Ольга Арсеньева - Самая желанная Страница 2

Все было как всегда в порядке — платье, макияж, прическа. Несмотря на то, что Кристина опоздала на званый ужин почти на час и, как говорила, проторчала все это время под дождем возле забарахлившего «фиата», ее лицо поражало свежестью и чистотой линий, а платье из ярко-алого панбархата — безупречностью. Впрочем, это и составляло основной капитал преуспевающей модели: всегда и при любых обстоятельствах, в гриме или после хорошего душа, она выглядела так, будто над ней потрудились опытные визажисты. Напрасно соперницы старались подметить во внешности Кристины доказательства тайных усилий — совершенство досталось ей от природы. Каждое движение, легкий взмах головы, откидывающий длинные светлые пряди, мимолетный взгляд исподлобья, удивленная улыбка, протянутая небрежно узкая кисть, линия длинных ног, нетерпеливо переступающих на месте или расслабленно заброшенных одна на другую, — все так и просилось в объектив.

Эудженио Коруччи, ставший почти что персональным стилистом Кристины и ее близким другом, привык к этому, считая нормой. Поэтому сейчас он внутренне насторожился, обнаружив что-то непонятное: Кристина казалась не только нефотогеничной, но даже не особенно красивой. Так себе, принарядившаяся хорошенькая девчонка.

«У крошки явно нелады с настроением», — подумал Джено, решив призвать на помощь всегда удачно разряжавшую напряженность Ненси.

Семейство Коруччи — Эудженио, его жена Ненси и двое подрастающих сыновей шести и восьми лет — стало близкими друзьями русской девушки, так и не сошедшейся со своими коллегами-манекенщицами. Даже теперь, в Рождество, Кристина приехала именно в их дом — всегда гостеприимный, немного безалаберный и абсолютно не светский. Здесь можно было есть, сидя в кресле, ставить блюдечки и бокалы прямо на ковер, не заботясь о том, что при этом подумают окружающие.

— Фу, убери эту кислятину! — Ненси взяла у Кристины бокал с нетронутым белым вином и, обняв ее за плечи, обратилась к мужу: — Джено, дорогой, нам нужен вкусный глинтвейн со всякими твоими приправами. Девочка, по-моему, все еще не может согреться.

— Прости, Ненси, мне сегодня не везет. И настроение странное — будто я здесь и не здесь… Дрожит что-то внутри, как перед экзаменом по физике.

— Прекрати! — Ненси слегка встряхнула девушку и строго посмотрела ей в глаза. — Сегодня никто ничего не должен бояться. Поняла?

— О'кей. — Кристина расправила плечи и потянулась, закинув голову, так что волна шелковистых волос рассыпалась по спине, золотясь, как крылья ангела. — Джено, давай свое колдовское зелье и включи музыку. Что-нибудь старомодное, сентиментальное — Джо Дассена, Мильву, Кутуньо… Завтра у меня отвратительно шумная тусовка во дворце Тинтури: бал, лотерея, ужин и все такое. Лысины и бриллианты — все сверкает, дамы делают загадочные лица и все про всех знают. Чувствуешь себя как под рентгеном.

— Ты будешь в компании милейшего Стефано Антонелли и твоей забавной подружки? — спросил Джено, подавая дамам бокалы с дымящимся напитком, распространяющим запах гвоздики и апельсина.

— Вот уж нет. Весь город знает, что наш скромный герой проведет праздник в уединении на вилле «Тразименто». Он избегает светских визитов, любит посидеть с удочкой в маленькой лодочке…

— Бог мой, какая идиллия! Король слухов и любимец общественного мнения, «золотой Стефано» прячется от общества в маленькой лодочке! — Ненси всплеснула руками. — А скажи, Кристи, какая часть слухов ближе к истине — он святой или мафиози?

— Я плохо разбираюсь в тех и других. По-моему, он просто невероятно хваткий и способный человек с отличными исходными данными — происхождением, доходным фамильным делом… И удачно приумноженным капиталом. Причем без грязных афер и махинаций. Да, да, не смейтесь! Считаете, что все истории о добреньком Антонелли рекламный трюк? Ничуть. Хотя бы для меня Стефано просто добрый гений. И абсолютно бескорыстный, можете поверить.

Никто не возразил, не зная, стоит ли развивать болезненную для Кристины тему — дружбу с одним из богатейших людей страны, вспыхнувшую внезапно и основанную лишь на симпатии благородного синьора к юной иностранке.

— Ладно, оставим старика в покое. — Кристина поднялась, услышав свое любимое «Tango italiana», бывшее шлягером лет двадцать-тридцать назад.

Выпорхнув в центр комнаты, Кристина сбросила туфли. В пестром блеске елочных огней и мерцающем свете камина ее вытянувшаяся гибкая фигура казалась почти бесплотной, сотканной из той искристой, пьянящей субстанции, которую называют соблазном. «Итальянское танго, это сладкое танго», — пела Мильва. Сквозь летучий флер музыки гулко и мерно пробили большие часы одиннадцать раз. Кристина застыла, будто ее неожиданно окликнули, и выключила магнитофон.

— Все. Представление окончено. Голова идет кругом. Что ты там подмешал в глинтвейн, рыжий кудесник? — бросила она Джено, рухнув в глубокое кресло. И тут же спросила: — Можно включить телек? В этом выпуске новостей должны показать нашу работу.

— Я и сам хотел предложить, — сказал Эудженио, переключая бубнящие на разные голоса программы.

Кристина, сидевшая вполоборота к телевизору, вдруг резко обернулась, выхватила у него из рук дистанционное управление и прибавила звук. Ее округлившиеся немигающие глаза впились в экран.

Ворвавшийся в гостиную шум показался оглушительным — сквозь завывание сирен, окрики полицейских, чьи-то тревожные восклицания звучала торопливая скороговорка комментатора криминальных происшествий Боба Сандрюса: «Остановивший машину человек выстрелил в окно, сначала в женщину, а потом — в сидящего рядом». На экране мелькнули носилки, погружаемые санитарами в распахнутое нутро «скорой помощи». Неловко откинутая лохматая голова, окровавленный подбородок, мученически запавшие глаза. Но даже в синем мертвенном свете мигалок все сразу узнали его.

— Вествуд! Боже, не может быть! — Ненси вплотную придвинулась к экрану. — Точно, это он!

«В эту светлую ночь злой рок настиг одного из самых популярных ведущих и удачливых мужчин нашего экрана, — продолжал Боб полным сострадания голосом. — Врачи оценивают состояние Элмера Вествуда как крайне тяжелое. Еще менее надежд высказали они в отношении его жены, находящейся на четвертом месяце беременности. Женщина пока жива. Ребенка спасти, разумеется, не удастся… Пусть верующие в милосердие Господа помолятся за тех, кто так нуждается сейчас в его помощи. И можно сказать, в чуде».

Когда на экране появился серебристый бархат автомобильных кресел, залитый кровью, Джено и Ненси разом повернулись к Кристине. Ненси выключила телевизор, в комнате воцарилась невероятная, мертвая тишина. Джено открыл рот, соображая, чем успокоить девушку, но так и не нашел нужных слов.