Алина Знаменская - Голубка Страница 21

Ни с кем прежде Иринке не было так интересно играть, как с Леной. Она совершенно забыла о времени. Опомнилась только тогда, когда пришла с работы Ленина мама.

Пока Лена знакомила мать с новой подружкой и показывала одежку для куклы, которую сама сшила, Иринка во все глаза смотрела на женщину. Это ведь была не простая женщина, это была МАМА! Ленина мама показалась Иринке очень красивой. Волосы ее, светлые, как у дочки, были завиты и лежали локон к локону. И приветливое лицо женщины, и то, как она прижимала к себе Лену, — все вызывало в Иринке непонятное, болезненное чувство.

— Неужели ты сама это сшила? — удивилась женщина. — Наверное, мама помогала?

— Нет, — нахмурилась Иринка. — Я сама.

— Но ведь кто-то же тебя научил держать иголку в руках? Наверное, бабушка?

— Воспитательница научила, — призналась девочка. — Нас учат пуговицы пришивать, все штопать. Вернее, нас еще не учат, а старших девочек учат. Ну и я научилась.

— Вот как? — Женщина внимательно вгляделась в лицо незнакомой девочки. — Видимо, ты любознательная девочка и трудолюбивая. А где же ты живешь?

— В детском доме.

Иринка исподлобья смотрела на женщину. Разговор как-то сам собой шел не туда, куда хотелось бы.

— У тебя нет мамы? — поразилась Лена.

Иринка отчаянно мотнула головой.

— Ну вот что, девочки! — объявила Ленина мама, поднимая с пола две тяжелые авоськи, которые принесла с собой. — Мойте-ка руки и — обедать!

— Нет-нет! Спасибо! — спохватилась Иринка и попятилась к выходу. — Я должна идти. Меня уже ищут, наверное!

Иринка заторопилась, несмотря на уговоры Лены и ее мамы. Да, ей очень хотелось бы остаться, хотелось бы сидеть за круглым столом с новой подружкой и ее мамой, и обедать хотелось… Но она чувствовала — чем дольше она здесь остается, тем тяжелее будет уходить.

Стремглав вылетела из подъезда и побежала. По коленкам бил мешок из-под второй обуви, в который Лена сложила куклу и лоскутки. Было еще светло, но солнце уже ложилось на крышу детского дома так, как это оно делает обычно после ужина. У Иринки заныло в животе. Нехорошие предчувствия уже владели ею, когда она пролезала в прутья забора.

— Ага! Вот она!

Перед ней выросли двое мальчишек из четвертого класса с красными повязками на рукавах. Одного мальчишку она знала, это был Максим. Он славился тем, что отбирал у малышей все подряд — от порций в столовке до одежды. Второго она не знала, тот был помельче, все лицо его было сплошь усыпано веснушками.

— Убежала с уборки! — торжествующе заключил Максим.

— Тебя велено доставить к директрисе, поняла? — подпел рыжий и вцепился ей в руку.

— Отстань, я сама пойду! — Она попыталась высвободить руку, но мальчишки вцепились с двух сторон и поволокли ее. Иринка сопротивлялась — барахталась и пинала мальчишек ногами. Силы были неравны.

Увидев возню, подбежали несколько девочек из старших классов. Поинтересовались, куда тащат упирающуюся первоклашку.

— Сбежала и еще брыкается! — доложил веснушчатый.

Одна из девочек выдернула у Иринки мешок.

— Отдай! — заплакала Иринка. — Не трогайте! Это чужое! Не трогайте!

— Чужое? — Одна из девочек с интересом извлекла из мешочка диковинную немецкую куклу. — О-го-о… Ты ее стырила?!

Такого чуда в детском доме не видел никто. Несколько секунд все молча, несколько подавленные, разглядывали заграничную игрушку.

— Ого! Глаза как настоящие.

— А пальчики… с ноготками!

— Волосы… волосы как у актрисы Орловой!

— Может, у нее и еще кое-что совсем настоящее? — Максим схватил куклу и задрал ей кружевное платьице.

Девочки захихикали.

— Отдай! Не трогай! — запищала Иринка, теряя голос от собственного бессилия. Но что она могла? Мальчишки, размахивая куклой, уже летели в сторону футбольного поля, где гоняли мяч еще с десяток старших ребят.

Иринка рванула следом, но ей подставили подножку. Она упала и тут же была схвачена бдительными девочками.

— Куда?! Нина Петровна велела привести тебя в канцелярию!

— Забегалась совсем! Бессовестная!

— Они куклу сломают! Она чужая! Отберите у них, ну пожалуйста! — умоляла девочка, размазывая слезы по щекам.

Но ее конвоиры были беспощадны. Они тащили беглянку к крыльцу.

А на спортплощадке была прервана игра из-за куклы Снежаны. Иринка с болезненным беспокойством следила за действиями мальчишек. Они хохотали. Передавая друг другу куклу, крутили ей руки, ноги, голову. Затем Иринка заметила в их среде какое-то колебание. Кто-то кого-то толкнул. Завязалась драка. Через минуту дрались все. Кукла полетела на траву футбольного поля… Иринка истошно закричала и вырвалась из рук своих конвоиров…

…Двое детей стояли посреди просторной канцелярии, ровно посередине, на ковровой дорожке, ведущей к столу директора. Вернее, директрисы. Эта пара представляла собой жалкое зрелище. Ирина Новикова — зареванная, лохматая. Школьный фартук сбился набок. Один чулок совершенно сполз и болтался вокруг щиколотки, на другом красовалась дыра, прямо на коленке. Девочка сжимала в руках пыльный мешок из-под обуви.

Рядом с ней стоял третьеклассник Герка Найденышев в разорванной рубахе. Под глазом у него набухала малиновая блямба.

На столе директрисы лежала импортная кукла, которая теперь представляла собой не менее плачевное зрелище.

Директриса, сухопарая женщина в очках, с зализанными в высокую буклю волосами, в мышиного цвета костюме, бесстрастно взирала на собравшихся. Рядом с ее столом стояла воспитательница Нина Петровна. Иринка с тоской подумала о том, что сегодня, как назло, дежурит не Кира, которую все любят, а другая воспитательница.

Возле двери стояли четверо дежурных, сбивчивую, но бодрую речь которых только что все выслушали.

— Ну что ж, дежурные, — строго проговорила директриса, показывая, однако, что она довольна их работой, — вы можете быть свободны сегодня.

Она молча подождала, когда дежурные трусцой покинут канцелярию.

— А вами, друзья, вынуждена заняться я сама… Печально… Печально смотреть на вас! — начала она, постукивая карандашом по сукну стола. — Наше государство заботится о вас. Кормит вас, дает образование, одевает… А мы что делаем? Мы плюем на заботу государства! Мы ее игнорируем!

Иринка понимала, что, говоря «мы», директриса имеет в виду вовсе не себя и Нину Петровну, а их с Геркой. И съежилась. Ей было сложно понять большие незнакомые слова «государство» и «образование». Эти слова представлялись ей великанами среди далеких гор, как Эмегенша из адыгейской сказки. Из той, что читала им на ночь Кира.