Порочный учитель - Бьянка Коул Страница 16

Спустя еще пару минут Джинни и Анита заканчивают, подходят к стойке и передают мне свои сочинения. Алексей и Ева быстро строчат, но я вижу, что Ева отстает от него, так как она написала всего три четверти страницы по сравнению с его полутора страницами.

Алексей щелкает ручкой и встает, закидывая рюкзак на плечо.

Ева наблюдает за ним, когда он протягивает мне свое эссе, прежде чем выскользнуть из класса и закрыть за собой дверь.

Одни.

Я делаю глубокий вдох и медленно опускаю руку к промежности, лаская себя через ткань, когда предсемя капает на трусы-боксеры.

Ева делает то, чего раньше не делала ни одна женщина. Я чувствую себя неандертальцем, готовым перекинуть ее через плечо и наброситься на нее на своем столе.

Ее щеки пылают, когда она строчит быстрее, не отрывая глаз от бумаги.

— Не спеши, Ева. Я не хочу оценивать дерьмовое эссе, потому что тебе не терпелось попасть на обед.

Желание к ней поглощает меня, когда я медленно и бесшумно расстегиваю молнию на брюках под столом и вытаскиваю член, поглаживая его вверх-вниз сильными толчками, наблюдая за ней.

Ее глаза поднимаются, чтобы встретиться с моими, но я продолжаю гладить себя под столом. Я благодарен, что он массивный спереди, так что она не знает, что я делаю.

— Конечно, сэр.

Я тихо стону, слыша, как она называет меня "сэр". Мой взгляд не отрывается от ее ангельского личика, пока я глажу свой член всё сильнее и быстрее, фантазируя обо всех грязных вещах, которые хочу с ней сделать.

Ева сосредоточенно смотрит на лист бумаги, набрасывая что-то в более приемлемом темпе. Ее язык слегка скользит между губ, когда она концентрируется, что делает невозможным выкинуть из головы мысленную картину того, как ее язык поклоняется длине моего члена.

Я чертыхаюсь себе под нос, чувствуя, как приближается разрядка.

Ева поднимает глаза, слегка сдвинув брови, и несколько секунд пристально смотрит на меня, прежде чем вернуть свое внимание к сочинению.

Каждое движение руки по пульсирующему стволу приближает меня к освобождению. Я наращиваю темп, мысленно прокручивая в голове образ её, извивающейся и обнаженной на моем столе, умоляющей меня о члене.

— Черт, — бормочу я, теряя представление о том, где я и кто еще находится в комнате.

Мой член растет в ладони, когда освобождение обрушивается на меня. Я хриплю, хватаюсь свободной рукой за край стола и выплескиваю все капли своего семени на нижнюю часть стола, задыхаясь. Я был так поглощен своим удовольствием, что даже не почувствовал приближения Евы.

— Вы в порядке, сэр? — спрашивает она, нахмурив брови, стоя над столом и держа в руке эссе.

Я засовываю свой все еще полутвердый член в штаны и киваю.

— Да, Ева. Всё хорошо, — выдыхаю я, гадая, что, черт возьми, на меня нашло. — Оставь сочинение здесь.

Она кладет его на мой стол и уходит, ее бедра покачиваются самым возбуждающим образом, когда она выходит прямо за дверь.

Я тяжело вздыхаю и хватаю несколько салфеток со стола, чтобы убрать беспорядок, который я устроил под ним. Мое дыхание тяжелое и затруднено.

Я никогда еще не был так неуправляем — так чертовски безумен. Мое сердце колотится так сильно, что кажется, будто оно пытается вырваться из груди. У Евы Кармайкл есть какая-то больная и извращенная власть надо мной — власть, которую мне нужно преодолеть, если я когда-нибудь собираюсь отомстить ее семье.

Глава 8

Ева

— Привет, я Наталья, — говорит девушка, присаживаясь рядом со мной в кафетерии. — Подумала, что тебе не помешает компания.

Я улыбаюсь ей, но не могу побороть паранойю, охватившую меня. В последний раз, когда кто-то представился мне, я получила ножевое ранение и неделю пролежала на больничной койке.

— Не волнуйся. Я не психопатка, как Джинни, Керри или Анита. — Она берет вилку и вгрызается в овощную лазанью, явно чувствуя мое беспокойство.

Наталья была в моем классе с директором Бирном перед обедом. Я заметила, что она была одной из немногих, кто отвечал на его вопросы, и ушла первой, закончив свое эссе. Она мотивированная студентка, которая хочет преуспеть, как и я. Разница лишь в том, что она хочет жить преступной жизнью.

— Я видела тебя на занятии по лидерству, — говорю я.

Она кивает.

— Да, игнорируй таких придурков, как Дмитрий. Он пожалеет об этом после того, как побывает у Ниткина.

— Кто такой профессор Ниткин? — спрашиваю я.

С тех пор, как директор Бирн отправил к нему нападавших на меня, я уже не первый раз слышу его имя.

— Он гребаный садист. — Она смотрит на меня и пожимает плечами. — Если ты будешь вести себя хорошо и не высовываться, то никогда не увидишь его с этой стороны, надеюсь. — Она вздыхает. — Только таких идиотов, как Дмитрий, отправляют к нему для наказания.

Я киваю в ответ, наблюдая за своей новой знакомой. Она очень привлекательна, с темно-каштановыми волосами и такими же темными глазами, а ее кожа загорелая и безупречная.

— Как давно ты учишься в академии?

— С самого детства. — Она улыбается. — Мой брат отправил меня сюда, когда мне было восемь лет.

Мои глаза расширяются.

— Вау, так мала. Разве ты не скучала по дому? — Спрашиваю я, задаваясь вопросом, каково это — быть отправленной в школу-интернат в столь юном возрасте. Когда я была маленькой, мое детство было очаровательным, даже если родители были строгими, пока я не узнала обо всех неприятных тайнах, которые скрывала от меня семья.

Она смеется, качая головой.

— Нет, для меня было облегчением оказаться подальше от всего этого, особенно после того, как моя мать уехала в Россию. Я люблю своего брата, но у него не было времени на меня, пока он пытался управлять организацией нашего покойного отца.

— О, мне жаль твоего отца, — говорю я, понимая, что, несмотря на отсутствие заботы обо мне со стороны родителей, они, по крайней мере, всегда были рядом.

Она качает головой.

— Не стоит. Мне нравится жизнь такой, какая она есть.

На ее лице появляется печальная улыбка, когда она вздыхает. — Хватит обо мне. — Она наклоняет голову. — Кто переходит в новую школу в середине первого семестра выпускного класса?

Я поднимаю руку.

— Кажется, я.

Она смеется, успокаивая меня.

— Да ладно. Почему?

— Это долгая история.

Она смотрит на часы.

— Что ж, нам нужно убить еще двадцать пять минут обеденного перерыва.

Я