Приручение. 2. Исцелю тебя - Тата Чепурнова Страница 28

— Ты любишь только себя, — схватился за ворот его расстегнутой рубашки. — А еще деньги и власть!

— Одно другому не мешает, — отмахнулся брат и попытался отпрянуть.

Однако я крепко удерживал его на месте. Это были не мои методы. Я никогда не распускал руки, предпочитая диалог кулакам. Но физической силой обладал с лихвой. И я захотел воспользоваться этой силой прямо сейчас.

— Ты не найдешь ее Давид, — огрызнулся я, хорошенько встряхнув брата. — Я надежно спрятал Богдану.

— Тогда ты будешь удивлен, брат! — процедил он сквозь зубы. — Потому что я уже ее нашел! И даже успел… — он сделал паузу, в момент которой, мое сердце замерло.

— Что ты сделал?! — не узнал собственный голос, потому что он напомнил рев раненого зверя.

Давид рывком выдрал край своей рубашки из моих пальцев и сделал шаг назад. Его губы дрогнули в улыбке победителя.

— Мы поговорили с Даной. Я извинился. И она позволила мне подержать на руках сына. Непередаваемые ощущения.

Его ухмылка превратилась в оскал, и он добавил с издевкой: — Ты рад за меня, брат?

=24=

В отсутствие Германа время тянулось мучительно долго. Пока его не было, я еще раз прошлась по квартире с ознакомительной экскурсией.

В ванной комнате, помимо ремонта, и остальные немногочисленные вещи были новыми. Бритвенные принадлежности, шампуни, полотенца — словно куплены совсем недавно. И пользовались ими нечасто, а будто от случая к случаю. Все больше интерьер квартиры Германа напоминал мне выставочные дизайн-проекты IKEA. Мебель, будто расставленная напоказ, гардеробный шкаф в прихожей без единого напоминая об обжитости. Тут не было межсезонной одежды или коробок с обувью. Никакого намека на то, что Герман жил здесь давно. Даже посуда на кухне блестела новизной, а на одной из тарелок не была снята наклейка.

Складывалось впечатление, что передо мной разыгрывали спектакль. Искусственно создавали комфорт. Наполняли пространство квартиры видимостью, что тут жили.

Вот только зачем? Вопрос оставался открытым и меня распирало от любопытства.

Но звонить Герману и беспокоить по каждому пустяку или разыгравшейся фантазии, было бы глупо. Отрывать его от работы, потому-что от скуки я умудрилась развернуть целое детективное расследование — выглядело как паранойя. Тем более что совсем недавно Герман прислал короткое сообщение, что немного задержится.

Неторопливо прошла на кухню. Открыла холодильник, основательно забитый продуктами. Тут было все. Свежие фрукты и овощи, соки, молоко и творог, и никаких сладостей. Только то что было бы можно есть именно мне — кормящей маме.

Снова забота Германа подкупала и заставляла жмуриться от счастья, развеивая прежние сомнения. Предаваться терзаниям больше не стала, решив заняться приготовлением ужина. Отплатить ответной внимательностью, меньшее на что я сейчас была способна.

Разогрев духовку, поставила запекать мясо. Мурлыкая себе под нос навязчивую детскую песенку, наскоро нарезала салат. В хлопотах, проведенных на кухне и почувствовав легкую усталость, решила прилечь.

Могла четверть часа просто полежать и насладиться тишиной, пока еще не проголодавшийся сынок мирно спал. От единственного развлечения — чтения книги слишком быстро сморило сном.

Проснулась оттого, что в дверь тихонько стучали. Встала с кровати, на ходу взглянула на все еще спящего сына. Не удержалась от восхищенной улыбки, видя, как он смешно оттопыривал пухлые губки. За Марком хотелось без устали наблюдать, подмечать его перемены на беззаботном личике. Выискивать сходство со мной. Но в дверь в нетерпении продолжали стучать.

Выскользнув в коридор, поспешила впустить пришедшего. Уверенная, что пришел Герман, который не смог открыть из-за закрытого внутреннего замка, даже не взглянула в глазок.

Распахнула дверь, но тут же захлопнула ее, нервно закрыв на замок. Мне явно не чудилось, на пороге стоял Давид, сумевший найти меня даже здесь.

Пульс громыхал, отдавая болью в висках. Меня замутило и перед глазами, будто картинка поплыла от переживаний.

— Богдана, пожалуйста, давай поговорим, — убеждал он, не порываясь попасть в квартиру силой. Оставался на лестничной клетке и упрямо вел переговоры. Ласково уговаривал, призывая меня в ответ начать вести с ним разговор.

Никаких слов ему возражать не находилось. Меня просто бесконтрольно трясло. Я только стала приходить в себя, почти научилась жить открыто. Доверилась другому мужчине, который всеми своими действиями доказывал, что я достойна быть счастливой.

— Позволь мне все объяснить, Дана, — глухо звучал за дверью голос Давида.

Но несмотря на вкрадчивость его тона, каждое слово звучало, как выстрел. Выстрел, бьющий прямо в истерзанное им же сердце, болью отдающий в растоптанной душе. Мне не хватало воздуха. Я потерянно смотрела на свое отражение в зеркале большого гардеробного шкафа, не веря, что все это происходило со мной.

Паника дрожью прокатывалась по телу, которым сейчас я обессилено привалилась к двери. Звонить Герману, не могла себе позволить. Надеялась только на то, что Давиду надоест держать осаду квартиры и он уйдет.

И желательно навсегда!

— Ты же не сможешь всю жизнь прятаться сама и скрывать от меня сына.

В этом он был прав. Я уже потеряла всякую надежду вычеркнуть из нашей с Марком жизни присутствие этого мужчины. Стоило мне вдохнуть полной грудью и подпустить близко к себе Германа, как объявился Давид. Как гром среди ясного неба.

Разыскал, навел справки и вновь ворвался в мое личное пространство.

— Он моя кровь, — с гордостью повысил голос. — Я буду тебе благодарен, если ты разрешишь хотя бы взглянуть на него. Позволь загладить вину…

— Уходи, — уверенно выкрикнула в ответ, не собираясь открывать. Повестись еще раз на сладкие уговоры было бы глупо вдвойне.

За дверью послышалась возня и я поспешила посмотреть в глазок. Скрещивала пальчики на удачу, которая мне не улыбалась. Давид продолжал топтаться на месте, опустив огромный букет пионов вниз бутонами. Беспокойно теребил волосы, смотря куда-то в потолок.

— Я не уйду. Надо будет, останусь здесь ночевать, — проговорил в пустоту, так и не опустив лица. — Слышишь, Дана, — как-то растерянно пожевал нижнюю губу. — Я хочу склеить то, что по дурости разбил. Дай мне шанс. Хотя