Елена Булганова - Первый жених страны Страница 23

Поезд прибыл в Питер к вечеру. Посреди дороги Олеся неожиданно заснула, проснулась от прикосновения проводницы к своему плечу. И панически заметалась, разыскивая на полке свалившиеся с ее носа темные очки. Везде ей мерещились косые взгляды, шепоток, хотя ни один из спутников даже не посмотрел ни разу в ее сторону.

Вот она и дома. Однокомнатная квартира, скромное гнездышко, устроенное когда-то с такой любовью, показалось ей теперь тесной, как чулан, и скучной, как чужое счастье. Едва переступив порог, Олеся почувствовала абсолютную отрешенность от этого места. Так, наверно, чувствовала себя Золушка, вернувшись из дворца в свою каморку.

Через секунду зазвонил телефон в прихожей. Свой мобильный Олеся отключила еще в Москве. А сейчас подумала, что напрасно это сделала. Теперь приходилось бросаться в неизвестность.

Она сдернула трубку и услышала голос, чуть искаженный расстоянием:

– Лесенька, где ты?

– Я в Питере, – ответила она спокойно, равнодушно. – Ты же в Питер звонишь.

– Но почему ты в Питере?! – потрясенно выкрикнул Женя. – Вчера я оставил тебя в Москве!

– С того времени кое-что произошло…

– Ты об этой дурацкой публикации? Плюнь и забудь, – невозмутимо посоветовал Евгений.

– Просто плюнуть и забыть? – пораженно прошептала Олеся. – Что же ты не позвонил мне сегодня утром? Долго думал, прощать меня или не прощать?

– Да я спал как убитый после ночного перелета!

И тут Олеся запаниковала. Вера Ильинична предупреждала ее, что так будет. Она думала, что готова. Оказалось – нет. Как раненый боец, собирающий последние силы, чтобы доползти до лазарета, она зажмурила глаза, втянула в себя воздух и произнесла на одном дыхании:

– Я уехала потому, что после того, что я натворила, нам нельзя больше быть вместе, нельзя доверять друг другу и строить планы на совместное будущее. И если ты этого не понимаешь, ну, значит, с тобой что-то не в порядке.

Женя молчал, и ей показалось, что сейчас он просто повесит трубку. Но он вдруг сказал совершенно будничным тоном:

– Хватит дурить, Леська. Возвращайся в Москву. Ничего ужасного ты не натворила, уж поверь, бывают вещи и похуже. И кстати, я подозревал нечто в этом духе. Уж очень странная у тебя была амнезия на все, что связано с Воронежем.

– Так ты подозревал? – шепотом уточнила Олеся.

– Да, и что тут такого ужасного? Поверь, я не настолько уж инфантилен, чтобы всю жизнь любить свое детское воспоминание. Но я всей душой полюбил женщину, которую встретил весной в «Останкино». А была она или не была моей первой любовью – это не имеет никакого значения.

Олеся помолчала, пытаясь переварить сказанное, потом тусклым голосом спросила:

– А может быть, правду пишут в газетах?

– А что пишут в газетах?

– То, что ты, может, просто пиарился за мой счет? – замирая от ужаса, выкрикнула Олеся.

И снова долгое молчание, теперь тяжелое, едва ли не враждебное.

– Сама поняла, что сказала? – после паузы спросил Женя, и голос его звучал теперь совсем по-другому. Олеся давно догадалась, что за Женькиными мягкими манерами скрываются железная воля и умение стойко держать удар.

– Просто я хочу завершить эту историю, – устало, безнадежно проговорила она. – Встреться с настоящей Олесей, возможно, в ней ты найдешь то, что всю жизнь искал в женщинах. Ты можешь себе позволить этот поиск. А мне суждено хвататься за любой шанс. Шанс с тобой я провалила.

И повесила трубку. И поняла, что до этого звонка в ней еще жила надежда. Теперь же не осталось ни грана. Потому что если Женя догадывался об обмане и не предостерег ее, не просчитал, что такое может произойти, значит, скандал был ему только на руку. Вот она, та червоточинка, которую она так боялась в нем найти. И о которой, кажется, с самого начала догадывалась. Слишком все было хорошо. Слишком…

Олеся сняла трубку с телефона, бросила на диван и привалила сверху подушкой. Ей больше нечего было ждать.

Но на следующее утро телефон пришлось все-таки включить. Олеся догадалась, что родители вполне могут узнать о ее позоре и тут же бросятся разыскивать ее по разным номерам. Позвонят на мобильный, потом на московский номер, методом вычисления догадаются, что она уже в Питере. И на самом деле, едва трубка вернулась на рычаг, как телефон сразу захлебнулся негодующей трелью. Но это были еще не родители. Звонила Марина.

– Олесечка! – заорала она во всю силу легких. – Я тебя везде разыскиваю. Просто на удачу позвонила тебе на эту квартиру.

– Да, я уже здесь, – мрачно ответила Олеся.

– Он выгнал тебя? – с гневным придыханием спросила подруга.

– Нет, что ты… Жени нет сейчас в Москве, он на съемках.

– Значит, мамашка его выгнала, – мрачно констатировала Марина. – Я так и чувствовала, что этой ведьмы тебе надо опасаться.

– Не надо так говорить! – глотая мигом набежавшие слезы, выкрикнула Олеся. – Она – не ведьма! И меня никто не выгонял. Я сама ушла!

– Сама? Ну ты и дура! – просто задохнулась от негодования подруга. – Нужно же было держаться до последнего. И еще разобраться, кто здесь фальшивка: ты или эта жуткая толстуха с фотографии.

– Чего же тут разбираться? – усмехнулась Олеся. – Ясно, что я.

– Да ничего еще не ясно! – продолжала разоряться Марина. – Ведь решать все равно ему, артисту твоему! А как ты думаешь, кого он признает своей первой любовью, если ты – красавица, а та – уродка пузатая? Да после ее фотографий в газете тебе вообще больше нечего опасаться!

Олеся слушала, борясь с искушением снова засунуть трубку куда подальше. В сущности, Маринка все правильно говорила, но как же это противно!

«По сути, все то же самое мне Женя сказал, просто в более культурных выражениях», – усмехнулась она про себя, а вслух произнесла:

– Перестань, Марина, при чем здесь эти сравнения? Речь идет об обманутом доверии. Я на всю страну выставила его посмешищем. Я заставила даже своих родителей обманывать его. Разве такое можно простить?

– Ну, может, годика через два и не простил бы, а сейчас, пока чувства играют и кровь бурлит, простит наверняка!

В голосе Марины звучали железная уверенность и знание жизни во всех ее аспектах.

– Но я себя не прощу, – отозвалась Олеся так тихо, что подруга ее не услышала и продолжала орать в трубку:

– Да простит, вот только мамаша его наверняка мутит там воду! Надо тебе мчаться в Москву и там постараться всеми доступными способами ее перекуковать! Известное дело – маменькин сынок!

– Марина! – твердо проговорила Олеся, до боли сжимая кулаки и терзая ногтями нежную плоть ладони. – Ты подменяешь понятия. Маменькин сынок – это твой муж Алексей. Он вырос с одной матерью, наблюдал за ней и очень хорошо изучил слабые места женщин и способы бить по ним, даже не открывая рта. Мужественность он понимает как жестокость, твердость характера – как маниакальную упертость. А Евгений вырос в семье, где царила любовь, и ему просто не нужно ничего себе доказывать…