The Мечты. Бес и ребро (СИ) - Светлая Марина Страница 26

«Романтический уик-энд» – благотворительная акция. Все сборы от представления передали на лечение заграницей какому-то онкобольному ребенку из местного дома малютки. Плюс пожертвования, которые собирали здесь же.  Городские власти красовались. Жильцов с Юхимовичем – тоже. СМИ трубили. Директриса учреждения рассыпалась в благодарностях и едва не кланялась в ножки. Пиарились на этом все сразу. Еще бы, такая реклама! Да и солнечногорской муздраме подобная шумиха весьма кстати.

После спектакля – фуршет в буфете.

Стеша почти не пила – только с главой финансового департамента на брудершафт. Фотографы то и дело щелкали камерами. Все выполняли свою в высшей степени благородную миссию.

Не для пиара было на следующий день. Она взяла в плен Артурчика, пообещав ему взамен за помощь – в дороге, когда окажутся в поезде, внештатно порепетировать Стэнли и Бланш, и вместе с ним отправилась штурмовать местный «Детский мир», скупая все что можно от памперсов и смесей до одежды и игрушек, и не представляя, что еще может понадобиться в детском доме. Своих денег у нее было немного, на все это роскошество не хватило бы, но зато имелась Панкратовская кредитка, которой она без зазрения совести расплачивалась за покупки.

Потом они не без труда загрузили все это в заказанную в службе такси машинку и отправились проведывать то самое учреждение, чьи представители еще вчера сказали все «спасибо», какие могли. Там, без камер и журналюг, их с Артуром напоили чаем с пирогами из местной столовки и дали список, что еще надо для малыша, который в это время находился в городской онкологии. Сумма получалась внушительная, а благотворительный фонд средства еще не перечислил. Стеша улыбалась и очень просила, чтобы никто не знал об их визите, раздумывая, не убьет ли ее Олег. Впрочем, обычно он спокойно относился к ее расходам и не особенно интересовался, куда деваются деньги. На том и выезжала. А сегодня даже не понимала, то ли бросает его, то ли разводит на бабки. А если бросает, то куда ей идти? А если нет – то как с ним жить, когда она уже не может его видеть, а они еще даже не женаты?

«На-хре-на?» - было единственным вопросом, который задал ей Артур, когда они вышли на летний солнцепек, от которого не спасали тени старых платанов.

«Хочется!» - легкомысленно ответила ему Стефания, пожав плечами, и побрела по скверу, глядя себе под ноги.

Обычно ее нещадная борьба с собственным альтруизмом проходила успешно, но если дело касалось детей, она позволяла себе эту слабость – чувствовать. Сопереживать. Жалеть. Не потому что так уж сильно любила этих мелких спиногрызов, а потому что давным-давно считала, что единственные люди на земле, кто достойны бескорыстной и искренней жалости – это они... которые и слов-то еще не говорят. Или говорят, но не вошли в стадию, когда становятся сволочами. Они еще добрые.

Пусть потом, когда-то позже, они начнут врать, предавать, изменять, причинять боль тем, кто их любит. А сейчас они еще добрые.

Вечером ей умирать. Хорошее расписание. Отличные гастроли. То песни, то увядание. Ей подходит.

На вечерние посиделки в гостиничном ресторане после спектакля она не пошла, сослалась на больную голову. С задумчивым взглядом за ней наблюдал Артур – дала она ему пищу для размышлений, но почему-то была уверена, что он никому не расскажет, и потому чувствовала себя спокойной. Еще сказала, что вставать рано, а у нее от поездов голова кругом. Попеняла Юхимовичу, что хреновый из него логист. Выбесила Жильцова импровизацией во втором акте, из-за чего они разругались по пути в гостишку и теперь не разговаривали. Он обвинил ее в непрофессионализме, она его – высмеяла. Ее считали жертвой звездной болезни, но ее неприкосновенность была незыблема, пока она трахается с Панкратовым.

Правда трахаться с ним она бросила пару недель назад и теперь, после их последней размолвки, лила ему в уши, как скучает, хотя в действительности молилась на каждый день, что они проводили порознь. Если он заводился, напоминала ему про обещанный развод с его грымзой. Вела себя как девочка. Ждала звонка от Андрея.

И тот звонил. Чаще по утрам.

Но сегодня – позвонил, когда она была уже в постели и собиралась заснуть, разглядывая желтоватый плафон маленького бра на стене. Его имя на экране – на соседней подушке – заставило Стефанию улыбнуться, и она, принимая вызов, певуче произнесла, как всегда, вместо приветствия, его имя:

- Андрей!

- Привет! – весело проговорил он. – Разбудил?

- Нет. Я не спала еще. 

- Точно-точно?

- Честно-честно. Но я под одеялом.

- Лето на дворе! Зачем тебе одеяло? – рассмеялся Андрей.

- Я мерзлявая, - с улыбой ответила Стеша и легла удобнее, задрав голову и глядя на изголовье. Если очень долго смотреть вверх, можно подумать, что летишь. – Мне вечно холодно и я боюсь темноты. Потому у меня горит свет и есть одеяло. Кровать скрипит, но подушка удобная. Под потолком углядела паутину, думаю, закатывать ли с утра скандал администратору. А у тебя что? 

- А я думаю, ваши гастроли – это регулярное явление или вы все же осядете дома после этого заезда.

- Осядем. Летом всегда гастроли. А я задействована в наших выездных спектаклях. Чтобы не ездить, надо не быть ведущей актрисой. А чтобы я – и не ведущей? 

- Против логики не попрешь, - усмехнулся он. – Устала?

- Не знаю. Не поняла. Не люблю играть вне дома. Меня такое всегда выматывает, хотя это нормальная жизнь для актрисы. Ты знаешь, я не особо-то и хотела в театральный... Случайно получилось. Иногда думаю, может, ошиблась… жизнь назад. У тебя такое бывает? 

Некоторое время в трубке было очень тихо. А потом раздался его голос – спокойный и уверенный.

- Нет, не бывает. В своей жизни я ни о чем не жалею, чтобы думать, что в чем-то ошибся.

- Тогда ты счастливый человек, да?

- Скорее да, чем нет, - легко отозвался он. – В уныние мы загоняем себя сами.

Теперь молчала Стефания. Недолго, нет. Думала. В трубке слышно было только едва колеблющее воздух дыхание, но если бы сейчас Андрей увидел ее, то, наверное, улыбнулся бы – выражение одухотворенности на Стешкиной мордашке определенно было следствием шевеления немногочисленных с ее точки зрения извилин, которыми мог похвастаться ее мозг.

- Я бы с тобой поспорила, - наконец сказала она, тоже уверенно. – Иногда обстоятельства загоняют в угол, а в углу сложно сохранять улыбку. Разве только чтобы отпугнуть окружающих присутствием духа. 

- Если тебя окружают те, кого ты хочешь отпугнуть, то зачем тебе такие окружающие? – рассмеялся Малич. – Уж что-что, а окружение мы точно выбираем себе сами. В отличие от обстоятельств, хотя и далеко не всех.

Она снова задумалась. Теперь недолго – мгновение до улыбки.

- Все так просто?   

- Не обращай внимания, - велел он. – Не люблю усложнять. А тебе пора спать.

- А тебе?

- А мне завтра никуда не ехать.

- Логично. Андрей, - негромко позвала она, ловя себя на новом ощущении, которого раньше за собой не замечала – ей казалось, он что-то такое про нее знает, в чем она стеснялась бы признаться. От этого стало жарко – под одеялом же.

- Что?

- Я тебе кое-что скажу... не придавай этому большого значения, ладно? Но все равно скажу, - Стеша легкомысленно улыбнулась, и он отчетливо это расслышал в ее голосе. – Я, кажется, по тебе соскучилась.

- Кажется или соскучилась?

- Не знаю. Надо было все-таки увидеться в четверг вечером для надежности. Сама виновата. 

- Это можно исправить.

- Еще пять дней. 

- У меня есть машина, - сказал он так, будто это объясняло все на свете.

- А звучит так, будто я выпрашиваю. Не принимай всерьез, Андрей. Во всем, что касается меня, серьезность излишня.

- Видишь ли, - рассмеялся Андрей в ответ, - я и без того собирался. Хотел сделать сюрприз – не вышло. Поэтому я приеду, тогда и посмотрим – скучаешь ты или нет.

- Если отбросить мои исследования, это значит, что ты тоже скучал? – спросила она, отдавая себе отчет, что опять выпрашивает. Совершенно точно выпрашивает, но сейчас об этом не сожалелось.