Наталья Штурм - Сдохни, тварь, или Любовь цвета одиночества Страница 28

И тут, поверх рядов контейнеров с вешалками, вдали зала появилась растерянная голова Олега. Он смотрел по сторонам, искал нас. Оказывается, он вообще никуда не уезжал. Просто пошел нас искать сам. Если бы он был практичен, как Роберт, то стоял бы на том месте, где мы расстались. А он не был бизнесменом, я вообще толком не поняла, чем он занимался, да это и не важно было. В Майами вообще не понятно, кто чем занимается.

Василиса снова попала в заточение, но на этот раз у нее было развлечение перемерять купленные наряды. Иногда она стучалась и выходила к нам, как на подиум, поделиться радостью добычи. Тогда я, под общий хохот, накрывала Олега простыней, вместе с головой, как труп. Я стеснялась своего счастья и не хотела травмировать подругу, которая привыкла видеть меня одинокой.

Вечерами мы выбирались из квартиры и делали налет на итальянские рестораны. Пили вино, ели вкусные салаты из морепродуктов. Наше счастье излучало свет на многие мили вокруг, и Василисочка попадала под эти лучи первая. Мы постоянно были вместе. Даже ночью, находясь в разных комнатах, Васька своей головой ощущала биение наших сердец и спинки кровати. Межкомнатная хлипкая перегородка была единственным недостатком в работе строителей, поэтому однажды я спросила Василису — не мешаем ли мы ей спать. Василиса улыбнулась:

— Звучит убедительно.

Но в отель я Василису не отпускала. Некрасиво это, приехать вместе, найти любовь и забыть обо всех? Видимо, Васькина точка возврата и манжеты со стальной дробью крепко держали меня рядом с ней. Да и сама она не слишком рвалась на свободу. К тому же свобода оказалась очень холодной.

За все время существования Майами не знал такого холода. Черные ходили в ушанках, светские дамы — эмигрантки из России нацепляли полушубки. С побережья океана просто сдувало. Песок летел в рот, посыпал голову, а ледяной ветер гнал народ с улиц домой.

Погода спутала все карты. О приобретении жилья не думалось, ведь я уже находилась на своем острове. И рядом было все необходимое для счастья — теплое, родное, пропитанное свежестью океана.

Однажды ночью Олег спросил меня:

— А почему ты не ходишь в церковь по воскресеньям?

Я ответила, что Бог у меня в душе, может, поэтому мы и встретились.

Он возразил:

— Через молитву ты держишь связь с Богом, спасаешься от уныния и тоски. Если постоянно держать связь с Богом — на сердце будет мир, возродятся вера и надежда и рассеются печальные мысли.

— Я могу поверить этим словам только из уст человека, который почти безгрешен. А твои слова больше походят на заученную проповедь. За две недели я не видела, чтобы ты сам хоть раз был в церкви.

Он обиделся, потому что сразу потянулся за сигаретой. Он не курил и не выпивал.

— Когда ты просила Бога о счастье — это не было искренне. Потому что молитва просительная может уживаться в сердце с эгоизмом, гордостью и злобой. А молитва благодарения несовместима с такими чувствами.

— А может, обращение к Богу быть написано на деньгах? На всех американских монетах надпись — мы верим в Бога. С помощью денег на земле совершаются и войны и злодеяния, за них продают наркотики и покупают невиновность. Это истинная вера в Бога или только красивые слова?

— Если человек кается и прощает обиды, он поднимает себя до Бога и становится чище.

— Наверное, я еще не доросла до того, чтобы прощать все обиды, нанесенные мне незаслуженно. Но у меня всегда есть, к кому обратиться за советом. В моей душе живет Мой Бог — отец Александр Мень. Он ведет меня по жизни и ведет так, как, наверное, я того заслуживаю.

— Кто это? — спросил Олег.

— Это тот, кому я верю. Он должен был стать моим крестным отцом. Но я опоздала всего на неделю. И это самое трагичное опоздание в моей судьбе.

Олег помолчал.

— Твой бог — это я.

— Нет. Ты просто человек, с которым мне хорошо.

— Мы меня стесняешься? Накрываешь, когда заходит твоя подруга, не говоришь мне о любви? Неужели тебе не хочется сказать мне, что любишь?

Ну вот. Значит, ему тоже нужен свой кусочек славы, как Натуралисту, как Андрюхе, как Деду?

— Если я это скажу, я потеряю точку возврата. Важнее, что у меня в душе. А как это называть, не важно. Самые искренние чувства те, которые молча. А говорить можно все что угодно и кому угодно. Это ведь только слова.

Олег молча оделся и ушел.

Я осталась сидеть на кухне, проклиная себя за свой язык. Ну, согласилась бы с ним, что он мой бог — ему хорошо и от меня бы не убыло. А теперь я одна в чужой квартире, с доверившейся мне Василисой, которая мирно спала в своей комнате.

Он вернулся через полчаса с моей любимой едой и банками пива. Он не хотел ссориться. А я виновато прижалась к нему, и больше мы ничего не обсуждали.

Мы снова жили и радовались каждому дню. Василиса освоилась на дорогах и сама ездила смотреть квартиры. Иначе в чем заключалась ее миссия? Ну поспала вдоволь за стеной и порадовалась за подругу, ну купила себе тряпок и… все? На океане было по-прежнему зябко, а загорели мы легко возле бассейна.

Там везде бассейны, даже возле серых построек семидесятых годов найдется свой маленький, но уютный бассейнчик. Поэтому в океане купаются в основном туристы. Стараются урвать свой кусок природы.

Дата отъезда застала нас врасплох. Мне уезжать не хотелось, с квартирой мы не определились, а погода только начала налаживаться. Хотя погода интересовала меня меньше всего. В Москве вообще была зима. И там не было Олега. А здесь хоть в ливень, хоть в ураган тебя обнимают такие желанные руки.

— Это наша последняя ночь, — грустно сказал Олег.

— Крайняя, а не последняя, — пошутила я, чтобы не расплакаться.

Мы сидели на кухне и разговаривали о будущем, в которое каждый из нас верил с трудом.

— Не улетай, поменяй билеты, — попросил Олег.

— Василиса не останется. Да и потом, что изменит лишняя неделя? Лучше ты прилетай в Москву. Будешь жить у меня, — предложила я.

— А чем я там буду заниматься? — удивился Олег.

— Ничем. Как и здесь. Только там мы будем вместе.

— Я не для того уезжал, чтобы вернуться. Лучше ты возвращайся скорее, и мы снова будем вместе.

Логично. Зачем он тогда уезжал? А уезжал он, чтобы держать в руках монеты с надписью о вере в Бога, чтобы быть частью природы, а не частью магнитных бурь, чтобы любить тех, кто едет за любовью.

Я поцеловала его на прощанье и ушла к Василисе.

И всю ночь слушала, как стучали наши сердца, только уже не в унисон.

Москва встретила нас унылой хлябью. Тут же подскочило давление, начался насморк и, что самое неприятное, осип голос после неистового самолетного кондиционера. Все пассажиры кутались в пледы, чихали, кашляли и молчали. Потому что думали: кто я такой, чтобы ради меня одного утепляли воздух? Терпеливая покорная людская масса.