Руки прочь, профессор - Джина Шэй Страница 20

– Чего тебе, Костер, – зыркаю на него недовольно, – это Анькино место. А ты вообще-то не замечал меня. Можешь и дальше не замечать.

– Кэтти, Кэтти, Кэтти, – Андрюха укоризненно покачивает головой, – это не я тебя не замечал. Это ты перестала приходить на мои тусовки.

– Жизненная ситуация изменилась, – отрезаю холодно.

– Бывает, – широко улыбается Костров, и двигается ко мне ближе, – я понимаю. Не обижаюсь. Даже хочу загладить эту свою вину. Мне предки тачку купили. Не хочешь её обновить?

– В каком это смысле? – приподнимаю брови недоуменно.

– Ну, – пальцы Кострова касаются моего плеча, выписывают на нем какую-то загогулину, – покатаемся, на город посмотрим. А потом… Может, еще чего придумаем. У меня задние сиденья такие широкие, много чего на них нафантазировать можно.

– Костер, иди в баню, – предлагаю устало, – ну или в сауну, куда там вы с парнями недавно проституток вызывали? Пройдет спермотоксикоз, тогда приходи, пообщаемся.

– Кэтти, ну чего ты ломаешься? – возмущается Костров. – Я же слышал, что ты думаешь, с кем бы тебе без обязательств пар спустить. Чем я тебе плох?

– А чем хорош? – язвительно окидываю его взглядом.

– Да хоть чем, – Костров нахально задирает футболку, демонстрируя кубики пресса, – смотри, шесть штук. А поедешь со мной кататься – разрешу тебе их потрогать.

Смотрю. Наклоняю голову вправо. Наклоняю влево. Фыркаю.

– И в скольки случаях это обычно срабатывает, а, Костер?

– В ста, конечно, – самодовольно лыбится этот павлин, – это вообще мое секретное оружие, когда морды лица и слов “новая тачка” уже не хватает. Уж если дошло до этого – отказать мне просто невозможно. И ты давай, не порть мне статистику.

Смотрю на него и ужасно хочу… Да-да, взять и испортить эту самую статистику. Потому что, ну что этот смазливый мажор о себе возомнил? Что до приторности сладкая физиономия ему обеспечит без меры сладкую жизнь?

– Костер, – модный Анькин ботиночек пинает ножку стула, – ты чего это тут свою задницу запарковал? Это мое место. Сгинь.

Спорить с Анькой не любит никто. Потому что её тусовки самые веселые, потому что её папа – самый влиятельный из влиятельных пап на курсе, да и потому что её парень-хоккеист вообще не любит, когда у его девушки плохое настроение. И разговор у него простой, выбесил Аньку – получи по зубам. Трое таких везунчиков у нас на курсе уже есть. Хочет ли Костров стать четвертым? Да нет, конечно! Он своим оскалом дорожит, он у него недешевый.

– Ладно, ладно, Энни, не сердись, – примиряюще тянет он, поднимаясь, – я всего лишь понял, как жутко по Кэт соскучился. Решил поздороваться, – а потом, склоняясь к самому моему уху шепчет, – если надумаешь – садись со мной на паре. Пита я уже согнал.

– Чего хотел-то? – Анька с подозрением щурится Кострову вслед.

– Да так, – закатываю глаза, – покататься звал. На новой тачке. Ну и… Сама понимаешь.

– Оу, – Анька ликующе округляет глаза, – слушай, это же просто отлично. Ты только надумала – и тут он. На ловца и антилопа скачет, так ведь говорят?

– Говорят “и зверь бежит”, – занудно ворчу я, – ну не знаю, Ань. Он такой придурок местами.

– Кисуля, – Анька издает мученический стон, – я тебе гарантирую, с твоей переборчивостью, ты помрешь девственницей. Потому что Костров – прикольный чел, и очень симпатичный. С ним тебе не будет ни скучно, ни противно. Чего тебе еще надо-то?

– Не знаю, – поднимаюсь из-за стола, – если б знала, не было бы у меня этих проблем, Ань.

– Ты куда? – Анька обеспокоенно смотрит на меня. У неё еще недоеденный эклер и недопитая чашка кофе. Ей не хочется дергаться с места.

– Я в библиотеку зайду за методичкой, – улыбаюсь, – не парься, Нют, я не потеряюсь. Просто после следующей пары библиотекарши точно не будет. Она всегда на час раньше сваливает.

– Ла-а-адно, – тянет Анька не особо радостно, – К Ройху только не опаздывай. С дерьмом же опять сожрет. Бегом беги.

Бегу. И честно говоря, испытываю облегчение. Наконец-то одна.

И даже могу обдумать предложение Кострова без дурацких комментариев.

Я вообще-то не всегда люблю уединение. Вообще его не люблю, если честно. Но вот сегодня день полон дурацких, слишком личных бесед, и мое личное пространство как только не поимели. Только что раком не поставили.

Поэтому очень рада, что получилось выкрасть себе небольшой перерыв на то, чтобы зайти в университетскую библиотеку и попросить Марину Анатольевну пропустить меня в фонд. Вообще-то так не положено, чтобы студенты между рядами полок шастали, но у меня с нашей библиотекаршей свои высокие отношения. Ни один библиотекарь в здравом уме и трезвой памяти не откажет чокнутому книжному червю, который за три года почти треть всей факультетской подборки книг и периодических изданий перечитал.

– А как же обед, Катя?

– А я уже с него, – улыбаюсь.

– Полчаса прошло от звонка на большой перерыв, – Марина Анатольевна косится на часы и покачивает головой, – нельзя так быстро кушать. Вредно для желудка.

– Когда я об этом вспоминаю, еда в моей тарелке уже кончается, – философски вздыхаю я, – можно поищу нормальное пособие для материаловедения? Лев Георгич, конечно, хорошо читает, но его задание только по лекциям сделать нереально.

– Да-да, конечно, найдешь нужную полку?

– Я все помню, – киваю и деловито шныряю в нужном мне направлении. Библиотечный запас у нашей кафедры просто потрясающий. Заблудиться можно в рядах забитых книгами полок.

Я и хочу заблудиться. Спрятаться к черту от собственных мыслей, от всей этой озабоченной ереси.

Кострова надо послать. Без вариантов надо. Не могу я себе представить, как с ним хотя бы целуюсь. Он вон меня за плечо потрогал, а я уже хочу поискать в рюкзаке тюбик с гелем-антисептиком.

При том, что в общем и целом Костер нормальный, веселый, ну и пусть понторез хренов, это не тот недостаток, за который стоит его презирать. Пока папа был жив, я тоже была та еще чика. Тоже с понтами. Тогда продинамить парня было классным развлечением. Мы с Анькой даже соревновались, кто сделает это эпичнее.

Сейчас как-то тошно уже этим заниматься. Стало слишком много больших проблем.

В том-то и дело, что их слишком много. Настолько много, что я ничего кроме них не вижу. Говорят, когда у человека депрессия, самое сложное для него – допустить в свою жизнь