Михаил и нежно обнимал её взглядом. Накрашенная улыбка, вырез до самого копчика и две лямки, пересекающие грудь, не давали покоя соседям — мужчины беззастенчиво разглядывали полуобнажённое создание, женщины не менее беззастенчиво отвращали их от опасного занятия.

Михаил, победно оглядев зал, заметил Марину. Она сидела на краю стула и, натянув нижнюю губу на верхнюю, дёргала занавеску.

Владлен положил свою большую кисть на руку Марины, женщина не выдержала и вскочила. Больно стукнувшись коленкой о стол, она опрокинула стакан с красным вином, которое растеклось густым пятном по её брюкам. Официант бросился к Марине, но, потеряв равновесие, столкнулся с ней лбом. Она вскрикнула, потёрла ушибленное место и направилась к стеклянному входу. Потом, выпрямив спину, бросила надменный взгляд на Михаила и, убедившись, что её передвижение не осталось не замеченным, спустилась вниз.

На выходе из туалета было пусто, как в склепе, даже туалетная дама в белом переднике и с лоточком, на котором лежали различные причиндалы: прокладки, одноразовые расчёски, несколько флаконов дорогих духов — за небольшую плату вы могли опрыскаться ими, — даже этот страж порядка исчез. Нестерпимо пахло сиренью, из мужского туалета доносилось женское пение. Марину охватило чувство беспокойства, она поспешила подняться, но внезапно кто-то дёрнул её, закрыл глаза и попытался поцеловать в губы. Это было похоже на падение, когда земля на огромной скорости несётся навстречу, чтобы ты, рухнув на неё, разодрала колени в кровь, а потом перевернулась на спину и смотрела в небо — вязкое, серое небо, понемногу приходя в себя, надеясь, что никто не заметил, как ты неуклюжа. Марина дёрнулась и с силой наступила на ногу, нападающий издал жалобный стон и отошёл от женщины. Конечно же, это был Михаил — глаза встревоженные, волосы всклокоченные, улыбка набекрень.

— Что с причёской?

— Марина, я потерял твой номер телефона.

— Ничего страшного.

— Запиши мне его, ПО-ЖА-ЛУЙ-СТА!

— Хороший галстук!

Михаил радостно закивал…

— Давай записную книжку.

Он машинально вытащил блокнот, потом быстро сунул обратно. Марина ухмыльнулась и пошла вверх.

— Марина!

Но Марина уже плыла по залу, а вульгарная особа, изогнув своё тело в немыслимую фигу, боролась с крем-брюле.

Владлен предложил порцию коньяка, от коньяка Марина не отказалась, но в час ночи она всё же лежала в своей постели, обнимаясь с пыльным голубым зайцем. Она смотрела перед собой и отчего-то улыбалась…

Утром следующего дня Марина долго шуршала новенькими купюрами и вдыхала их сырой, словно зелёный, аромат. Обнаружив пять лишних тысяч, она позвонила Владлену, мобильный не отвечал, а в здании банка его нигде не могли найти. Сложив деньги в сумку, Марина отправилась пешком на работу — отказать себе в удовольствии рискнуть всем, что имеешь, было выше её сил. Идя по затопленным светом улицам, она то и дело запускала руку в раздувшуюся сумку и, нащупывая прохладные пачки денег, приходила в детский восторг. Поместив деньги в сейф, она несколько раз подёргала ручку несгораемого шкафа и, убедившись в её абсолютной неподатливости, предалась мечтаниям о том, что наконец-то сможет помогать матери так, чтобы благословенный шёпот денег заглушил злобное ворчание.

Проводив Марину до дверей цеха, Света решила пройтись. В арке она столкнулась с Наташей и Вадиком, перед расставанием на целый день они жадно целовались, словно переливаясь друг в друга. Почему у неё нет никого, в кого бы она могла впиться и выпить до дна, до краёв наполнившись его чувством? Хромоножка глубоко вздохнула и постаралась не думать о плохом, за последние дни она так много переживала, что у неё постоянно болела голова. И Света, подставив своё просторное лицо солнцу, попыталась сообразить, куда ей деваться.

Впервые она в Москве, а города толком не видела, в кино не сходила, в Пушкинском музее не была, хотя в Волгограде так любила разглядывать дешёвые репродукции импрессионистов и могла смотреть один и тот же фильм десятки раз.

После смерти матери Свете жилось хорошо, очень хорошо, нет, покойно. Она любила свою кошку Беатриче, жила медленно и одиноко. Однажды, разбирая мамин комод, она наткнулась на фотографию хорошенькой молодой женщины, фото было завёрнуто в письмо. Светлана долго разглядывала листки, исписанные корявым, косноязычным почерком, потом не удержалась и начала читать.

В письме говорилось, что кто-то хорошо устроился, открыл пошивочный цех, любит другую женщину и просит не поминать его лихом. В некоторых местах на бумаге чернила расползлись, наверное, от слёз, там же лежали деньги — двести рублей старыми купюрами, а рядом в комоде — свёрток с замшевым светлым пальто, потерявшим от времени форму. Света вгляделась в лицо женщины на фото, вспомнила…

Стоял апрельский день, он был в хорошем настроении и увлекал в себя всё живое. Десятилетняя Света сидела на крылечке и, водя веткой по песку, вдыхала вкусный, полный ароматов воздух. Её окликнули, она подняла голову и увидела перед собой красивую пару из кинофильма. Они стояли, прижавшись друг к другу, а за ними светило солнце, слизывая их контуры. Мужчина протянул в щель забора голубого зайца и поманил им. Света, встав на ноги, проворно побежала. И вдруг вихрем налетела мама, схватила дочь и потащила к дому. Она кричала, и изо рта у неё пахло чесноком и больным желудком. Света вздрагивала от её крика: «Будьте вы прокляты! И дети ваши прокляты! И ты, распутная, проклята!», а потом начала плакать и тянуться к голубому зайцу.

Вечером мама гладила бельё, напуганная Света хватала за её юбку. Девочке было жалко маму, которая постоянно всхлипывала и своей опухшей рукой тёрла нос, лоб, щёки. Света боялась отойти от неё, маленькое сердце быстро стучало, а мать сердилась и отпихивала дочь. Неловко повернувшись, Света запуталась в шнуре утюга, дёрнулась. Мама не смогла удержать утюг, и он упал девочке на ногу. Светлана заплакала, но не от боли, а от досады на себя, что она такая нескладёха и ещё больше расстроила маму.

В школе мальчишки дразнились, в областном экономическом институте она никому не нравилась, и Света много читала, ела мучное, а мама умерла от цирроза печени.

Света закрыла комод, отдала соседке кошку Беатриче, купила билет в Москву. В письме был указан адрес, по нему, конечно, уже никто не жил, но ей подсказали, где находится ателье.

А сегодня солнце светило истерично, сыпля лучами со злостью и неряшливо. Лица от этого света делались похожими на красные зловещие рожи, кустарно вымазанные одним цветом. Девушка, пытаясь укрыться, спрятала лицо в воротник пальто…

В «Музее кино» она зачем-то купила два билета. Сеанс уже начался, и в зале раздавался неуклюжий смех чуть подвыпившей молодёжи, откуда-то тянуло запахом прелых ног. Света уставилась в экран, улыбающееся лицо Бельмондо начало раздражать, было больно от того, что оно улыбается не индивидуально ей, а всем сидящим в зале и ещё миллионам таких же никудышных любителей старых фильмов. Светин сосед, хрюкнув, запустил лапу за пазуху подруги, нащупав маленькие прыщики грудей, начал энергично массировать их, а та стонать и сюсюкать. Светлана вскочила и выбежала на улицу.

Около входа в метро стояла старуха с сиреневым шарфом, вокруг никого не было видно, только мятежный ветер нёс обрывки газет, кожуру мандаринов и одиночество, которое заполняло весь город, влезало в дома, разъединяя влюблённых, проникало в души людей, наполняя их карманы деньгами, а глаза поиском наслаждений. Старуха продавала большое дерево в жёлтой кадке, она смотрела ласково, пальто было бедное, и один сапог отличался от другого. Света спросила, сколько стоит растение, протянула деньги и, бережно обхватив кадку, скрылась в метро. Старуха смотрела ей вслед, кивала и желала счастья.