Ирина Касаткина - Встретимся у Амура, или Поцелуй судьбы Страница 128

– Он улетел. Насовсем. Между нами все кончено, – сухо ответила она. – Больше никогда не спрашивай о нем.

– А что случилось? – не унималась подруга.

– Я повторяю: не спрашивай! Никогда! Если не хочешь сделать мне больно.

– Хорошо-хорошо, не волнуйся. Что будешь сегодня делать?

– Не знаю.

– Приезжай ко мне.

– Ты же уйдешь на выпускной.

– Ну и что? Побудешь у меня. Мама дома. Поговоришь с ней. Все не одна.

Настя представила, как она и Белла Викторовна сидят и обсуждают свои несчастья. Нет, этого ей совсем не хочется. Поблагодарив подругу, она отказалась. Пожелала ей хорошо повеселиться и поехала домой. Настя очень боялась столкнуться там с отцом, но, к счастью, он уже ушел. Его вещей в прихожей тоже не было. Испытывая сразу боль и облегчение, Настя прошла к себе, села на диван. Вдруг у нее закружилась голова, и стены поплыли по кругу. И тут она вспомнила, что за весь день во рту не было ни крошки, даже глотка воды. Вот почему меня тошнит, подумала Настя, надо что-нибудь пожевать. Только ничего не хочется.

Она пошла на кухню, выпила чашку кофе. Стало легче.

Надо решить, как жить дальше, принялась размышлять Настя, вглядываясь в темноту за окном. О Питере теперь можно забыть. Жить там негде – не у отцовских же родственников. Они нам теперь никто. И на какие деньги? Даже если мама выйдет на работу, все равно денег будет не хватать, у нее же нет кандидатской степени, поэтому и зарплата мизерная. Нет, надо идти работать и поступать здесь на вечернее отделение, – после него тоже можно стать педагогом. Лишь бы мама поправилась, – а она, Настя, постарается любить ее изо всех сил и заботиться о ней. Тем более, что любить ей больше некого. Они будут жить друг для друга, и им никто не будет нужен.

Так думала Настя, пытаясь найти хоть какую-то опору, чтобы существовать дальше. Опора была шаткая, но другой у нее не было. К сожалению, она плохо знала свою маму.

Галина Артуровна была человеком упертым и бескомпромиссным. Она происходила из крепкой армянской семьи, а у этой нации семья – нерушимая святыня. Для матери черное всегда было черным, а белое белым, оттенков она не признавала. Все годы семейной жизни она жила своим мужем, любила его каждой клеточкой, дышала им. Где бы она ни находилась, куда бы ни шла и что бы ни делала, она всегда ощущала связывающую с ним нить. Оборвать ее имела право только смерть. И пережить его уход к другой женщине она, конечно, не могла.

Едва придя в себя, мать остро пожалела об этом. Ее прежняя жизнь кончилась навсегда, а другой у нее не было. Отчаяние поглотило ее целиком. О дочери она не думала. Она вообще ни о чем не думала – она ждала, когда хоть немного утихнет мучительная боль в груди, разрывавшая ей душу. Но боль не отпускала. Лечащая врач, заглядывая в глаза больной, понимала, что у той начались крупные проблемы с психикой, и из сострадания назначала сильные транквилизаторы, после которых мать впадала в спасительное забытье.

Когда Снегирева не пришла на вручение аттестата, в лицее всполошились. Екатерина Андреевна несколько раз звонила к ней домой, но там никто не брал трубку. Наконец, ближе к вечеру, когда уже началось праздничное застолье, Настя отозвалась. Сказала, что маму забрали в больницу, поэтому за аттестатом она придет завтра. Попросила никого к ней не присылать и отключилась.

Первой, кого встретила Настя, придя на следующее утро в лицей, была профессор Туржанская. Едва взглянув девушке в лицо, она поняла, что стряслось что-то чрезвычайное, и потому не стала разговаривать в коридоре, а повела к себе в кабинет. Усадила в кресло и принялась расспрашивать. Глядя в ее добрые и такие сочувствующие глаза, Настя почувствовала, как сжатая пружина внутри нее вдруг лопнула и выпустила на волю с трудом сдерживаемые эмоции.

И тут с ней приключилась истерика – да такая, какой у нее никогда не было. Она рыдала, рыдала и все никак не могла остановиться. Никогда не терявшая присутствия духа Ольга Дмитриевна позвонила в медпункт. Медсестра промокнула марлевой салфеткой залитое слезами лицо девушки и заставила выпить две таблетки, после чего рыдания прекратились и Настя понемногу пришла в себя. И хотя она не собиралась ни с кем откровенничать, но Туржанской выложила все, – только о Вадиме умолчала.

– Да, Настенька, у тебя огромное несчастье, – признала Ольга Дмитриевна. – Огромное. И ты, конечно, очень сильно его переживаешь, это понятно. Но послушай меня. Несчастье – спутник жизни, ее неизбежная составляющая. У каждого человека, а не у тебя одной, оно обязательно когда-нибудь случается. Его нельзя избежать, но нужно уметь пережить. Принять как данность и пережить. У меня в молодости тоже случилась страшная, непоправимая беда: погиб человек, которого я любила больше жизни. Если бы можно было обменять мою жизнь на его, я бы это сделала, не раздумывая. Это был отец Леночки – лучший человек из всех, кого мне довелось встретить на своем пути. Моя дочь и любимое дело стали той опорой, которая помогла мне выстоять.

И ты должна справиться. Жизнь твоих родителей, как бы ни были они тебе дороги, – это все же их жизнь, а не твоя. У тебя великолепные способности – развивай их, найди им достойное применение. Ты уже вполне взрослый самостоятельный человечек. Поезжай в Петербург, родители без тебя разберутся в своих отношениях. Учись, погрузись в науку, она может доставить много радости. Не позволь беде погасить огонек, который горит в твоей душе. Что бы ни случилось, он не должен погаснуть. Я верю: ты сильная, ты выстоишь.

– Нет, Ольга Дмитриевна, Петербург мне теперь не светит, – покачала головой Настя. – Во-первых, я никогда не оставлю маму одну, а во-вторых, у нас мало денег. Да и жить там теперь негде. Но главное – это мама. Пойду работать и поступлю на вечерний факультет в университет.

– Что ж, в твоих словах есть резон, – согласилась профессор. – Помни: если потребуется моя помощь, обращайся смело. Твоя судьба мне небезразлична. А насчет Петербурга: не ставь крест на своей мечте. Исполни мой совет: сделай копию сертификатов ЕГЭ и отправь их туда в приемную комиссию – так, на всякий случай. Ведь теперь можно подавать документы хоть в десять вузов. С твоими баллами тебя везде возьмут. Считай это моей просьбой, хорошо?

– Хорошо, раз вы просите. Только это вряд ли пригодится, даже если меня туда примут. Но я пошлю.

Туржанская проводила ее в приемную директора лицея, где секретарь под расписку выдала девушке аттестат и медаль.

После разговора с Ольгой Дмитриевной Насте стало немного легче. Даже забрезжила слабая надежда на что-то хорошее в будущем, – хотя оснований для этого было маловато. Насте внезапно пришло в голову, что учиться заочно можно и в Питере. И она послала заявления сразу на очное и заочное отделения. Очное она указала просто так, на всякий случай, хотя понимала, что такой случай вряд ли представится.