Джилл Шелдон - Забыть о мести Страница 23

— Веселишься? — мрачно осведомился Томас.

— Вовсе нет, — призналась Хлоя. Скорее, умираю от вожделения.

Сраженная неприкрытой враждебностью Томаса, она уже было хотела уйти, как он одним гибким движением рванулся вперед, схватил ее за плечи и прижал к стене. Великолепное мужское тело оказалось совсем близко, дразня ее своей доступностью. Но глаза оставались непроницаемыми. Бездонные синие озера…

— Пора все расставить по своим местам, не находишь? — тихо спросил он и завладел ее губами. Минутное удивление сменилось чем-то вроде безумного восторга, особенно когда он прижал ее к себе. Но тут он резко отпрянул, и Хлоя испуганно ахнула.

— Что за… — взорвался Томас, раздвигая полы ее пальто. Гарольдина, мирно спавшая в уютном гнездышке, нехотя подняла головку.

— Мяу.

— Хлоя, — зловеще спокойно начал Томас, не сводя глаз с котенка, — может, объяснишь?

— Это Гарольдина.

— Понятно. Но почему оно здесь?

Хлоя вздохнула. Все шло совсем не так гладко, как она надеялась.

— Гарольдина — «она», а не «оно», — терпеливо поправила она, подавляя нервный смешок при виде разъяренной физиономии Томаса. — И ей не нравится метель. Она боится воя ветра.

— Но при чем тут я? Не понимаю…

Он все еще держал ее, как в капкане, между холодной стеной и своим восхитительно теплым телом. Это, пожалуй, хороший знак. Но стоило ей так подумать, и Томас немедленно отступил, рассеянно расчесывая пальцами спутанную копну волос. С поднятыми руками он выглядит совсем как греческая статуя. Широкая, поросшая темными завитками грудь…

— Хлоя!

— Она так громко плакала из-за бурана, — поспешно объяснила Хлоя, — что Торнтон начал колотить в дверь, требуя, чтобы я его впустила…

Глаза Томаса внезапно потемнели от непонятных ей переживаний, но Хлоя почему-то живо вспомнила свое первое впечатление от встречи с ним — ощущение опасности. Томас шагнул к ней, сжимая кулаки.

— Торнтон, что?!

— Поднял грохот на весь дом и орал, чтобы я его впустила.

— Хочешь сказать, что он ломился к тебе посреди ночи, пытаясь заставить тебя открыть дверь? Ворвался к одинокой беззащитной женщине?!

Так вот оно что… Хлоя с облегчением вздохнула и улыбнулась. Слава Богу, он злится не на нее, а на беднягу Торнтона!

— Не стоит волноваться, он совершенно безобиден.

— Безобидных мужчин не бывает, — бросил Томас. — А я уже успел узнать, как ты отвечаешь на звонки — просто распахиваешь дверь настежь, ничего не спрашивая и не интересуясь, кто рвется к тебе в такое время! Надеюсь, ты, по крайней мере, была одета?

— Конечно, потому что…

— Ты была одна в квартире и все же…

— Но у меня был Конрад и…

— У тебя был Конрад, — мягко повторил он с убийственным блеском в глазах. Хлоя расстроенно покачала головой.

— Томас, если будешь все время меня перебивать, я до рассвета ничего не успею объяснить.

— О, прошу прощения, ради Бога, продолжай, — с преувеличенной учтивостью извинился Томас, хотя глаза его по-прежнему метали смертельные стрелы. Отступив к широкой дубовой лестнице, он поднялся на первую ступеньку и выжидающе поднял брови.

— Вот и хорошо! — облегченно воскликнула Хлоя. Кажется, Томас чуточку успокоился. Может, ей и удастся его уговорить. — Так или иначе, Торнтон ворвался и обнаружил котенка. И, естественно, взбесился. Вопил как резаный, угрожал, что выкинет меня на улицу прямо сейчас и все такое.

— Угу, — сочувственно кивнул Томас и тут же поинтересовался: — А Конрад при этом присутствовал?

— Разумеется. Сегодня наша «ночь уно».

— Уно?

— Каждую пятницу мы с друзьями собираемся по очереди у кого-нибудь и играем в уно. Приходи на следующей неделе, это ужасно весело и… — Но при виде ошарашенного, лица Томаса Хлоя мгновенно осеклась. — Ну, наверное, тебе это будет не так интересно, — пробормотала она.

— И что случилось дальше, Хлоя?

— Ничего особенного. Все, кроме Конрада, разошлись…

Его глаза снова стали почти черными.

— И вы остались наедине?

— Не совсем. С нами была Гарольдина.

— Ну конечно, Гарольдина, как же я забыл?

— А когда Торнтон велел мне убираться, Конрад заявил, что по закону он не имеет на это права. И должен уведомить меня о выселении за три дня, чтобы я успела найти другую квартиру. Они заспорили, но тут я придумала кое-что получше. — Она робко улыбнулась.

Томас тщетно пытался смириться с весьма реальной возможностью неприятного сюрприза и представить, как Конрад делает с Хлоей именно то, что он сам жаждал сделать прямо сейчас — опрокинуть ее на пол и вонзиться в это сладостное тело.

— Говоришь, придумала кое-что получше?

Хлоя рассмеялась довольно нервно, что не ускользнуло от внимания Томаса.

— Да. Если учесть, что мы вместе нашли ее… Помнишь, Томас, как она была напугана?

— Помню, — сухо отрезал он.

— Вот я и подумала, что ты захочешь взять ее.

— Я?! Взять ее?!

— Томас, — усмехнулась Хлоя, гладя котенка по голове, — перестань, как попутай, повторять за мной каждое слово!

Подумать только, впервые в жизни его превращает в полного кретина женщина, свое отношение к которой он так и не сумел до сих пор определить.

Нет, решил он, наблюдая, как часто поднимается и опускается ее грудь. Он лжет себе. Она ему нравится… слишком нравится.

Но тут Хлоя поднесла проклятую кошку к самому его носу, и до Томаса только сейчас по-настоящему дошел истинный смысл ее просьбы.

— Ни за что! — решительно заявил он, отступая. — Ни за какие деньги!

— Но, Томас, ей больше некуда деваться.

Томас почему-то представил крохотное создание в глубоком снегу, как в ту ночь, когда они нашли его. Скорчившееся, измученное, умирающее от голода беззащитное создание. К тому же брошенное. Внутренности Томаса мучительно свело.

— Черт побери, это не моя проблема, — проворчал он и тут же, просветлев, добавил: — Отдай его Конраду. Неплохая идея, верно?

И к тому же идеальная месть тому, кто невыносимо ему надоел. Уно! Представить только! Неужели Конрад не нашел более подходящего предлога?

— Конрад не может, — печально вздохнула она, шагнув на нижнюю ступеньку лестницы. — У него аллергия на кошачью шерсть.

— Молодец. Вовремя сообразил, как увильнуть, — пробормотал Томас, поднимаясь все выше, чтобы не прикоснуться к пушистому шарику, глядевшему на него широко посаженными глазами. — А как насчет твоей семьи?

— Они и без того считают меня легкомысленной. И не потерпят Гарольдину в доме.

— Какое отношение имеет твое легкомыслие к бродячей кошке?