Хочу тебя, девочка (СИ) - Борн Амелия Страница 24

Не хотела, не жаждала, а именно нуждалась. Отчаянно, безумно. До крика, до спазма в горле, до переворота в душе.

Нуждалась в этих касаниях на грани с болью, вытравляющих из ума то, что хотела забыть. В этих грубых, первобытных толчках, выбивающих из головы все надоедливые мысли. В этом простом присутствии кого-то рядом.

То, что прежде казалось грязным и больным, теперь спасало. Спасало от чего-то более страшного, чем боязнь быть с мужчиной. Спасало от ощущения разрухи, в которую скатилась вся моя жизнь. В которой погрязла душа.

Конечно, я понимала, что это ненадолго. Что ночь закончится, а наутро проблемы никуда не уйдут. Останутся со мной висящим на душе грузом, давящим на внутренности непониманием, что делать дальше и как жить. Чему верить.

Рядом на постели, так и не застеленной мной накануне, сонно пошевелился Камиль. Серые глаза распахнулись, пристально уставившись на меня, и я вдруг поняла, что совершенно не выдерживаю этого взгляда. Что если он продолжит так на меня смотреть — все, что бушевало в душе, прорвется наружу. Криком, слезами, отчаянными воплями. А это было совсем не то, до чего я хотела доводить.

— Ты в порядке? — спросил Исаев хрипло.

Конечно, я понимала, что он имеет в виду. Но увернулась от ответа:

— Да, в этот раз все было… по-другому. Спасибо.

Он приподнялся в постели, недовольно поджав губы. Вероятно, тоже прекрасно понимал, что о главном я умолчала.

— Я не об этом и ты это знаешь. Марина… я надеялся, что ты сможешь мне доверять.

Доверять? Последние события доказали, что я никому не могу доверять! Даже человеку, которого знала всю свою жизнь!

— Я думаю, тебе пора… на работу. Ты наверняка опаздываешь, — быстро сменила я тему, вскакивая на ноги и прикрываясь первым, что попалось под руку — старым пледом.

— Хочешь, чтобы я ушел?

— Не хочу, чтобы ты из-за меня опоздал на какую-нибудь важную встречу.

Он пружинисто, как опасный хищник, поднялся на ноги и замер напротив. Так и стоял передо мной, скрестив руки на груди, и не делая попытки прикрыться. Я отвела взгляд первой.

— С чего вдруг эти мысли? — поинтересовался Исаев и тон его показался мне угрожающим.

— Не понимаю, о чем ты, — подернула безразлично плечами.

— О моей работе. Не считаешь, что я сам могу решать, идти мне на «важную встречу» или оставаться с тобой?

— Я просто знаю, что ты очень занятой человек! — не выдержала я. Переведя дыхание, уже тише, почти шепотом, взмолилась:

— Камиль, пожалуйста… мне нужно побыть одной.

Он ничего на это не сказал. Просто молча оделся и также, без слов, вышел за дверь.

Я вздрогнула, когда раздался этот стук, свидетельствующий о том, что он ушел. О том, что я наверняка его обидела.

Но думать еще и об этом сейчас не было никаких сил. Я прошла, ступая босыми ногами по старому, скрипучему полу, к проклятому комоду и, выдвинув ящик, взяла в руки тетрадь с выцветшей обложкой. Тело снова пробрала дрожь.

Все же я солгала. Я не готова была быть одна. Не способна была справиться с этим самостоятельно.  И не знала, кому могу рассказать о том, что узнала.

Пять минут спустя я обнаружила себя трусящимися руками набирающей номер Пьера.

— Обещай ничего не говорить Исаеву! — уже в сотый, должно быть, раз потребовала я у Пьера.

— Марина, да сколько можно! — закатил он раздраженно глаза. — Или говори, что случилось, или не кипяти мне мозги! Ничего я твоему Исаеву не скажу!

— Он не мой, — откликнулась я глухо.

— А вот он, кажется, так не думает, — хмыкнул Пьер. — И почему, кстати, ты не хочешь ему рассказывать эту страааашную тайну?

— Потому что я не знаю, как он отреагирует! Я и сама не понимаю, что с этим делать!

— Да рассказывай уже!

Сделав глубокий вдох, я вместо ответа бросила в Пьера злосчастную тетрадь. Он инстинктивно поймал ее и тут же поморщился:

— Это еще что? Твоя школьная тетрадка?

— Читай, — ответила ему коротко.

И он беспрекословно открыл тетрадь.

Сегодня утром привезли девочку.

Только в тот момент, когда ее крик раздался в доме, я поняла до конца, что все это — правда. Что муж мне изменял. Что теперь с нами будет жить его ребенок, нажитый где-то на стороне.

До сих пор не верилось, что я на это согласилась. Но какой у меня был выбор? Мой диагноз был неутешителен — я не могла иметь детей. А мать этой девочки не хотела ее воспитывать. Казалось, мы можем помочь друг другу.

Я никогда прежде не вела дневников. Но сейчас мне так нужно рассказать обо всем этом хоть кому-то… ведь никто и никогда не должен узнать, что Марина на самом деле — не моя дочь.

Я смотрела на нее сегодня целый день. Гадала — сумею ли полюбить ее, как родную? И сумеет ли она полюбить меня? Или всегда будет знать и чувствовать, что я на самом деле — не ее мать?

Мне страшно. Страшно привязаться к ней и страшно, что не смогу забыть о том, кто она такая на самом деле…

Моя и не моя.

— Что это? — растерянно моргнул Пьер, откладывая тетрадь.

— Это почерк моей… моей мамы. Выходит, ее дневник.

Мужчина растерянно потер лоб, потом придвинулся ближе и прижал меня к своему боку.

— Господи, девочка…

— Я не могу уложить это в своей голове, — пробормотала я безжизненно. — Я же…  я столько всего сделала, чтобы спасти ее! Продала квартиру, связалась с… с Исаевым! А она лгала мне столько лет! Она даже не моя настоящая мать!

Пьер взял меня за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.

— И что же, знай ты, что она тебе не родная мать, поступила бы иначе? Позволила бы ей умирать?

Горло сжал спазм. Показалось, что там застрял камень размером с дом.

— Нет, — выдохнула, не задумываясь, хотя слова давались невыносимо тяжело. — Я сделала бы то же самое.

— Тогда что это меняет? — спокойно спросил Пьер. — Она плохо с тобой обращалась? Была жестокой?

Я  яростно замотала головой.

— Нет! Никогда! Хотя порой мне и казалось, что она… будто бы остается в стороне от нас с папой. Будто бы боится… быть ближе. Но при этом… она делала для меня все.

Пьер погладил меня по голове:

— Конечно, она наверняка боялась. Именно этого — что ты отвернешься от нее, если узнаешь правду.

Проведя рукой по лицу, я жалобно всхлипнула.

— Я не… Господи, я просто не понимаю, кто я теперь! Кто моя настоящая мать? Почему она так поступила?

— А это имеет значение?

— Конечно! — встрепенулась я. — Я ничего не могу с этим поделать. Мне кажется сейчас, что я никогда не пойму, кто я, пока не пойму, кто она…

— Ты ведь еще не говорила об этой с мамой? — мягко спросил Пьер.

— Нет, — покачала я головой. — Хотя это было моим первым прорывом. Но потом… я поняла, что не имею права сейчас заставлять ее волноваться.

— Ты — хорошая дочь, Марина, — ответил он. — И это все, что имеет реальное значение. Когда вы сможете поговорить… думаю, вам обеим станет легче.

Я рассеянно кивнула на его слова. Возможно, однажды мне действительно полегчает.

Но как дожить до этого момента — я пока не знала.

Часть 28. Камиль

Я не мог избавиться от назойливых мыслей, которые больше походили на сонм тревог. И чем больше их становилось, тем хреновее мне было. Ночь, проведенная с Мариной, казалось, должна была если не наладить отношения между нами, то хотя бы сделать так, чтобы мы стали друг другу ближе. По итогу же утром я получил совершенно четкое понимание, что меня рядом Марина видеть не хочет. И что-то наверняка скрывает. 

Впрочем, последнее я знал и так, ведь она призналась, что у нее что-то случилось, но желания говорить об этом нет. И я пока не понимал, что с этим делать. Влезть туда, где меня не ждали? Это могло снова разверзнуть между нами пропасть. Оставить все, как есть? Я не привык к подобному. Если были какие-то причины для волнения, я предпочитал знать о них и решать проблемы, а не бежать, как черт от ладана.