Эмили Гиффин - Детонепробиваемая Страница 2

На следующий день Бен позвонил мне, как и обещал. Едва на дисплее мобильника высветилось его имя, у меня закружилась голова, и это ощущение усилилось, когда он объявил:

– Я просто хотел сказать, что наш вечер был самым лучшим первым свиданием в моей жизни.

– Согласна, – хихикнув, сказала я. – На самом деле, он был даже лучше, чем большинство моих вторых, третьих и четвертых свиданий.

Слово за слово мы проговорили почти два часа, а когда наконец распрощались, Бен озвучил мои мысли – что разговор пролетел, словно за пять минут. И что он мог бы беседовать со мной целую вечность. «Будем надеяться», – помню, подумала тогда я.

А потом случился секс. Мы подождали всего две недели, что шло вразрез со всеми стандартными советами друзей, родных и глянцевых журналов. Мне не то чтобы не терпелось отдаться ему из-за похоти (хотя страсть, безусловно, присутствовала). Скорее, я просто не видела смысла терять ещё хоть одну ночь вместе. Когда я чувствовала, что какой-то поступок правильный, то очертя голову бросалась во все тяжкие. И действительно, наш первый раз не был ни быстрым, ни неловким, ни до пресности осторожным, как это обычно случается в начале отношений. Наши тела оказались прекрасно совместимыми, и Бен без слов понимал, что мне нравится. Именно после такого секса жалеешь, что ты не пишешь стихи или музыку, или хотя бы дневник – я с детства не вела дневник, но на следующий же день после нашей первой ночи без промедления начала.

Мы с Беном быстро обнаружили, что у нас много общего помимо взглядов на родительство и сумасшедшего сексуального влечения. Например, похожие жизненные истории. Оба выросли в Нью-Йорке в семьях с двумя старшими сестрами и родителями, которые развелись после многих лет брака. Мы оба упорно трудились, добивались успеха в жизни и рьяно строили карьеру. Бен работал архитектором и любил здания так же, как я обожала книги. Нам нравилось путешествовать в малоизвестные места, есть экзотические блюда и пить слегка больше, чем положено. Оба предпочитали слегка неординарные, но не слишком претенциозные фильмы и группы и наслаждались долгим сном по выходным, чтением газеты в постели и чашечкой кофе по вечерам. В нас обоих в равной степени уживались аккуратизм и неряшливость, сентиментальность и прагматичность. И оба уже пришли к выводу, что без частички волшебства нет смысла заморачиваться отношениями.

Короче говоря, мы полюбили друг друга, сойдясь, как два кусочка пазла. И это было не одностороннее иллюзорное счастье, накрывающее женщину, отчаянно желающую поверить, что она нашла своего единственного.

Наши отношения были столь приятными, честными и настоящими, что в один прекрасный день я стала считать, что Бен – моя родственная душа, тот самый человек в мире, с которым мы суждены друг другу. До встречи с Беном подобные мысли не посещали меня ни разу.

Я помню тот день, когда эта идея впервые пришла мне в голову. Это случилось довольно скоро, хотя не сразу после взаимных признаний в любви. Мы с Беном пошли на пикник в Центральный парк. Вокруг отдыхали люди: загорали, читали, бросали фрисби, смеялись, но нам казалось, будто мы совершенно одни. Рядом с Беном я чувствовала, словно весь остальной мир переставал существовать. Мы закончили обедать холодным жареным цыпленком и картофельным салатом и лежали на спине, глядя в кристально-голубое летнее небо и держась за руки. Как-то завязался серьезный, но осторожный разговор о бывших. О людях и жизненных моментах, которые привели нас сюда, в настоящее, друг к другу.

Прежде мы вскользь упоминали о прошлом, и я прекрасно понимала, что мы оба про себя неизбежно сравниваем то, что было, с нынешними отношениями. В ней больше того и меньше этого. Он лучше или хуже там-то и там-то. Человеческая природа заставляет сопоставлять, за исключением самых первых привязанностей – и именно поэтому, наверное, первая любовь кажется особенной и навсегда остается священной. Но чем дольше живет человек, тем циничнее становится и тем сложнее и запутаннее его связи с другими людьми. С годами начинаешь понимать, что совершенства нет, что неизбежны компромиссы и жертвы. Хуже всего ситуации, когда кто-то из прошлого превосходит нынешнего спутника, и ты невольно думаешь: «Если бы знала, что так выйдет, то, возможно, постаралась бы его не упустить». Я долго так думала по поводу своего парня из колледжа, Пола. Отношения с ним были далеки от идеала, но за десять лет я не нашла никого, кто смог бы изгнать мою прерывчатую тоску о днях, проведенных с Полом.

Но с Беном было иначе. Я чувствовала себя счастливее, чем когда-либо прежде, и, сказав ему об этом, помню, как он спросил, почему наши отношения и для меня другие, почему и я счастливее. Я поразмыслила, желая дать точный и полный ответ, а потом принялась неловко перечислять причины, по которым у нас с Полом не сложилось. Долго припоминала особенности и отличительные качества Пола, а потом озвучила Бену те пункты, в которых он оказался лучше и, что самое важное, лучше именно для меня.

– Ты приятнее целуешься. Более уравновешен. Более великодушен. Ты умнее и справедливее.

Бен кивнул с таким серьезным видом, что я добавила: «И ты отдаешь мусор на переработку», просто чтобы разрядить обстановку. (Хотя Пол и взаправду не отдавал мусор на переработку, и, думаю, это существенно его характеризовало). В процессе перечисления я чувствовала, что не передаю сути своего душевного состояния, и от этого расстраивалась, поскольку хотела, чтобы Бен знал, как я ценю его.

Поэтому я вроде как сдалась и задала Бену тот же вопрос о его бывшей девушке, Николь. Из случайных обрывков у меня начал складываться довольно приятный образ. Я выяснила, что она наполовину вьетнамка и похожа на фарфоровую куколку. (Да, я рылась в ящиках стола Бена и нашла там пару фотографий). Она занималась дизайном интерьеров, и они с Беном познакомились, когда вместе работали над проектом большого музея в Бруклине. Ее любимой книжкой была «Сто лет одиночества», как и у Бена (и этот факт меня непонятно почему бесил). Она курила – они оба долго курили, пока Бен не бросил. Прожили вместе три года, а встречались почти шесть. В их отношениях случались головокружительные взлеты и сокрушительные падения. Расстались же Бен и Николь только прошлой зимой, и я до сих пор не знала точной причины разрыва. Поэтому, честно говоря, передо мной постоянно маячил призрак их воссоединения. А имя Николь будило во мне сумасшедшую ревность.

– А для тебя в чем различие? – спросила я Бена и тут же обеспокоилась, что позволила себе лишнего. – Тебе со мной тоже по-другому?

Никогда не забуду, как Бен посмотрел на меня широко открытыми почти прозрачными, светлыми глазами. Он закусил нижнюю губу – эта привычка казалась мне очаровательной, – немного подумал и наконец сказал:

– На самом деле, это совсем не сложный вопрос. Я просто люблю тебя больше. Вот так. И говорю это не потому, что она в прошлом, а ты – в настоящем. Просто это так и есть. Буквально. В смысле, я любил её, правда. Но тебя люблю больше. Намного больше.

Лучшего мне в жизни никто не говорил, и я сочла эти словами замечательными по одной простой причине: я чувствовала в точности то же самое. То, что человека, любящего меня именно такой любовью, я любила взаимно, представлялось мне настоящим чудом. Да и поистине им являлось.

Поэтому я не удивилась, когда несколько недель спустя Бен сделал мне предложение. А еще через семь месяцев, на годовщину нашего первого свидания, мы тайно поженились, заключив союз на идиллически белом серповидном пляже в Сент-Джоне на Виргинских островах. Родственники не одобрили наш поступок, но мы хотели, чтобы этот день принадлежал только нам. После обмена клятвами, помню, я смотрела на море и думала, что есть только мы вдвоем и наша совместная жизнь, безбрежная как океан. Больше ничего не изменится, разве что прибавится морщин, седых волос и сладких блаженных воспоминаний.

        * * * * *

Конечно, в первые месяцы после свадьбы довольно часто всплывала тема детей, но мы ступали на эту почву, только отвечая на бестактные расспросы о наших планах касательно потомства. Спрашивали все подряд: семья Бена, мои родные, друзья, случайные мамочки в парке и даже приемщица в химчистке.

– Мы не собираемся обзаводиться детьми, – сухо отвечал один из нас, и потом приходилось терпеть неизбежную болтовню о том, сколько новых красок отпрыски привносят в жизнь.

Однажды на вечеринке по случаю выпуска книги редактор бесцеремонно заявила мне, что без детей моя жизнь в итоге окажется «лишенной смысла». Нда, весьма спорное утверждение. Я ответила что-то вроде: «Что ж, значит, тогда мне лучше застрелиться прямо сейчас, хм?» Она притворилась, будто не расслышала, и продолжила разглагольствовать о своих чадах.

Ещё одной распространенной реакцией были сочувственные кивки от людей, которые считали, будто мы скрываем горькую правду: неспособность зачать ребенка. Вроде как в тот раз, когда подруга Бена по колледжу сунула мне визитку с нацарапанным на обороте телефоном её клиники по лечению бесплодия. Я вручила карточку Бену, который тут же довел до сведения приятельницы, что через несколько месяцев после свадьбы сделал вазэктомию. Это не было правдой – я принимала таблетки, но что-то в его признании устыдило собеседницу и заставило её заткнуться.