Поколение влюбленных (СИ) - Шехова Анна Александровна Страница 24

— Это значит, что мы можем ее спасти! Если Коваленко умудрилась своими словами создать эту обреченность, значит, есть такая же возможность все вернуть на круги своя. Конечно, если человек умирает от неизлечимой болезни или от несчастного случая, мы бессильны. Но самоубийство — это же всегда следствие обстоятельств. Если один человек привел самоубийцу на эту дорожку, то другой человек может с нее увести.

Он был убежден и счастлив. Наконец-то, как ему казалось, в нашем лабиринте обнаружилась путеводная нить.

Он говорил и говорил, а мне становилось все хуже и хуже. Потому что рано или поздно я должна была ему сказать.

Наконец он выдохся.

— Остынь Матвей, — сказала я, — мне нужно кое-что рассказать. Прости, что должна буду тебя разочаровать, но мы ничем не можем помочь ни Анечке, ни Марии.

22

Рассказывать про Игоря мне до сих пор трудно.

Я долго пыталась убедить себя, что моей вины в его смерти нет и что я хотела как лучше. Только… знаете поговорку «Благими намерениями устлана дорога в ад»? Делаешь так, как велит сердце в компании с разумом, выворачиваешь душу наизнанку, а судьба тебе в ответ посылает кривую ухмылку.

Благими намерениями устлана дорога в ад. Это про меня и про Игоря. Лиза приложила немало усилий, чтобы убедить меня в моей невиновности. В конце концов, чтобы отвязаться от ненужной дружеской помощи, я сделала вид, что примирилась со своей совестью.

Но вам-то могу признаться: я — виновна. И единственное мое оправдание заключается в нелепом и беспомощном слове «судьба».

Игорь работал на нашей телекомпании, но в другом отделе — в оперативных новостях. Знаете, это такие новости, где рассказывают о новых достижениях преступного мира на улицах Москвы, а также дают сводку автокатастроф. Ребят из этого отдела мы, чистые «новостники», между собой называли «некрофилами». Это вполне соответствует людям, которые идут по коридору походкой охотящихся котов и на вопрос «Вы на обед?» отвечают с непроницаемыми лицами: «Нет, на труп!»

В их отделе работали четверо мужиков, а Игорь был самый молодой, хотя и не выглядел таковым. Я, честно говоря, удивилась, когда узнала, что он всего на пару лет меня старше. Впрочем, тогда я только пришла в «Новости» и чувствовала себя стажеркой, пороха не нюхавшей.

Первый раз Игорь мне бросился в глаза в нашем буфете, когда я с коллегами-журналистками стояла в очереди за сосисками и коржиками. Игорь зашел вместе со Станиславом и Борисом, двумя другими корреспондентами из оперативного отдела. Он был выше их обоих почти на голову. Темный ежик стриженых волос хорошо гармонировал с его нарядом: черные джинсы, черный свитер с высокими воротом (при том, что на улице стоял май!), нож в кожаном чехле, пристегнутый к толстому солдатскому ремню, мощные ботинки-берцы. Когда Игорь сложил руки на груди, я увидела еще пару мощных браслетов из черненого серебра.

— Это кто такой? — Обалдев, я шепотом поинтересовалась у коллеги.

Она сразу поняла, кто имеется в виду, и отозвалась:

— Игорь Андронов из оперативных.

Я не сразу смогла сформулировать следующий вопрос:

— А он всегда… такой? Или это у них спецакция?

— Какая у некрофилов спецакция! — Коллега фыркнула. — Нет, он сам по себе оригинал.

— Ну и жуть! — искренне сказала я. — И взгляд под стать имиджу!

Я не преувеличивала: Игорь созерцал очередь с видом аскета в варьете.

— Некоторым нравится, — загадочно произнесла коллега.

Кто эти «некоторые», стало ясно через пару минут. Дверь в буфет снова распахнулась, и в хвосте очереди появился каскад каштановых кудрей, соединенных серебристым полумесяцем заколки. Потом из-за плеча водителя Витали выглянула обладательница роскошной шевелюры — Юлия Берцова, одна из ведущих утренней программы. Заметив впереди себя черную спину Игоря, она просияла, затем тихонько подошла к нему сзади, и ее обнаженные до плеч руки обвились вокруг его спортивного торса. В этот момент я впервые увидела, как Игорь улыбается, и улыбка у него была удивительная, почти мальчишеская, такая, когда улыбается все лицо — глаза, брови, губы. Верх Юлиной прически еле доходил ему до плеча, и на фоне его черного силуэта она выглядела почти Дюймовочкой. Однако как я узнала позднее, главной в их паре была именно Берцова: она задавала тон, выбирала, на какой фильм идти в кино и как проводить выходные. Это удивляло окружающих, и меня в их числе. Лишь намного позже я поняла, что единственной причиной видимого лидерства Юлии было то, что Игорь позволял ей верховодить во всех вопросах, которые считал несущественными. Ее вкусовые предпочтения ничуть не мешали ему жить своей жизнью. Но я этого не знала и поэтому так легко попалась на крючок, сочтя Игоря более уязвимым, чем он был на самом деле.

Первые два года моей работы на телекомпании об Игоре я задумывалась не чаще, чем о любом из соседей или бывших одноклассников. Вокруг меня было много интересных мужчин, обремененных популярностью и при этом вполне компанейских. В курилке всегда можно было посидеть у кого-нибудь из них на коленях, а один из наиболее маститых новостных ведущих в течение полугода, пока мы жили в одном районе, подвозил меня домой на своем черном «шевроле».

Игорь же не вызывал у меня ни симпатии, ни интереса. Он ходил всегда в черном, носил браслеты и кулоны, что было раздражающе: я ценила в мужчинах простоту стиля. Андронов казался мне неестественным и даже вычурным — с его неизменным ножом в чехле и мрачной физиономией. Он всегда выглядел угрюмым, за исключением тех моментов, когда рядом была Берцова.

А потом случились два трагических события подряд, которые сцепили нас с Игорем крепче, чем обручальные кольца.

Событие первое — меня сбила машина, и я начала видеть приближающуюся смерть.

Событие второе — Игоря бросила Юлия.

О последнем обстоятельстве я узнала не сразу после своего возвращения на работу, а только через пару недель. Первые дни мне было не до сплетен. Я, как могла, пыталась освоиться с новым для себя миром — миром, где из-за каждого угла мне мерещилась чья-то гибель.

То, что Игорь и Юля расстались, для меня открылось опять-таки в буфете. Это было одно из немногих мест нашего здания, где случайно могли собраться в одно время сотрудники совершенно разных отделов. Когда мы с Лизой пришли на обед, Юлия уже сидела за одним из столиков с двумя журналистками из той же утренней программы. Они, по всей видимости, только что отстояли очередь и теперь приступали к еде. Юля своей изящной ручкой с жемчужными ноготками топила в кружке с кипятком пакетик черного чая.

В это время позади нас хлопнула дверь, пропуская в буфет еще кого-то. Я оглянулась и увидела Игоря. А Игорь увидел Юлю. Я ожидала, что сейчас на его лице появится та самая мальчишеская, откровенная улыбка и он начнет протискиваться между столиками к своей фее. Вместо этого Игорь, помрачнев еще больше, резко развернулся и вышел. Дверь хлопнула так, что я невольно вздрогнула. Юля же опустила глаза к чаю, проверила, достаточно ли он заварился, затем осторожно вытащила пакетик и положила его на картонную тарелку. Потом принялась распаковывать свекольный салат.

— Надо же, и глазом не моргнула, — сказала Лиза, посмотрев в ее сторону. — Стальные нервы у девочки!

— Кажется, что-то прошло мимо меня, — сделала я вывод.

Во время того обеда, в промежутках между поглощением салата и риса с куриной отбивной, Лиза рассказала мне, что около двух недель назад Юлия дала Игорю от ворот поворот. О причине ходили разные слухи, но все стало более очевидно, когда кто-то заметил, что теперь после работы Юлия почти каждый вечер уезжает не на служебной машине и не на метро, а на пятидверном «порше» цвета металлик. И садится не за руль.

Игорь молчал и ходил по коридорам нашего здания с замороженным спокойствием на лице. Некоторые девушки полагали, что предательство Берцовой его никак не затронуло. Но мне, чтобы не верить в эти предположения, было достаточно того случая в столовой, когда Игорь случайно наткнулся на Юлию. Я видела его лицо, и после этого никто бы не смог меня убедить в нечувствительности «этого некрофила». Думаю, что его боль была еще большей, чем я могла себе представить, потому что он не давал ей никакого выхода наружу, и она горела внутри его, сжигая весь душевный механизм, который был у Андронова довольно-таки тонко устроен.