Маленькая для Шопена - Ульяна Соболева Страница 19

кольцами и обрамляют ее нежное личико. У нее невероятные зеленые глаза, огромные, прозрачные как озера с длинными бархатными ресницами. Она похожа на куколку. Таких только в витрине магазина увидеть можно, очень дорогого с антиквариатом. За площадью в старом квартале. Ее зовут Ника. Ей одиннадцать, как и ему. Они учатся в одном классе, и она самая красивая девочка из всех, что он когда-либо видел. В тот день она подошла к нему и спросила:

- Ты поедешь на экскурсию?

- Еще не знаю.

Даст ли мама денег на билет. Потому что с деньгами были большие проблемы. Как и с мамой. Как и вообще дома.

- Ты едешь. Я в автобусе займу два места. Одно для тебя одно для меня.

Сказала Ника и кокетливо поправила волосы. Сердце мальчика гулко забилось, застучало о ребра.

- Хорошо.

Мальчик улыбается, его светлые глаза смотрят на девочку с восхищением. Он доволен, он просто с ума сходит от радости. Сама Ника его позвала. Значит и деньги найдутся. Попросит у матери, а не даст займет у соседей.

Бегом домой, по светлым улицам, мимо киоска с мороженым. Сегодня тепло и у него прекрасное настроение. ОН бежит по ступенькам на пятый этаж, открывает дверь ключом, висящим на шее, и слышит смех матери.

Насторожился. Вся радость куда-то улетучилась. Она не одна. Снова не одна. Его слегка затошнило, и он посмотрел на выцветшие обои в цветочек, потом на большие ботинки с грязной подошвой.

У них дядя Гена. Это его ботинки и его куртка с пятнами масла. Дядя Гена работает грузчиком в большом гастрономе. Он маме приносил конфеты и шампанское. У него большое, грузное тело, квадратная физиономия и от него всегда воняет спиртным и сигаретами.

- Витя! Это ты? – кричит мать из комнаты и снова смеется.

- Да, мам!

- Это твой пацан? – слышен голос Гены

- Да, сын со школы вернулся. Сейчас поест и …. И пойдет гулять. Да, Вить. Ты ж пойдешь?

- Пойду.

- Потом поест. Пусть сейчас гуляет. Слышь ты, Витя, давай пшел на улицу. В мяч поиграй.

Витя ощутил как его пронизало яростью и презрением, как руки сжались в кулаки.

- Поем и пойду! – дерзко ответил он и пошел на кухню.

- Гена, не надо подожди. Я сама ему скажу. Ген…

Из коридора показалась квадратная физиономия Гены. Он раздет по пояс, на плече у него татуировка в виде орла, армейская пряжка сверкает на ремне штанов. У него округлое пивное брюхо, волосатая грудь и здоровые волосатые лапы.

- Слышь, ты, пацан. Вали давай. Это не столовая. Потом пожрешь!

- Я к себе домой пришел…поем и пойду гулять. Подождите.

Мальчик стоит у стола, напротив дядя Гена и где-то сзади маячит мать.

- Я тебе сейчас шею намылю, пацан. Пшел гулять!

- Поем и пойду!

Ответил мальчик, глядя на любовника матери исподлобья. Удар кулаком был оглушительно сильным, прямо в живот, в солнечное сплетение, без предупреждения, потом по голове так что в глазах потемнело.

- Гена, нет! Генааа! Не надо, ты что?

- Пошла на хуй отсюда, сука!

Схватил мать за волосы и затолкал в дальнюю комнату, закрыл на ключ и снова двинулся на мальчишку.

- Сюда иди, щенок сопливый.

Сгреб мальчика за шиворот и поднял в воздух, плашмя кинул на пол, расстегивая ремень.

- Щас жизни тебя учить буду, а потом трахну. Как девочку. Понял. Ее трахать уже не интересно. Я тебя буду! Че я зря ей конфеты таскаю. Курве старой.

И ударил. Пряжкой ремня по спине. Бил с такой силой, что у мальчика закатывались глаза, он кричал и сопротивлялся, но ублюдок бил и бил, наотмашь, сидя сверху. По спине бил, по голове, по рукам. До мяса бил, до костей. Где-то орала и выла мать Вити, где-то по радио пела Шульженко. За окном были слышны голоса мальчишек, они играли в футбол.

Он почему-то остановился…

- Щас отолью… и вернусь. Штаны снимай, сученыш…слышь?

Обезумевший от боли, весь в крови, мальчик лежал и смотрел куда-то перед собой. Потом пополз к ящику, достал огромный тесак и спрятал под себя. На большее сил не было. Из разбитых губ текла кровь, глаза заплыли от ударов.

Дядя Гена вернулся, насвистывая какую-то мелодию, он наклонился к ребенку.

- Ну что, еще не снял штаны? Щас помогу.

Начал дергать за пояс, но ничего не получалось и тогда он перевернул мальчишку на спину и в ту же секунду тесак врезался ему в грудь по самую рукоять. Глаза дяди Гены удивленно распахнулись, рот приоткрылся и оттуда хлынула кровь. Что-то забулькало, запузырилось. Он грузно завалился назад, дергаясь всем телом. А мальчик смотрел и улыбался окровавленными, разбитыми губами. По радио играл Шопен….

Его посадили в колонию для несовершеннолетних. Мальчика, который зарезал насильника и убийцу. Неблагополучная семья, мать выпивает, безработная. Хладнокровно убил мужчину. Плохая характеристика из школы, соседи с жалобами на агрессивность особенно яро в суде выступала баба Люба с шестой квартиры. Она возненавидела Витю после того, как он съел зеленые яблоки с якобы ее дерева за домом.

- Нехристь! Вор! Матерился мне в след, курил, замахивался. Собаку мою ударил ногой. Асоциальный тип, опасный для общества. Я всегда говорила – он кого-то убьет!

Собак Витя любил. Всех. Кроме старой болонки Тяпы с всклокоченной шерстью, торчащими из пасти острыми зубами, которыми она впивалась в лодыжки всех, кто проходил мимо. Тяпа гуляла без поводка. Что вы? Зачем поводок такой маленькой собачке? Она же и муху не обидит. Но на самом деле собака терпеть не могла детей и постоянно кусала их за ноги. За что Витя и оттолкнул псину от себя и услыхал вслед проклятия.

Адвоката у него не было, мать в суд не пришла, напилась с горя. В пользу Вити выступил только сосед дядя Володя. Бывший военный, хромой, с протезом. Сказал, что мальчишка хороший, добрый. За хлебом для него ходил, молоко приносил, дома помог убрать несколько раз. Но что там слова дяди Володи против воплей Любови Константиновны и ее кумушек.

- Мать шалава, вечно таскала мужиков, воровать учила, не смотрела. Такого только в колонию. Он опасен для общества.

- Врет он все! Генка хорошим мужиком был. Бабы ему нравились. Не замечал никогда чтоб …фу мерзость какая! Ну мог уму разуму поучить. Ремня дать…Но мальчишка спровоцировал! А потом хладнокровно зарезал!

Это уже выступал