Татьяна Алюшина - Свидание вслепую Страница 25

– Я помогу, Ир, ты только не нервничай так, я помогу! Давай еще хлопнем!

– Да, надо хлопнуть!

И поскольку рюмочки у них были малюсенькие, а разговор – ой, какой непростой, первый серьезный разговор за тринадцать лет семейной жизни, то они и не пьянели совсем, больше только подбадривали себя.

– Я это наговорила, потому что пытаюсь объяснить, что постоянное внимание, помощь, когда и не просишь, не намекаешь даже, а человек сам видит и делает – это так много, очень много значит! И ценится. Простое каждодневное участие в проблемах и помощь в их решении. О, господи, что я говорю! – всплеснула руками Ирина.

– Давай так, Ирин: я буду задавать вопросы, а ты станешь отвечать, в первую очередь – себе, а потом – мне. И давай договоримся: постарайся не лукавить и не обманывать ни себя, ни меня. Лады?

– Да, да, договорились!

– Тебе этот мужик нравится?

– Нравится, – сказала Ирина и подтвердила кивком головы. – Он настоящий мужик, не дешевка! Уж поверь мне. Ты же знаешь, я в людях разбираюсь!

– Хорошо! – принял первый ответ Захар. – Пошли дальше. Ты в него влюблена?

– Не знаю! Вот те крест! – И она перекрестилась. – Не знаю!

– Ладно, зайдем с другой стороны. Ты хотела бы с ним переспать?

И Ирка, честная душа, на одном духу, не задумываясь, выдала чистую правду:

– Да!

– Так! – сглотнул комок в горле все-таки не ожидавший такого энтузиазма Захар. – Передохнем от вопросов! Мне надо выпить. Я все-таки твой муж, и такие откровения жены – не бальзам на сердце!

– Ну, извини, извини! – чуть не расплакалась Ирина. – Договорились же – по-честному!

– Договор остается в силе, но выпить мне не помешает!

Выпили, закусили, закурили, позабыв о ранее закуренных сигаретах, да так и оставленных в пепельнице некуренными.

Захара немного догнало-таки спиртное. Ну, еще бы! Он добирался домой двадцать восемь часов, с тремя пересадками в аэропортах через две страны, у него сместились все, какие можно, часовые пояса и климаты, а тут такая песня по приезде!

Но даже почувствовав легкое опьянение, он не расслаблялся: надо же разобраться до конца, не оставляя отравляющих недоговоренностей.

– Ирк, – спросил он, – скажи, если б я к тебя пришел с таким же – ты б меня отпустила?

– Не знаю, Захар, – посмотрела на него больными глазами Иринка. Подумала, и честно призналась: – Отпустила бы, но обиделась бы обязательно! Мне больнее, у меня претензий к тебе больше: я честная жена, ждала тебя верно, никогда не изменяла, тащила на себе домашние дела, воспитание сына, а ты где-то по командировкам мотался, как хвост отрезанный, и вдруг – здрасте! «У меня новая любовь!»

– М-да! – расстроился почему-то Захар.

А Ирина, подумав еще, сказала:

– Знаешь, если бы мы вот так, как сейчас, посидели бы и во всем разобрались, если бы я поняла, что у тебя – настоящая, сильная любовь, а не просто ты меня на молодуху какую меняешь, я б отпустила и благословила. Только при одном условии: мы навсегда остаемся родными людьми, и дружим, и поддерживаем друг друга.

– Ирка, это ты потому так говоришь, что тебе этого сильно хочется в твоей нынешней ситуации.

– Нет, – не согласилась она, – я на самом деле представила сейчас, как бы все было, если б ты влюбился!

– Так, значит, ты его все-таки любишь?

– Не зна-а-аю! – простонала Ирина. – Но вот с тобой сейчас заняться любовью не могу! И не знаю – почему! То ли тебя предаю, то ли его! Чувство премерзкое!

Они все говорили-говорили, и не только о ее переживаниях, а обо всем, о чем не удосужились поговорить за тринадцать лет. И Захар все отчетливей понимал, что теряет ее. Что ее сомнения, рассуждения, желание поступить правильно, никого не обидев, на самом деле – просто убегание от истины. А она такова: да, он, Захар, самый родной и близкий человек, но любит она другого и боится себе в этом признаться.

Не ему, Захару, а себе.

Если бы Ирка могла себя видеть со стороны, когда говорила об этом мужчине! У нее глаза загорались и подергивались поволокой нежности, щеки розовели – и стыдно, и нельзя, и тепло на сердце…

Он понимал ее. Сам не проходил ни разу через такие переживания и выбор тяжелый – но понимал.

И если она для него родной человек, то надо ей помочь… и отпустить. Она не лукавила, когда призналась, что отпустила бы его и благословила бы, поменяйся они сейчас местами, но при одном условии…

Она бы поняла! Вот зуб на выброс! И помогла!

Никуда не денется родство их душ, и готовность лететь на выручку друг другу, и, само собой, никуда не денется из прошлой и настоящей жизни Никитка, и общие родственники – все останется. Их любовь переродилась из сексуального влечения мужчины и женщины, мужа и жены, в другое – в любовь очень близких, родных людей. Ну, он-то еще хотел ее, и сильно, а вот она – уже нет, это Захар прочувствовал. Если они очень постараются, то сохранят этот дар родства и близости душевной, не оплевав друг друга взаимными упреками и претензиями при расставании, выяснением – кому и почему больней и хуже и кто кого предал.

И требуется приложить максимум душевных сил, чтобы это произошло именно так! Тогда и у Никитки останутся оба родителя любимых, и они друг у друга останутся, совсем в иной ипостаси, но, может, гораздо более значимой, ценной, по крайней мере, для них двоих.

Захар понял, что не хочет потерять Ирку как друга, как уважаемую им женщину, как мать своего ребенка, как члена его семьи, и есть только одна возможность для этого – отпустить ее и помочь.

О, Господи, это вообще реально?..

Все меняется в нашей жизни, а взаимоотношения между людьми меняются стремительней, чем любые обстоятельства. И необходимо очень стараться, чтобы не растерять самое лучшее в этих отношениях. А еще он спросил себя: «Я люблю Ирину?» – и ответил себе честно: – «Да, но в гораздо большей степени как человека, чем как жену! Она права, наша с ней жизнь больше напоминает встречи любовников, редкие и только потому горячие, чем семейную жизнь!»

Но, боже мой, как же это трудно мужику – вот так, взять и отпустить родную жену, переступив через гордость, ревность, раскаленным прутом прожигающую мозг!

Конечно, он ревновал. Было бы странно, если бы нет…

Но он, привыкший брать на себя ответственность, уже принял решение. Это была та черта его характера, с которой редко приходилось сталкиваться его жене. Она не видела его в работе, распоряжающегося судьбами десятков тысяч людей, не видела, как он, преодолевая себя, вылезал из страшной болезни, она понятия не имела, какие волевые, железные решения приходилось принимать чуть ли не каждый день.

По сути, она вообще его мало знала…

Так получилось. Никто не виноват.

– Так, Ирина, давай, звони ему, пусть приезжает. Втроем поговорим! – распорядился он таким тоном, что жена и не подумала возражать.