Дик Портер - Преданное сердце Страница 12

— Кэтрин, что вы с Хэмом будете пить? — спросил Симс Колдуэлл моих родителей. Отец Сары Луизы был подвижным, щеголевато одетым мужчиной, обладавшим мощным голосом, звук которого наполнял всю его приемную в банке.

— А вы что выпьете с Сарой Луизой, Хэмилтон? — Когда мы с отцом бывали где-нибудь вместе, то меня как младшего называли «Хэмилтон», а отца "Хэм".

— Сисси, я тебе уже налил. — Сисси — так Симс Колдуэлл называл свою жену Сисилию, такую же яркую и нарядную, как и он сам. Симс делал коктейли с какой-то милой неуклюжестью: видно было, что он привык, чтобы обслуживали его самого. Я слышал от Сары Луизы, что, хотя ее предки родом откуда-то из-под Нашвилла, познакомились они в Нью-Йорке — Симс учился в Принстоне, а Сисилия в Уэллесли. Поженившись, они остались в Нью-Йорке, где Симс служил в банке. Спустя три года он вернулся домой, поступил в банк "Камберленд Вэлли" и за месяц до событий в Пирл Харборе был избран его президентом.

Банковскому делу Симс, вероятно, обучился в Нью-Йорке, но во всем остальном жизнь большого города не оставила в нем ни малейшего следа. Он был южанином до мозга костей. Когда он говорил: "Кэтрин, Хэм, как я счастлив, что вы пришли!" или "Нам крупно повезло, что у нас такие отличные дети", постороннему человеку могло показаться, что это притворная радость. Но Симс действительно так думал. Он всегда был доброжелателен, всегда видел во всем только хорошее. Если его внимание к другим людям и бывало напускным, то это никак не проявлялось.

— Хэм, — сказал Симс отцу после обеда, когда мы, глядя на лужайку возле дома, пили коньяк, — знаешь, о чем я хочу тебя попросить? Чтобы ты мне рассказал про битву при Франклине. Ты ведь у нас самый большой специалист по всем этим делам, а я вот живу во Франклине и ничего не знаю о том, что тогда произошло.

У отца загорелись глаза. Он просто не мог поверить в свою удачу и поспешил поддаться соблазну. Он тут же обрисовал план Худа, имевший целью отрезать путь подвоза Шермана и соединиться с войсками Ли в Вирджинии. Он проследил маршрут отрядов Худа от Флоренса в штате Алабама до Колумбии, Спринг Хилли и дальше до Франклина. Отец уже собрался было заговорить о нападении войск Худа на армию Шофилда, как вдруг ему пришла отличная мысль.

— Симс, — сказал он, — а что если нам сесть ко мне в машину, и я покажу тебе все эти места?

Симс согласился, а женщины отказались, и мы втроем — Симс, отец и я — битых два часа катались по южным окраинам Франклина. Я всегда был равнодушен к истории родного края, в том числе и к битве при Франклине, и о тех событиях знал не больше Симса. Я только помнил, что южане понесли большие потери, чем северяне, и что союзная армия отступила к Нашвиллу. Но отец рассказывал так, будто сам сражался в той битве. Он говорил о корпусе Стюарта, о корпусе Читэма, о корпусе Ли; он говорил о бригаде Опдайка, спасшей северян от поражения, о приказах, отданных Форрестом Чалмерсу и Джексону, о кавалерии Буфорда, лишившейся лошадей, о сражении у дома Картера, во время которого семья хозяина пряталась в подвале, о пяти генералах-конфедератах, позавтракавших вместе в Спринг-Хилле, а на следующее утро сложивших свои головы у дома Мак-Гавока неподалеку от Франклина.

— Так кто же победил в битве? — спросил отец. — Не северяне, это точно. Томас приказал Шофилду продержаться здесь три дня, а того едва хватило на три часа. Как только предоставилась возможность, он бросился к Нашвиллу, побросав всех погибших и раненых. Какая уж тут победа! Но и южане тоже не победили. Худ потерял втрое больше солдат, чем Шофилд, а генералов у него тут полегло столько, сколько не погибло ни в одной другой битве в ту войну. Позже у него не хватило сил, чтобы взять Нашвилл. Так что же это все означает? Я думаю, что наши ребята шли и шли на брустверы, пока в живых не осталось ни одного солдата. Здесь полегло более шести тысяч человек.

Последнюю остановку мы сделали на Конфедеративном кладбище во Франклине. Мы вышли из машины и пошли вдоль могил.

— Да, Хэм, — сказал Симс отцу, — отчаянные это были ребята. Настоящие храбрецы.

Не знаю, насколько искренним был интерес, проявленный Симсом, но мне показалось, что он не был притворным, и еще я подумал, что мы с ним, наверно, чувствуем одно и то же. Перед поездкой мы боялись, что она окажется довольно-таки нудной, а в конце чуть ли не расплакались от сочувствия к южанам. И хотя говорил главным образом отец, лучше всего мне запомнились слова, сказанные Симсом: "Отчаянные это были ребята".

Накануне дня призыва приятели устроили в мою честь ужин. Сара Луиза сперва обиделась из-за того, что мы не проведем вечер вдвоем, но я обещал ей, что это ненадолго. Виски текло рекой, мы спели все наши песни, а потом кто-то крикнул, чтобы выступил Джон Медоуз, наш главный комик, который мог по заказу изобразить кого угодно. Джон поднялся, сжимая в руке стакан, и ждал, когда мы скажем, кого ему показать.

— Изобрази-ка нам монгольского вождя. Джон на минуту задумался и начал:

— Мои воины вдоволь напились кумыса и конской крови. Я разогнал их по юртам спать. Я знал, что им нужно отдохнуть перед тем, как идти на Стену. — И далее последовал увлекательный рассказ про осаду Великой китайской стены.

— А теперь Сэра Джона, охотника-англичанина! — крикнул кто-то, и Джон принял новый образ:

— Долго охотились мы за Симбой. Носильщики мои сделали все, что могли, я не имел права заставить их продолжать путешествие. И вдруг, когда мы вышли к Замбези, я напал на след этого страшного зверя. Он решил дальше не отступать. — И Джони рассказал, как он предупредил кинооператоров, взял свой карабин и отправился на поединок с Симбой. Симба вскоре появился и стал преследовать сэра Джона, сперва медленным шагом, потом галопом. Тогда сэр Джон, сняв карабин с плеча, прицелился, но ждал, пока чудовище подойдет поближе. Двадцать, пятнадцать, десять ярдов…

— Но я по-прежнему не стрелял.

— Почему?! — закричали мы все.

— Да киношники все еще снимали.

Затем Джон изобразил исследователя Арктики, потом приятеля Джона Фальстафа и под конец хирурга, спасающего президента от смерти.

Когда он устал, мы перешли на шуточные стихи и тосты. Вэнс Фурьер прочитал нашего любимого "Северного орла":

О грозный Северный орел,Пари себе, летай.Ты жрешь на Севере свой корм,А срешь на южный край.Но южный край богат и горд,Так скажем, как один:Не нужно нам твое говно,Ты, янки, сукин сын![16]

На следующий день, когда я, совершенно разбитый, садился в самолет, чтобы лететь в лагерь, где должен был проходить начальную подготовку, две фразы не выходили у меня из головы. Всю дорогу до Мемфиса, Литтл Рока и Далласа я был в каком-то тумане, и в мозгу моем не переставая звучало: "Это были отчаянные ребята" и "Ты, янки, сукин сын". Казалось, я отправляюсь на битву за Правое Дело, за Юг. Но ранним утром в Лос-Анджелесском аэропорту я вдруг осознал, что никакое это было не вдохновение, а скорее что-то вроде галлюцинации. Пока самолет, на который я пересел, летел вдоль побережья в Монтеррей, а стюардесса объявляла города, где мы делали остановки — Окснард, Санта-Барбара и Сан-Луис-Обиспо, — я все время пытался вспомнить, чем же меня могли так задеть эти две фразы. "Отчаянные ребята", "Янки, сукин сын" — сейчас эти слова меня совершенно не трогали, как будто они были написаны на суахили.