Однажды ты пожалеешь - Мария Летова Страница 14

Платон сидит за нашим столом, и в ответ на этот высокий юмор свистит.

— Конечно, детка! — громко отвечает он.

Я пропускаю всю ее речь мимо ушей, продолжаю оценивать лишь то, как она двигается. Немного скованно, но постепенно осваивается. Она зачитывает свои поздравления и презентует подарок. Общий подарок, в котором мы с Данияром тоже участвуем, точнее он.

Это квадроцикл, и под очередные аплодисменты он забирает у Толмацкой ключи. После этого начинается праздник, на котором я не планирую сидеть в углу.

Я тащу Дана на танцпол, застолбив его сразу, как только включают музыку.

Я знаю, что она не появится здесь, пока тут есть я. Я в этом не сомневаюсь, поэтому уходить и близко не собираюсь.

Ладони Данияра ложатся на мою талию, он касается носом моего виска, пока я танцую, повернувшись к нему спиной. Он тоже двигается, но больше служит мне развлечением: я забрасываю за шею руки, опутываю ими голову Осадчего, продолжая тереться задницой о его бедры.

Он уже слегка пьян, в его глазах веселье, когда я разворачиваюсь. Когда он пьян, может позволить себе слегка забыть о том, сколько вокруг народа: он ловит ладонью мою шею и тянет меня к себе. Целует, стирая мою помаду. Совсем без цензуры, но я не против.

Когда я вспоминаю о существовании Толмацкой, вижу ее у стола. Между ней и девушкой Платона перепалка. Алина вскакивает из-за стола и задевает его бедром. Посуда качается, один стакан падает на пол…

Ее лицо злое. Я же испытываю удовольствие от того, что смогла испортить ей настроение. Мое настроение идет в гору.

Через полчаса мы перемещаемся на улицу, “подышать воздухом”. Мы перемещаемся весь вечер, когда возвращаемся за стол, у меня ноги гудят.

Я знаю, что она должна была сидеть здесь, с нами. За этим столом. Но ее здесь нет. Может, она вообще отсюда убралась, после еще одной серии танцев мне уже плевать.

Я считаю себя победителем!

В зале отключили кондиционеры, из-за этого моментально стало жарко. Я отправляюсь в туалет, чтобы проверить, на кого похожа после двух часов в эпицентре событий, и, зайдя в уборную, вижу у зеркала Алину.

Меня бесит, что я мешкаю секунду, прежде чем войти, но об этом знаю только я. Также я знаю, что фанатка моего парня не тупица, поэтому я всегда предпочитала просто ее игнорировать.

Я встречаю ее взгляд в зеркале, когда подхожу.

Она следит за мной исподлобья, положив ладони на умывальник.

Впервые вот так открыто, прямо, вызывающе!

В отражении наши платья кричаще идентичные, только мое на два размера меньше. Не могу сказать, что это играет ей в ущерб. У нее пухлый рот и ямочка на подбородке. И еще я вижу, что у нее с языка готовы сорваться какие-то слова.

Открыв сумку, я нахожу помаду.

Она достаточно матовая, чтобы было понятно, — я не на стакане ее всю оставила, ее с моих губ стерли. Стерли поцелуем.

— Диана, да? — спрашивает Толмацкая.

Я перевожу на нее взгляд, замерев с поднесенной к лицу рукой.

— Да, — улыбаюсь я одними губами.

— Классное платье.

— Спасибо.

Вернуть ей комплимент я просто не в состоянии, даже если бы попыталась. И мне нравится, как в ее глазах скользит понимание, что ее поимели.

Я начинаю красить губы. Алина громко дышит рядом. Вдруг спрашивает:

— Где ты его купила?

— Не помню…

— А когда?

— Не помню, — пожимаю я плечами.

— Знаешь, а я не поленюсь узнать, — говорит Толмацкая.

Я убираю помаду в сумку.

— Лучше отпусти и забудь, — советую я. — Тебе сегодня уже ничего не поможет.

Развернувшись, собираюсь уйти, но она хватает меня за руку, останавливая.

— То есть? — требует она.

— Он уже забыл во что ты одета, — говорю я. — Поверь.

Я вырываю руку и выхожу из туалета, чувствуя, как разгоняется мой пульс.

Это адреналин, волнение, удовлетворение. Меня слегка колотит. Изнутри, снаружи! Я не могу заставить себя двигаться медленнее, не так резко. Я не могу стереть волнение с лица, когда подхожу к Данияру. Он стоит на баре, болтает с кем-то.

Я избегаю его взгляда, кладу сумку на стойку. Суетливо.

— Налейте воды, — прошу у бармена.

Меня дергают за локоть, когда разворачиваюсь, лицо окатывает чем-то липким и сладким.

Яблочным соком.

Глава 14

Я охаю, поднося к лицу пальцы, но вовремя их отдергиваю.

Сок стекает по подбородку и капает на грудь. Ресницы моментально слипаются, но мне удается открыть глаза и посмотреть на Толмацкую. Она стоит в полуметре от меня, держа в руке пустой стакан.

— Ты больная?! — перехожу я на крик, который не контролирую.

Все произошедшее — неожиданность. Я не ожидала, не ожидала, что она осмелится выставить себя такой идиоткой! На глазах у Осадчего, на глазах у всех!

— Извини, зайка, — выплевывает Алина ядовито.

Я делаю шаг вперед. По инерции, по глупости. Не успев велеть себе стоять на месте, не успев велеть себе повыше поднять подбородок. Не успев позволить Алине стать той самой идиоткой!

Меня за талию обхватывает Данияр — вот что удерживает меня на месте.

— Эй… — удивленно произносит он у меня над ухом. — Это что за дела?!

Вокруг все замерли и никто не смотрит на поклонницу Осадчего, как на идиотку. Они смотрят на нас обеих. С жадным интересом, с наведенными на нас камерами. Веселые усмешки, удивленные. Как будто это цирк.

Я готова вцепиться ей в волосы, готова расцарапать Толмацкой глаза!

Она стреляет в Дана взглядом. Злым взглядом, которые портит ее лицо, — делает ее похожей на хорька. Этой короткой мысли мне хватает, чтобы найти в себе повод для смеха: ее лицо, ставшее глупым, некрасивым!

Да я это никогда в жизни не забуду. Это гребаный эксклюзив!

Я смеюсь.

Мой смех звонкий, слышно даже сквозь музыку, но этот смех дается мне с трудом. На самом деле он скрипучий, неуклюжий, ведь мои настоящие эмоции — это злость.

Рука Данияра на моей талии, как шпала.

Кажется, этот день просто тот самый! Я вдруг готова провести для Толмацкой жирную красную линию — то, чего не делала в течение целого года. Этот день наступил сам собой, неожиданно!

Я сообщаю во всеуслышание, так, чтобы это перестало быть “маленьким секретом” большой компании, чтобы стало неловкостью:

— Твоя поклонница слетела с катушек! Скажи ей “сидеть”, Осадчий!

Лицо Алины перекашивает еще сильнее. Оно становится бордовым.

— Заткнись… — произносит она, делая вперед шаг.

Между нами возникает Платон.

На его лице