Меган Харт - Голые Страница 23

– Нет, все в порядке. Я находился в построждественском ступоре после плотного ужина.

– Хочешь… войти? – Я открыла дверь пошире.

– Уже поздно, не беспокойся. Я просто хотел отдать тебе это. – Алекс протянул маленькую коробку, обернутую в серебристую бумагу, на которой красовался строгий синий бант.

Я взглянула на коробку, потом подняла глаза на него:

– Ты приготовил для меня подарок?

– Конечно. В это время года подарки как никогда уместны.

– Но у меня ничего для тебя нет.

– Ничего страшного. Просто открой.

– Хорошо, тогда заходи. – Я посторонилась, и Алекс переступил через порог, но так и застыл в дверном проеме.

Коробочка была обернута так, что я могла просто поднять крышку, не срывая бумагу. Внутри, удобно свернувшись на мягком ложе из прелестной ткани, лежал браслет из поделочных камней.

– Как красиво!

– Я рад, что тебе понравилось. Я знаю, это не слишком…

– У меня нет для тебя подарка, – напомнила я. – Браслет очень милый! Право слово, не стоило, Алекс. В самом деле. Но – спасибо.

– Я просто хотел тебе что-нибудь подарить, – сказал он. – Доказать, что я – не полный кретин.

Удивленная, я не удержалась от смеха:

– О боже… Я так не думаю!

– Нет?

– Конечно нет. – Я немного помедлила. – А должна?

Нахмурившись, Алекс внимательно посмотрел на меня.

– Я просто подумал… Ладно, не важно.

– Подумал – о чем?

Он махнул рукой:

– Ни о чем. Правда.

Я хотела надавить на него, настоять на объяснении, но не стала этого делать. Приложив браслет к своему запястью, я приподняла руку и принялась покачивать ею из стороны в сторону, восхищаясь камнями.

– Большое тебе спасибо.

Ни один из нас не двинулся с места. Я подняла большую сумку, полную оставшейся от ужина еды, которую Марджори упаковала для меня.

– Ты не голоден?

Алекс положил руку себе на живот:

– Вау! Мм… нет. Не думаю, что когда-нибудь снова почувствую голод.

Я рассмеялась:

– Завтра передумаешь.

Его губы медленно растянулись в ответной улыбке.

– О да! Уверен, завтра я обязательно захочу поесть.

– Что ж, все понятно. – Мы снова застыли на месте, Алекс по-прежнему не заходил в глубь квартиры, оставаясь в дверном проеме.

– Мне точно не удастся убедить тебя взять кусочек рождественского окорока?

– Хм… а я сегодня окорок так и не поел. У нас было нечто, именуемое «турдакен»[14], можешь себе представить…

– И ты это ел? – снова рассмеялась я. – Ничего себе! Патрик всегда говорил, что хотел приготовить что-то в этом роде на Рождество.

– Ну… да, – отозвался Алекс. – Он пригласил меня к себе.

Я не могла придумать, что на это ответить, только промямлила:

– Никогда это не ела.

– Тебе стоит попробовать. Что ж, мне пора спать. Увидимся, Оливия. Счастливого Рождества.

– Еще раз спасибо за браслет.

– Не стоит благодарности. – Уже уходя, он обернулся через плечо и улыбнулся мне.

Я закрыла за Алексом дверь и прислонилась к ней. Так я и стояла, силясь понять, почему тот простой факт, что Патрик пригласил его к себе на Рождество, имел для меня такое большое значение.

Если феерия Патрика по случаю Рождества и Хануки одновременно была вакханалией еды, музыки и драмы, его новогодний праздничный вечер оказался намного тише. Здесь все еще было в изобилии еды и музыки, но список гостей на этот раз оказался значительно скромнее. Присутствовали сестра Тедди, Сьюзен, со своим тинейджером-сыном Джейденом, обитавшие по соседству Надя и Карлос, а еще несколько друзей Тедди и Патрика, которых я встречала, но не слишком хорошо знала. Да, еще брат Патрика, Шон. Я, наконец.

И разумеется, Алекс Кеннеди.

Он вошел в дом с черного хода, нагруженный свертками в серебристой бумаге с синими бантиками. Я обернулась, подняв глаза от столешницы, где резала сыр и раскладывала новую порцию крекеров. От неожиданности мое сердце глупо подпрыгнуло в груди.

– Алекс!

– Ах, Оливия… – Он улыбнулся, сверкнув белыми зубами, которые никогда не видели фигурных скобок. Я готова была держать пари, что так и было: эти зубы не выглядели совершенными, хотя небольшой изъян прикуса казался даже милым. – С Новым годом!

Алекс перехватил мой взгляд, скользнувший по сверткам в его руках.

– Патрик сказал, что вы обмениваетесь новогодними подарками.

Мы действительно дарили друг другу презенты. Обычно это были небольшие сувениры. Ни один из тщательно завернутых и явно продуманных подарков в руках Алекса не был маленьким.

Я успела подхватить один из свертков, который грозил вот-вот упасть.

– Позволь мне помочь.

– Спасибо.

Мы свалили гору подарков на стол. Я искоса посмотрела на Алекса. Мне было привычно, что мужчины в доме Патрика замечательно выглядели и приятно пахли. Если честно, их облик основательно избаловал меня, составив впечатление, как следует выглядеть всем мужчинам. Сегодня вечером на Алексе были стильные, немного выцветшие джинсы и черная приталенная футболка под тяжелой курткой-бушлатом, которую он снял и небрежно бросил на стул. Когда Алекс выпрямился, поставив свои пакеты, длинные волосы упали ему на глаза. Я не хотела рассматривать его, но не могла оторваться.

Ужин был простым, без изысков, но вкусным, и беседа текла плавно, как вино. Я сидела рядом с Шоном, напротив Патрика, Алекс оказался на другом конце стола. Вероятно, сегодня я была просто не расположена к разговорам и хотела оставить это другим. Или, может быть, это особое время года делало меня молчаливой и созерцательной. Так или иначе, но лишь тогда, когда Патрик коснулся руки Тедди, я осознала: меня охватило большее, чем обычная праздничная хандра.

В этом прикосновении не было ничего сексуального. Ничего из того, что я видела в избытке в те дни, когда только открывший в себе склонность к нетрадиционной ориентации Патрик перетрахал полгорода – не проявляя достаточно такта или стыда, чтобы не посвящать в свои подвиги меня. Патрик дотронулся до руки своего любовника иначе – просто сжал ее на мгновение, спокойно и нежно.

Мои глаза горели. Шон рядом со мной наклонился, чтобы сказать что-то сестре Тедди, которая сидела по другую сторону от меня. Все смеялись над чем-то, что я упустила, пока боролась с неожиданно накатившей ревностью. Когда я мельком посмотрела на другой конец стола, Алекс встретился со мной взглядом.

В этом пристальном взоре я разглядела целую смесь эмоций, большинство из которых сильно напоминали форму жалости. Это больно ранило. Делало беззащитной.

Сочувствие задержалось на лице Алекса всего на несколько секунд, а потом он тоже стал смеяться, тактично игнорируя меня и мое бедственное состояние. Я же, вместо того чтобы чувствовать благодарность за это сострадание, отчаянно захотела проткнуть его вилкой. Такой человек, как Алекс Кеннеди, который бесстрастно выслушал на праздничной вечеринке «караочный» гимн в свою честь, а потом позволил «певцу» ублажать себя на веранде, не имел права судить меня.