Кэннон - Сабрина Пейдж Страница 22

— Знаешь, им бы это не понравилось, — произносит он. — Я не должен был быть здесь с тобой. В дорожной поездке.

— И что? — спрашиваю я. — Мы можем потусоваться. Что в этом плохого? Почему бы нам не отправиться в автомобильное путешествие?

Хендрикс отворачивается, выпуская дым в противоположном направлении, а затем поворачивается лицом к воде, не глядя на меня, и сидит молча. Моё сердце бешено колотится в груди, и я сажусь на одеяло, подтягивая колени и обхватывая их руками. Я думаю, Хендрикс вот-вот скажет мне, что мы больше не можем быть друзьями.

Такое ощущение, что у нас разговор о расставании, за исключением того, что на самом деле ты не можешь расстаться с кем-то, с кем не встречаешься. Дело в том, что я не хочу быть просто друзьями с Хендриксом. Каждый раз, когда он прикасается ко мне, по моему телу словно проходит электричество. Это ненормально. Это не то, что происходит, когда парни, с которыми я встречалась, пытались взять меня за руку, или поцеловать, или… зайти дальше этого.

И всё, о чём я могу всё время думать — каково было бы Хендриксу прикоснуться ко мне.

— Иногда дорожное путешествие — это не просто поездка на машине, девочка Эдди.

— Ты такой надоедливый, — говорю я только потому, что не знаю, что ещё сказать.

Я слышу, как он выдыхает:

— Ты и сама не любитель пикника, сладкие щёчки.

— И всё же ты продолжаешь тусоваться со мной.

— Что я могу сказать? — спрашивает он. — Я просто жажду наказания.

— Теперь ты говоришь, что тусоваться со мной — это наказание, — отвечаю я.

Он долго молчит, прежде чем заговорить.

— Это чёртова пытка, — молвит он. — Каждое мгновение каждого грёбаного дня, когда я рядом с тобой — это грёбаная пытка.

Напряжение в его голосе заметно по тому, как он надрывается по краям. Моё сердце стучит громче, и мне интересно, слышит ли он это в вечерней тишине. Неужели он не понимает, что для меня чертовски мучительно всё время быть рядом с ним, хотеть его так, как я этого хочу?

— Так зачем вообще тусоваться со мной, если тебе это так не нравится, Хендрикс?

— Ты не понимаешь, девочка Эдди, — говорит он, не двигаясь с места.

— Не понимаю чего?

— Быть вдали от тебя в миллион раз хуже.

* * *

Наши дни

Находиться в тесном контакте с Хендриксом после того, что произошло — форма пытки, жестокое и необычное наказание. Я хотела сама поехать в студию звукозаписи, но звукозаписывающий лейбл прислал машину, чтобы отвезти нас на интервью журналу, а затем на сессию звукозаписи, как будто они не доверяют мне прийти одной. Так что теперь я вынуждена сидеть в футе от него, притворяясь, будто между нами ничего не произошло. Притворяясь, что Хендрикс не слышал, как я произносила его имя из-за двери моей спальни.

Одна только мысль об этом заставляет меня вспыхнуть добела.

Итак, мы сидим здесь, по разные стороны машины, игнорируя друг друга, Хендрикс смотрит прямо перед собой, а я просматриваю сообщения на своём телефоне, пытаясь отвлечься от того факта, что с того места где сижу, я чувствую запах лосьона после бритья Хендрикса.

— Ты корчишь рожицу, — говорит Хендрикс.

Он даже не смотрит на меня, сидя рядом со мной на заднем сиденье машины, так откуда ему знать?

— Это моё обычное выражение, — отвечаю я.

— Нет, это не так, — молвит он. — Это твоё лицо, проверяющее эсэмэски, которые ты ненавидишь.

— Откуда ты знаешь, что я получаю текстовые сообщения, которые ненавижу? Ты читал мои сообщения? — спрашиваю я, мой голос повышается на октаву. — Ты не можешь этого делать!

— О боже, расслабься, Эдди, — говорит он, смеясь. — Никто не читает твои текстовые сообщения. Ну, АНБ, вероятно, читает, но это всё. Я просто высказал наблюдение. В последнее время у тебя часто такое выражение лица. Тебе нужно остыть, чёрт возьми.

— О.

Я смотрю на самое последнее сообщение от Джареда.

«Серьёзно, Э. Не будь стервой. Ты знала, во что ввязываешься. И не вставляй меня в эту грёбаную песню».

Это сообщение номер пятнадцать от Джареда за последнюю неделю, с тех пор как я ушла от него в клубе. Четыре утра, и ему делали минет в туалете грязного клуба, в который он настоял, чтобы я пошла с ним и его друзьями отпраздновать его день рождения. Но это я такая стерва.

Я нажимаю кнопку удаления. Как будто я написала бы какую-нибудь песню об этом придурке. Кроме того, звукозаписывающий лейбл пишет и одобряет все мои песни — это происходит уже много лет. Я всего лишь рупор.

Пришло сообщение от моей подруги Сапфир:

«Привет! Где, чёрт возьми, ты была? Вечеринка сегодня ночью. Позвони мне».

— Оу, — говорит Хендрикс. — Это тот парень, который пишет тебе смс?

— Бывший, — многозначительно говорю я и переворачиваю сотовый лицевой стороной вниз, как будто от этого сообщения исчезнут. — И это не твоё дело.

— Значит, это сообщение от бывшего парня.

— Какую часть «не твоего ума дело» ты не слышал?

— Что ты сказала? — Хендрикс остаётся невозмутимым, прикладывая ладонь к уху.

— Умора, Хендрикс.

— Ты всегда делаешь мне комплименты, — говорит он.

— Не принимай их близко к сердцу.

— Этому придурку лучше бы не писать тебе смс, — произносит Хендрикс. Он заглядывает в папку, просматривая расписание на неделю, хотя я знаю, что он уже выучил его наизусть.

— Мой последний телохранитель не был таким болтливым, — говорю я. — И он не пытался влезть в мою личную жизнь.

Хендрикс поворачивается и смотрит на меня:

— Твой последний телохранитель позволил тебе встречаться с этим говнюком.

— Он не разрешал мне ни с кем встречаться, — отвечаю я, раздражённая его тоном. — На случай, если ты не заметил, сейчас две тысячи пятнадцатый год, а не тысяча восьмисот пятнадцатый, и я могу встречаться с кем захочу, чёрт возьми. Придурок он или нет.

— Не в моё дежурство, — говорит Хендрикс.

— Твоё дежурство? — я так раздражена, что, кажется, моя голова может взорваться. — Я не ребёнок, Хендрикс. И в твои должностные обязанности входит быть телохранителем, а не каким-то архаичным защитником моей вагины.

— Ты — моя подопечная, — говорит Хендрикс. — А это значит, что твоя «вагина» — часть моего дежурства.

— Никто не опекает мою вагину, — говорю я, повышая голос. — И уж тем более не мой чёртов сводный брат.

Хендрикс поворачивается ко мне лицом, его глаза сужаются.

— Ты думаешь, это из-за этого всё происходит? — он рычит. — Какое-то ложное чувство защищённости, потому что я твой сводный брат?

— Нет, —