Ирина Касаткина - Встретимся у Амура, или Поцелуй судьбы Страница 131

Зазвонил телефон, пришлось подняться. Звонил из Мурома дядя Юра. При звуке его голоса Настя растерялась. Как теперь с ним разговаривать? Она так его любила. И тетю Нину. Они всегда были к ней добры. Но он брат отца, и Лялькин ребенок будет им племянником. Она, Настя, не должна иметь с ними ничего общего. Но как же это трудно.

– Племяшечка, мы все знаем! – сочувственно прокричал дядя, – Знаем, что мой братец натворил. Мы вам не могли дозвониться, позвонили твоей бабушке, она все и рассказала. Ты не подскажешь, как с ним связаться? Уж я ему, старому пню, все выскажу.

Настя сухо продиктовала номер отцовского сотового и положила трубку. Но через десять минут телефон зазвонил снова. Теперь это была тетя Нина.

– Настенька, деточка, ты не держи на нас зла. Мы же тебя любим, ты нам навсегда родная. Юрий не может с ним созвониться, его сотовый не отвечает. Как его найти, не подскажешь?

– Не знаю. – У Насти где-то был записан Лялькин телефон, но сама мысль, что муромские родственники отца станут звонить туда, была невыносима. Нет, через нее, Настю, они с Лялькой не познакомятся, пусть уж как-нибудь сами. – Он в больнице с подозрением на инфаркт.

И, не дожидаясь ответа, снова положила трубку. Походила по комнате, оделась и вышла на улицу. Постояла, пытаясь сообразить, куда пойти. Ничего путного в голову не приходило. Схожу в Центр трудоустройства, решила, он где-то возле Центрального рынка. Может, там какую работу предложат, хоть временную. И направилась к автобусной остановке.

Но в Центре трудоустройства ей не повезло. Там нужно было предъявлять паспорт, а она об этом не знала и потому его не захватила. Она вышла на базарную площадь и остановилось в нерешительности. Прямо перед ней ослепительно сиял золотыми куполами огромный, недавно отреставрированный собор. И Настю с неожиданной силой потянуло туда.

Она поднялась по ступенькам, опустила десять рублей в копилку для пожертвований и прошла в молитвенный зал. Там было тихо и немноголюдно. Настя купила свечку, зажгла и воткнула в подсвечник перед иконой Божьей матери. Но едва она подняла глаза к иконе, как свеча погасла. Настя попыталась зажечь ее от соседней свечки, но загоревшийся фитилек снова потух. Тогда она воткнула незажженную свечу обратно в подсвечник, закрыла лицо ладошками и тихо заплакала.

Неслышными шагами подошел священник, зажег ее свечу и ласково обратился к Насте со словами утешения. Но от звука его голоса девушка зарыдала в голос. В ее сторону стали оборачиваться прихожане. Взяв Настю за руку, священник повел ее из зала. Они прошли в крошечную комнатку, он усадил ее на лавку, сам сел рядом.

– Поведай, дочь моя, о своем горе. – В голосе священника было столько участия, что Настя сразу прониклась к нему доверием. – Я помолюсь о тебе, и, может, Господь смилостивится. Не бойся, я сохраню твою тайну, нас услышит только Всевышний. Облегчи свою душу.

И Настя рассказала об ужасном горе, постигшем ее семью. Священник молча выслушал ее и, потемнев лицом, долго смотрел на распятого Христа.

– Ты совершила тяжкий грех! – наконец, промолвил он, сурово глядя на Настю. – Ты предала отца своего!

– Как предала? – изумилась Настя. – Это я предала? Это он нас с мамой предал, изменил ей со своей студенткой, которая ему в дочери годится.

– Ты предала его, – сухо повторил священник. – Ты уподобилась Хаму, посмевшему лицезреть отца своего в непотребном виде. Это тяжкий грех! Кто ты такая, чтобы судить того, кто дал тебе великое благо: жизнь? Он вырастил тебя, качал на руках, кормил и поил, оберегал от превратностей. За это ты должна вечно благодарить отца своего, что бы он ни совершил. А ты отвернулась от него, отказалась даже выслушать. Грех это, тяжкий грех!

– Но тогда я предала бы маму! – горячо возразила Настя, – ведь она едва не покончила с собой. Разве можно простить такое?

– Не тебе судить отца твоего! Отношения твоих родителей касаются только их. А твой долг: любить и почитать их обоих и в горе, и в радости. Моли Бога и отца своего, несчастная, чтобы он простил твой тяжкий грех и чтобы вернулась к тебе любовь родителя твоего.

– А мама? Как же быть с ней?

– За мать свою отдельно молись. Лишать себя жизни – смертный грех, она не должна была такое совершать. В горе должно обращаться к Богу. Но не тебе судить и ее. Молись за них обоих, помогай во всем отцу и матери – и всемилостивейший Бог наш, может быть, простит тебя. Поддержи отца своего в хвори, не отвергай его любви к тебе. Не становись между ним и его избранницей, носящей в чреве брата твоего. Бог им судья, но не ты! Ступай и делай, как велю!

Он тяжело поднялся и, не оборачиваясь, ушел за ширму. Настя в полной растерянности вышла из собора и остановилась, ослепленная светом дня. В ее душе что-то перевернулось, боль стала иной, не такой режущей – и снова сильно захотелось плакать. Но она не могла себе этого позволить, ведь кругом были люди. В глубокой задумчивости девушка пересекла широкую площадь и поехала домой.

Глава 53. Лялька

На верхней ступеньке лестницы сидела Наталья. Прислонившись головой к стене, она дремала. Но едва Настя стала подниматься на свой этаж, как подруга открыла глаза.

– Слава Богу, объявилась. Я уже думала, что с тобой опять что-то стряслось. Ты почему на сотовый не отвечаешь?

– Звонков не было. – Настя достала из кармана мобильник и растерянно уставилась на экран. Тот был черным. Она опять забыла поставить его на зарядку.

– Ладно, – поднялась Наташка. – Побегу, надо маму подменить, а то вечером у меня занятия с репетитором. Какое счастье, что в этом году на педиатрическом факультете свои экзамены. А то на сангиг принимают только сертификаты ЕГЭ.

– Наташа, можно я с тобой? – Насте захотелось посоветоваться с Беллой Викторовной по поводу отца: может, она узнает, где он лежит и в каком состоянии.

– Давай. Действительно, чего тебе одной сидеть. И я кое-что поспрашиваю, а то физик дал кучу вопросов – я и на половину не знаю, как отвечать.

По дороге в больницу Настя рассказала о разговоре со священником. Выслушав ее, Наташка глубоко задумалась.

– Даже не знаю, что сказать, – наконец, изрекла она. – Вроде все правильно. Но побывал бы он в твоей шкуре. Посмотрел бы, как Галина Артуровна травилась из-за этого козла, твоего папочки, и как ты лежала сутки без сознания, неизвестно, что запел бы. Не знаю, Настя. Поступай, как тебе сердце подсказывает. Конечно, разузнать что с отцом, надо. И с муромскими родственниками не стоит рвать отношения – они же ни в чем не виноваты. А насчет Соловьевой – я бы ее убила. Но ты поступай, как знаешь. Поговори с моей мамой, посоветуйся – она в этих делах большая дока. И позвони бабушке, может, она скажет, как там твоя мама.