Сьюзен Филлипс - Леди, будьте паинькой Страница 13

«Совсем как в кабинете врача», — подумала Эмма.

— Или… если хотите, я сам вас раздену.

Его рука потянулась к перламутровым пуговкам на вырезе свитера.

Эмма метнулась в ванную.

Дверь за ней захлопнулась, и Кенни улыбнулся. Пусть леди Эмму трясет от волнения, но лично он давно уже так чертовски приятно не проводил время.

— Этот халат так приятно льнет к коже! — громко сообщил он.

В ответ гробовое молчание.

Кенни уже отметил, что ей пришлась по вкусу его грудь. Поэтому он поспешно стащил с себя тенниску. Потом избавился от носков и туфель, но брюки оставил — чтобы продлить нетерпеливое предвкушение и усилить напряжение. И наконец, открыл ящик комода и вынул лазерный диск Майкла Болтона. Вопреки своему прежнему утверждению Кенни мог творить чудеса под приятную мелодию.

Комнату наполнили звуки романтической баллады, и Кенни решил, что самое лучшее во всей этой истории — то, что ни одна женщина не способна целоваться и отдавать приказы одновременно.

При одной мысли о пухлом ротике леди Эммы его обдало жаром. Забавно, но она, похоже, не имеет ни малейшего понятия о том, каким боезапасом вооружил ее Господь. Должно быть, предыдущие любовники не слишком горели желанием просветить ее на этот счет.

Он опустился в уютное кресло, чтобы допить ее вино, весьма приличное бургундское урожая 1955 года. Лениво смакуя драгоценные капли, Кенни не сводил плаз с двери, словно вынуждая ее распахнуться. Но, подождав с полчаса, понял, что дело гиблое. Придется самому вытащить ее оттуда.

Кенни осознал также, что чрезмерное ожидание возымело крайне неприятное воздействие на его либидо: вместо того чтобы успокоить его, разогрело не хуже, чем тот знаменитый короткий гейм на открытом чемпионате «Уэстерн» в прошлом году. Если он немедленно не совладает с собой, его постельные труды не будут стоить и щербатой монетки, не говоря уж об обещанных Эммой тридцати долларах. И все из-за этих губ! Что же касается прихотливых изгибов ее изящного тела, на которое ему так и не удалось наглядеться… лучше не вспоминать!

Он поставил бокал на ковер, шагнул к ванной, легонько постучал и, не дожидаясь ответа, быстро приоткрыл дверь.

— Леди Эмма!

Она стояла в центре комнаты, боясь шевельнуться. Черный халат туго подпоясан, прочая одежда сложена аккуратной стопкой на полочке.

Вот это да!

Его халат льнул к ней, как вторая кожа. Под его жадным взглядом ворот слегка разошелся, открывая соблазнительные выпуклости. Кенни едва не кончил, тут же и на месте.

Но, заметив, как судорожно сжаты ее кулачки, понял, что она в самом деле вне себя от страха и волнения. Любуясь пушистыми кудряшками и перепуганными глазами цвета лучшего бренди, он неожиданно устыдился. Жалкие остатки чести взывали к тому, что когда-то было сердцем.

— Леди Эмма, не беспокойтесь, я ни к чему не собираюсь вас принуждать. И вам совершенно не обязательно идти на это, если не хотите.

Маленький подбородок гордо взметнулся вверх, плечи распрямились, а полные губы сжались в упрямую линию.

— Вздор!

Она протиснулась мимо Кенни в спальню, едва не сбив его при этом на пол, и его сочувствие моментально сменилось раздражением. Он сам не понимал, что в ней такого, что заставляет мгновенно вскипать злостью.

Кенни последовал за ней. Пальцы Эммы вцепились в пояс халата.

— Можете продолжать, — бросила она.

Уж он продолжит! Так продолжит, что эта фифа забудет, как командовать!

Кенни расстегнул кожаный ремень. Эмма наблюдала за его действиями с таким видом, словно перед ней была готовая взорваться бомба. Не вытаскивая ремень, он сообщил:

— Прежде чем идти дальше, я хочу запечатлеть в мозгу контуры вашего тела.

Он сунул большой палец за пояс брюк, как раз над молнией, подобрался к ней и, торжественно закрыв глаза, положил руки ей на плечи.

Эмму передернуло, как Кенни и ожидал, но теперь его не удержать! Несколько минут он просто стоял, не двигаясь, пока не ощутил, как едва заметно не расслабились ее мышцы. И только тогда провел ладонями по ее рукам. И уж потом позволил себе гладить ее, где в голову взбредет: по спине, бокам, задерживаясь на внешней стороне бедер. Она покорялась малейшему его движению, не делая попытки вырваться. Храбрый оловянный солдатик. И так продолжалось, пока он не стал ласкать ее грудь. Эмма затаила дыхание. Из горла вырвался тихий неясный звук. Руки ее взлетели и приземлились на груди Кенни, отнимая у него последние силы.

Открыв глаза, он увидел, что ее веки опущены, а носик сосредоточенно наморщен. Кенни намеренно задел большими пальцами ее соски. Твердые, как горошинки.

Эмма охнула, и губы ее чуть раздвинулись.

Эти пухлые, чуть надутые губы. Они расплывались в его глазах, пока не затмили весь мир, пока он не нагнул голову и не завладел ими. Оказалось, это все равно что целовать теплые розовые лепестки. И пахла она розами. Только сейчас до него дошло, что эта твердокаменная железобетонная особа обладает мягчайшим, сладчайшим ротиком из всех, что он когда-то целовал.

Она продолжала строго поджимать губы, хотя тело ее обмякло. Кенни провел кончиком языка по ее нижней губе. Очевидно, в ней не осталось ни капли упорства, потому что она сдалась и впустила его.

Он обожал медленные французские поцелуи, хотя большинство женщин были слишком нетерпеливы, чтобы наслаждаться ими. Но леди Эмма оказалась куда умнее и следовала инстинктам. Она позволила ему тянуть время сколько угодно, пока ее язык отвечал на ласки, и кровь ревела у него в висках;

Ее груди приятной тяжестью наполнили ладони, и он смутно сообразил, что был так занят губами Эммы, что совершенно забыл обо всем остальном.

Он осторожно сжал пальцы. Эмма теснее прижалась к нему и чуть шире приоткрыла рот. Он снова потер ее соски. Они стали еще тверже, и ему мучительно захотелось провести по ним языком. Но он еще не насытился поцелуями.

Возможно, с ней происходило то же самое, потому что он ощутил, как кончик ее языка скользнул в его рот, и, несмотря на всю хренотень, которую нес относительно своей неутомимости, Кенни понял, то сейчас взорвется.

Он со стоном потянул ее к кровати, но смена места действия отнюдь не дала ему возможности прийти в себя и немного опомниться. Он просто должен был видеть ее всю и, когда они утонули в матрасе, нашел в себе силы отстраниться на несколько дюймов.

Эмма тяжело дышала, и теплый воздух шевелил волосы, совсем как теплый летний ветерок.

— Вы… не можете ли вы раздеться?

Это не прозвучало командой. Скорее тихой мольбой, и его рука метнулась к застежке брюк. Он попытался расстегнуть молнию, но ширинка так натянулась, что пришлось возиться с замочком, как какому-то подростку-молокососу.