Измена. Незаменимых нет - Зоя Астэр Страница 24

Бывают дни, когда все идет наперекосяк. И этот явно один из них.

Когда мы с дочкой выходим на улицу, ветер вырывает у нее из рук игрушечную пластиковую бабочку. Это подарок от стоматолога за то, что в конце концов Даша дала себя осмотреть.

Не успеваю я понять, что происходит, как малышка вырывает свою руку из моей и несется вперед за игрушкой.

Вот только улицы в центре узкие. И тротуар заканчивается буквально через пару шагов.

Я срываюсь с места, но с ужасом пониманию, что не успею. Дурацкая китайская копеечная бабочка приземляется прямо на дорогу, а дочь уже в шаге от того, чтобы попасть под машину.

Эта самая страшная в моей жизни секунда растягивается до бесконечности. Я тяну к Даше руки с немым криком, застывшем на лице, наблюдая как маленькая ножка уже ступает на проезжую часть.

Внезапно проходящий рядом мужчина подхватывает мою девочку на руки, оттаскивая от дороги обратно на тротуар.

И время отмирает. Проехавший мимо автомобиль сигналит, оповещая нас о том, что мы напугали водителя. Ветер снова дует, срывая с деревьев последнюю листву, а я делаю вдох.

Оказывается, я забыла, что надо дышать.

Поднимаю взгляд на лицо мужчины, спасшего Дашу, и слова благодарности застревают у меня в горле.

Потому что мою дочь сейчас держит на руках ее отец. Герман смотрит на меня в таком же шоке, как и я на него.

Бывший муж переводит растерянный взгляд на Дашу. Я буквально читаю по глазам все вопросы, возникающие сейчас в его голове.

- Ты убивца! – кричит со слезами на глазах Даша и пинает Германа ногой, требуя, чтобы он опустил ее на землю.

- Не понял… - Герман спускает ребенка на тротуар, и я тут же крепко хватаю дочь за руку, чтобы она больше не вздумала рвануть куда не положено.

- Моя бобочка! – хнычет дочь, утыкая личико в мою ногу.

- Она говорит, что ты убийца, Герман, - подсказываю я, поняв в чем дело. – Потому что ты раздавил бабочку, за которой она побежала.

- Какая еще бабочка в ноябре? – не врубается Герман. – Вы совсем с ума сошли?

Я показываю пальцем на ботинок мужчины, к подошве которого прилипла смятая игрушка. Изломанные пластиковые крылышки беспомощно торчат по бокам. Грустное зрелище.

Наверно, он наступил на эту дурацкую бабочку, когда хватал Дашу.

- Что это еще за пакость? – Герман трясет ногой, и на тротуар падают разноцветные ошметки.

- Это ты какость! – сердито кричит дочь на своего спасителя.

- Не какость, а пакость, - поправляю ее я. – Буква «п», дорогая.

Вижу, что Герман всматривается в лицо девочки. Он и не догадывается, что хмурятся они с ней сейчас совершенно одинаково.

- Ма, мне жалко, - жалуется дочь, дергая за завязки свою шапочку.

- Она… - как-то глухо произносит Герман.

А меня уже просто трясет от паники.

- Спасибо, тебе большое, - тараторю я, вставая между Воецким и Дашей. – Нам пора, так что…

- Стой! Аня, этот ребенок…

Жмурюсь, проклиная дурацкий случай. Ну что нам стоило записаться на другое время…

- Дулацкая шапка! – Дашу раздражает сегодня все. И одежда в первую очередь.

Она срывает ее со своей головы и кидает на землю. Ветер подхватывает светлые пряди, разбрасывая их по ее плечам.

- Она моя! – в изумлении шепчет Воецкий.

Я даже вижу, как расширяются от невероятного осознания его зрачки.

Подхватываю ребенка на руки.

- Нет, конечно, - отчаянно вру я. – Не говори глупостей.

Спешу убраться вместе с Дашей прочь. Тем более, что Герман просто застыл на месте каменной статуей.

Быстро уношу ноги, молясь чтобы бывший не стал нас догонять.

Но не успеваю и двух шагов сделать, как натыкаюсь на еще одного знакомого.

Оказывается, свидетелем всего произошедшего стал Карим. Он молча стоял рядом все это время. А я и не заметила. Наверно, они с Германом шли куда-то вместе.

Это меня не удивляет. А удивляет взгляд, которым смотрит на меня с ребенком Карим. Холодная еле сдерживаемая злость, написанная на лице мужчины, пугает меня до глубины души.

И я сбегаю, даже не поздоровавшись.

Мчусь с Дашей на руках прочь. И только на соседней улице разрешаю себе остановиться и вызвать такси.

Дома меня продолжает трясти от паники.

- Он ее видел! – кричу я на ни в чем не повинного Давида. – понимаешь? Он все понял! Это просто кошмар какой-то!

Муж пытается меня успокоить, но это невозможно. Я мечусь по дому, накручивая себя все сильнее.

- Анна, успокойся! – строго требует Давид. – Ты не можешь знать, что понял Герман. Возможно, нет причин…

- Говорю тебе, он понял, что Даша его дочь! Вот увидишь, он теперь от нас не отстанет!

И словно в подтверждение моих слов, раздается трель дверного звонка.

25

Я умоляю Давида не открывать дверь, но он не слушает. Снова требует, чтобы я взяла себя в руки, и уходит в коридор.

А я остаюсь стоять посреди кухни. Просто не могу заставить себя сделать хотя бы шаг. Словно я парализованный страхом зверек, загнанный хищником в угол.

Слышу голос Давида:

- Герман? Что тебе здесь нужно?

- Я пришел поговорить, - хриплый голос Воецкого режет по сердцу ножом. – О моей… дочери…

- Не знал, что у тебя есть дочь, - холодно замечает муж.

- Я тоже… не знал…

- Странно, что ты пришел говорить о ней сюда.

- Давид… хватит ломать комедию… я ее видел сегодня.

- Не понимаю, о чем ты.

- Хватит, Давид! Вы с Аней воспитываете моего ребенка.

И я не выдерживаю. Жгучая ненависть к Герману дает мне силы отмереть.

Бегу в коридор, чтобы бросить стоящему у двери Воецкому в лицо:

- Своего ребенка ты потребовал убить, Герман! Забыл? У тебя нет детей! Катись отсюда!

Бывшего мужа не впечатляет моя речь.

- Я не поверил в твою беременность. Мы ведь предохранялись, - спокойно говорит он.

- Вот и не верь дальше!

- Но я видел ее сегодня. Эта девочка… ошибиться невозможно! Она Воецкая!

- Она Гаспарян, - возражает Давид.

Мой муж – мягкий человек. Но сейчас он строг и холоден настолько, что я его едва узнаю.

- Она родилась с этой фамилией и уже три года с