Подарок коллекционера - М. Джеймс Страница 18

Мы могли бы начать с того, чтобы позволить мне есть за столом. Я проглатываю возражение, складываю руки перед собой и просто киваю. Я очень боюсь, что его представление о “вознаграждении” — это нечто физическое, и я понятия не имею, будет ли мне позволено отказаться от такой вещи или какова будет его реакция, если я попытаюсь. Я многого не знаю, и у меня такое чувство, что я гребу в темной воде, рискуя утонуть в любой момент.

Он делает паузу.

— Тогда увидимся позже.

Когда он уходит, я чувствую себя неловко, как будто он тоже не совсем знает, как с этим справиться, что кажется нелепым. Ранее он был очень уверен в моем месте здесь. Я стою тут, наблюдая, как он поднимается по винтовой лестнице, и борюсь с желанием последовать за ним. Библиотека там, наверху, но если я начну с нее, то, скорее всего, отвлекусь и не закончу остальную часть дома. Это не тот способ начать мой план по его умиротворению.

Гостиная, как и все остальное в этом доме до сих пор, остро нуждается в уборке. Кухня, когда я захожу в нее, выглядит еще хуже. Посуда сложена в раковине, столешницы покрыты крошками, и я вижу, как мышь шмыгает прочь, когда я вхожу. Все в этом доме выглядит так, как будто к нему не прикасались неделями, даже месяцами. Он действительно настолько ленив, что не хочет сам убираться в своем доме? Уволилась последняя горничная? Или…

Я не хочу думать об альтернативе, о том, что человек, отвечавший за уборку раньше, был кем-то вроде меня, другим домашним питомцем, и почему его могло здесь больше не быть. Вместо этого я думаю о тенях под его глазами, о том, как они выглядят слегка запавшими на его красивом лице, о худобе его рук. Что, если он болен, и именно поэтому все так выглядит? Мне кажется, что это слишком милосердная мысль о ком-то, кто легко признался, что держит меня как домашнее животное, почти как рабыню. Я не должна оправдываться перед ним.

Что сейчас делает Джорджи? Я не знаю точно, который час в Лондоне, но я представляю, как он возвращается из школы и входит в нашу холодную, темную квартиру. Интересно, есть ли у него еда, горит ли свет, и мой желудок скручивает от сжимающего, тошнотворного горя. Я боюсь за себя, но это ничто по сравнению со страхом, который я испытываю за своего брата. Единственное, что меня утешает, это надежда, что, по крайней мере, долг погашен, что акулы оставили его в покое.

Что он думает? Он думает, что я мертва? Что они убили меня и оставили его в покое?

Не имея четкого представления о том, с чего начать в первую очередь, я принимаюсь за мытье посуды. Занятость помогает немного развеять мои запутанные мысли и гнетущую тревогу в груди. Я сосредотачиваюсь на посуде, когда мою и ополаскиваю ее, замечая при этом, что вся она так или иначе повреждена. Изъян в позолоченном узоре на тарелке, сколотый край чашки и глубокая царапина на чаше. Ничто не обходится без какого-либо ущерба, но это не кажется безрассудным, как будто он ломал вещи в ярости. Некоторые элементы выглядят просто поврежденными из-за износа, а другие так, как будто в них есть какие-то внутренние недостатки.

Мытьем посуды дело тоже не ограничивается. Я с головой погружаюсь в уборку, рассудив, что если я буду так себя утомлять, то будет легче не заблудиться в панике. Я мою кухню сверху донизу, пока она не становится безупречно чистой, замечая все те же проблемы с мебелью, изъяны и повреждения, которые ничего не делают непригодным для использования, но все они, по крайней мере, заметны, а затем перехожу к гостиной. Там то же самое. Книги с рваными корешками и отсутствующими страницами, первые издания с порванными кожаными обложками, артефакты, которые каким-либо образом повреждены, ущербное искусство. Я не куратор музея, но на мой нетренированный взгляд, все это выглядит подлинным, даже дорогим. И все же здесь нет ничего идеального.

Пробираясь через гостиную, я не могу решить, делают ли эти эксцентричности его более интересным или более пугающим. Он странный человек, это точно, и это заставляет меня беспокоиться о том, что он непредсказуем. Я не смогу придумать, как использовать эту ситуацию против него, потому что я не смогу предвидеть, что он сделает. Не забегай вперед. Просто хорошо поработай здесь. Он может быть эксцентричным, но он пока никак не навредил мне. Мне не нравится, как он заставляет меня есть на полу, или приказы, которые он отдает, но он позволил мне спокойно отоспаться после приема наркотиков, и он никоим образом не пытался прикасаться ко мне сексуально. Сначала, когда он увидел нижнее белье, он посмотрел на меня с чем-то похожим на желание, но это быстро исчезло.

Со мной все будет в порядке. Со мной все будет в порядке. Я говорю себе это снова и снова, пытаясь заставить себя поверить в это, пока иду по дому. Я иду в спальню, в которой остановлюсь следующей, убираю ее до тех пор, пока она не станет безупречно чистой, избегая спальни в конце коридора, как и сказал мне Александр. Затем я убираю прихожую, затем официальную столовую, ванную комнату на нижнем этаже и комнату, которая выглядит так, будто это, должно быть, его кабинет, хотя кажется, что им некоторое время не пользовались. Я не слышала, как он вернулся домой из магазина, но я выхожу из кабинета, и нахожу на кухне свежие продукты и начинаю автоматически убирать их, погружаясь в рутину, мало чем отличающуюся от той, что была у меня дома.

У меня снова сжимается грудь при мысли о доме, и я решительно отодвигаю это, ставя еду на стол. Свежая курица целиком, много свежих фруктов и овощей, жирные сливки в стеклянной банке, мягкий сыр, еще хлеб, различные травы и огромный шоколадный круассан. У меня урчит в животе, и я хмурюсь, глядя на курицу.

— Надеюсь, он не хочет, чтобы я готовила это сама, — бормочу я вслух. Моя мать была неплохим поваром, но она никогда не учила меня. С тех пор у нас никогда не было денег на покупку чего-либо, что не прилагалось бы к инструкции на коробке или не могло быть приготовлено с помощью простейших шагов. У меня нет ни малейшего представления о том, как собрать ингредиенты во что-нибудь вкусное, и я снова чувствую волну беспокойства. Я не хочу сейчас злить Александра.

Я плотно закрываю дверцу холодильника, направляясь наверх со своими чистящими средствами. Дверь в комнату, которая, должно быть, принадлежит Александру, закрыта, за ней стоит корзина с одеждой и постельными принадлежностями, и я