Аркадий Крупняков - Вольные города Страница 6

А я от плотников. Зовут меня Игнат Рыжик.

-       Знаем!

- Так вот я и говорю: топоры у нас в руках вострые, а уж дух и того вострее. Житья от богатеев никакого нет. Что голоду-

■       но плевать, притерпелись, а издевательства как переносить? ишку мою, поди, все знавали, одно утешение родителям была. Мялн, уволокли да целый месяц измывались. У консулова ма-

н і и наложницах была. А сколь наших девок после их грязных ни кабакам пошло! Скажи капитану, плотники топоры наточены. И, пни,ко інака, мол, ждут! Все!

і множники за плотниками! Дубины возьмем!

По m i тем купец Федор Сузин:

- Потождите, робяты, так нельзя. Не посмотрев в святцы, да и колокол — рази так можно. Надобно знать, ради чего за что боремся. Вот ты, Рыжик, скажи — порубишь ты жирных, а

потом куда?

Потом ? Стало быть, снова плотничать буду.

—      Ну и дурак. Ты будешь рубить жирных, а капитан Леркари снова в сенат фрягов насажает, и вторую твою дочку теперь уж к новому масарию сволокут, а у Кольки Скибы, кузнеца, ноги вы­ломают. Пусть нам Родольфо скажет, сколько, в случае победы наших людей поставят в сенат и сколько в попечительный комитет Сегодня в сенате одни фряги, причем знатные. Иным, говорят, туда нельзя. Ведомо нам, что Леркари сам человек незнатного роду, простого купеческого звания. Пустит ли он в сенат простых людей?|

—      Капитан Леркари велел мне сказать: кто будет драться г жирными, из тех брать в попечительный комитет и в сенат. Теперь я хотел бы знать, сколько ваших людей выйдет на улицы и с каким оружием.

—      Зовут меня Даниоло. Кольчужники выйдут сорок душ! 1

—      Швалыцики выставят тридцать. С рогатинами! Говорит Сурен Тер-Григорян. У нас славные молодцы.

—      Эй, бочары! Что молчите? Сколько от вас?

—      Пиши пятьдесят. С топорами.

—      Оружейники — двадцать пять! Выйти есть с чем!

—      Кузнецы!

-   Плотники!                                                                                   )

■— Кожемяки!

—      Ну, атаман, твоя очередь,— шепнул Никита Соколу.

Сокол встал, поднял руку и, волнуясь, крикнул:

—      Пиши пятьсот!

Все головы повернулись к нему.

—      От кого пятьсот? — шкипер удивленно поднял разрублен ную бровь.

—      От лесных людей. У каждого меч и копье!

В горнице одобрительно зашумели. Шкипер грыз ноготь большого пальца:

—      Я не могу без позволения капитана записать лесных людей! Пусть завтра днем ваш человек ждет меня здесь. Я приду и поведу его к Леркари.

Еще долго не расходились мастеровые от купца. Выведывал у шкипера о других людях, какие пойдут за капитаном, жаловались на тяжелую жизнь, особенно интересовались ватагой. Василько рассказал, как живут они у Черного камня. Шкипер заторопился уходить.

Ночевали у купца на сеновале. Никите и Соколу хозяйка п стелила в отдельной спальне. После ужина Никита сказал:

- Завтра почнем закупать оружие. Дело сие не простое. Йванке и тебе — обоим закупки делать...          |

—     Знаешь, Никита Афанасьевич, как-то все это быстро да просто сладилось. Не втравить бы мне ватагу в дело пустое, не ног бить бы ее. За столом кричать — одно дело, а как до схватки дой-

—    26

дет, кто знает, чем оно обернется... Ведь у консула да его приспеш­ников— сила немалая, не побороть их так просто.

Ты послушай меня, Сокол, не раз обо всем передумал я. И грабежах да лихоимстве силу они свою размотали. Недаром Леркари поднимается — видит слабину. Раньше поддержка им с 1*ч|'»| была, из Генуи, а ноне турки проход закрыли. Торговля морская захирела, власть у них все слабей. Самая пора.

Да пора ли, Никита Афанасьевич?

А ты дальше слушай. Не на Леркари главная надежда моя. Он вла сть себе добудет, и дело с концом. О простых людях и думать забудет. Да и не на них надеется он. Потому и в море по- нм'ч- на корабль триста невольников посажено. Он их раскует, и они добудут ему власть. Ты заметил, как насторожился шкипер,

f

ui ли про лесных людей узнал? Испугался он тебя, право слово. Пятьсот воинов — это сила. Однако отказаться не посмел. А теперь лушап: пусть Леркари поднимает оружие на жирных, ты с ва- |*Ж инкам и ему поможешь. Когда дело будет сделано, мы пойдем к невольникам и позовем их в ватагу. Будет у нас восемьсот «Уш. а Леркари скажем: вот — бог, вот — порог. Садись на свой іи|чігі.'іі( и уходи, пока цел. А фряжским купцам дулю с маслом — похозяйничали, хватит. Сделаем Кафу вольным городом.

А как же боярин?

Што боярин?

Он говорил другое. Зачем нам вольный город, ежели на Руси

| иго лежит ярмом тяжеленным. Вот поможем Ивану Василичу рассчитаться, тогда видно будет...

Пойми, атаман, одно: если город будет наш, мы князю вдвое поможем.

А ватага! Людей куда денем?

- Будут они воины вольного города. А ты — воеводой. И-эх,        говлю с Русью развернем!

А вдруг ватажники не согласятся? Може, Иваша встанет М)|пн>. подумав, сказал Василько.

И ы там смелей будь! Ивашка, он скорее тебя на богатеев

Ü Все одно подумать надо. С ватагой потолковать. ш »Подумать, подумать». Зачем тогда шкиперу кричал?

* Я ж думал только подраться за бедных людей, помочь им, § «нінм «а Дон.

■ Б і к Игнат Рыжик: «Порублю жирных... и плотничать», b Не смейся, Никита Афанасьевич. Без ватаги все одно не

11\, спи. Утро вечера мудренее...

■ Толі.но вошел на другой день атаман во двор Чурилова, а на- іЦі'1'iv Ивашка. Не говоря ни слова, потянул Сокола в уеди­

ненное место. Уселись под лабазом на тюки с холстиной, Ивашка начал:

—      Думаю, бранить меня станешь. Посвоевольничал я... — Ивашка замолчал.

—      Ну, сказывай.

—      Был в таверне, не вино вкушал, а разные речения. Понял -н затевается в городе сполох. Нашелся у них капитан...

—      Может, Леркари его зовут?

—      Отколь знаешь?!

—      Слышать о нем привелось.

—      Вот бы нам подмогнуть этому капитану, а?

—      Как же с вольным городом? На Дону? — весело спросил Сокол.

- Так ведь оно не обязательно на Дону. Здесь, я думаю, та­кой город заиметь еще способнее. Ни князей, ни бояр нет, а жирных неужели мы не подавим?                                         I

—      Я сам об этом которы сутки думаю,— сразу признался Василько.— Тут капитан этот — десятая спица в колесе. Ты послушай, что посол московский да Никита-купец мне сказывали...

Когда Ивашка выслушал все, задумался крепко.

—      Да-а,— протянул он,— без ватаги на такое дело решаться не след. Пожалуй, завтра пора к Черному камню выезжать.

Посидели еще немного молча. Ивашка спросил:

—      А у тебя самого куда более душа лежит — на Дон али здесь!

—      Если на Дон — Ольги мне не видать. А коль здесь останусь, купец обещает свадьбу сыграть,— виновато сказал Сокол.

—      Ты рехнулся! Ватагу на кого бросишь?

—      Пока вольный город простому люду не добудем — не оставлю. Пойдем говорить с ватагой.

* * *

Чем больше Демо вникал в дела обороны города, тем яснее ему становилось, что кафинские генуэзцы обречены. Это понимали многие. Поэтому власть имущие старались награбить как можно больше и покинуть Кафу. Самый богатый горожанин Ангело Морозини уже нашел корабль, чтобы отплыть на днях из города.

И когда казначей передал Демо большую сумму денег для найма солдат, он решил присвоить золото и бежать. Капитан Ачелли но Леркари, разумеется, тоже не даром, согласился предоставит Демо каюту на «Святой Агнессе».

Корабль наутро покидал кафинские берега.                                   і

Глава вторая

КНЯЖИЙ НРАВ

И в каждом городе, бывало,

Свой князь, свой суд и свой устав, И княжий нрав решал немало: «Виновен тот! А этот прав!»

Наталья Кончаловская. На­ша древняя столица

асто бывает так: живет человек в своем го­роде или селе и всем недоволен. И дома-то худые, и улицы кривые, переулки грязные. В ле­су и комары, и болотный дух. Житья нет, и же­на-то сварливая, и кошка блудливая. А от сосе­да только забором и отгородишься.

Но вот попал человек на чужбину, прожил там год-два, и все в его памяти меняется. Лучше родного города во всем свете не найти, а дом-то его уютен, а жена ласковая. А комары-то, кома­ры. Ах, как чудно выйти на улочку, да послушать, как этот мерзавец над ухом звенит, да душистой березовой веткой обмахнуться, да дыму смоли­стого от костра понюхать! Либо на завалинку выйти, с соседом о том о сем поговорить. А на заморские красоты, на кипарисы да на кусты лавровые глаза бы не глядели! Как прожил Ни­кита Беклемишев с весны до осени в этом тре­клятом Крыму, такая тоска на него навали­лась— хоть плачь. Сидит он в своем посольском возке, смотрит на чужие степи, дороги, и такое нетерпение в душу приходит — птицей улетел бы на родную Русь. Торопит он посольского охран-