Даниэль Буланже - Клеманс и Огюст: Истинно французская история любви Страница 28

— Маргарет Стилтон. Мы только что как раз о ней говорили. Я издаю ее книги.

— В этом нет ничего удивительного, господин Гранд. Мы все ходим по земле, живем в одном городе, как говорится, мир тесен, и она, без сомнения, однажды зайдет к нам, чтобы отведать наших блинов. Не будете ли вы столь любезны, не выберете ли вы и для нее кусочек из обломков корабля, чтобы и она носила перстень в качестве амулета?

Кергелен вновь развернул платок, который он перед тем аккуратно свернул и положил в карман. Мы с Шарлем склонились над кучкой кусочков, чтобы не выказать пренебрежения к судьбе, не отмахиваться от нее, как от навязчивой мухи, ведь с судьбой никогда ничего не знаешь заранее, не правда ли?

Какой-то посетитель, сидевший за дальним столиком, позвал Кергелена и заявил, что про него и заказанные им блины хозяева почему-то забыли.

— Иду! Иду! — завопил одноглазый хозяин заведения, покидая нас и устремляясь к нетерпеливому клиенту. — Ну что ты кричишь, приятель? Что, на пожар торопишься или на свидание со смертью? Ивонна!

— Чего там еще?

— Возьми-ка свою любимую подзорную трубу! Море штормит! И слева по борту к нам приближается корабль! Вероятно, это пираты! Да к тому же сарацины!

Мы с Шарлем вновь вернулись к нашим доверительным взаимоизлияниям.

— Да, Огюст, Клеманс меня беспокоит.

— Меня тоже, Шарль. — Но не успел я открыть рот, чтобы продолжить, как рядом с нами опять возник Кергелен.

— Ну до чего же некоторые люди нетерпеливы! — воскликнул он. — Просто поразительно!

— Но этот человек, наверное, очень голоден, — предположил Шарль.

— И он не одинок, — ответил Кергелен. — Каждый третий человек в мире страдает от голода. Я слышал, как об этом говорил один из наших заместителей министра… когда же это было? Да не далее чем вчера! Он сидел как раз за этим самым столиком и выражал пожелание, чтобы такие блинные, как моя, встречались бы на земле на каждом шагу. И однако же, несмотря на столь высокое мнение о моем заведении, я заставил его немного подождать, потому что завел с ним разговор о будущем, и он поздравил меня с тем, что я смотрю на будущее столь оптимистично. Как вы полагаете, случайно ли представители того слоя общества, который мы называем интеллигенцией, посещают мое заведение? Скажу вам по секрету: на протяжении последнего месяца я наблюдаю настоящее нашествие интеллигентов всех мастей, а еще мой кузен-ювелир уверяет меня в том, что он едва-едва успевает делать оправы для моих кусочков, вынесенных морем на берег после кораблекрушения, и делать для этих господ кольца. И действительно, в их сфере деятельности что главное — дух? Если вы не поддерживаете дух, не питаете его, то на что, спрашивается вы можете надеяться? Ведь именно Дух Святой объединяет, укрепляет и ведет и Отца, и Сына.

Дверь в кафе отворилась, в помещение ворвался свежий воздух, и сквозняк разогнал плотные клубы чадного дыма, так что в дверном проеме мы смогли различить два силуэта, две тени, если вам угодно.

— Ну, что я вам говорил? Вот ко мне и пожаловал сам господин министр культуры. Я вас покину ненадолго, потому что министр ко мне заглянул на минуточку, а вы еще будете сидеть за вашим столиком, когда он уйдет.

Министр подошел к нам, чтобы поздороваться с Шарлем Грандом, он дружески пожал ему руку и поприветствовал остальных посетителей, воздев руки над головой и сцепив их в замок; затем он уселся за заранее заказанный столик у лестницы, ведущей наверх, к туалетам, месту, очень посещаемому в этом заведении, где подавали отменный сидр. Никто не мог «избежать встречи» с «посетителем дня».

— Авринкур, — сказал Гранд, когда мы остались в относительном одиночестве, — я не хотел бы быть нескромным, но скажите, счастлива ли с вами Клеманс?

— Иногда я и сам задаю себе этот вопрос.

— Вы взаимно дополняете друг друга, но не кажется ли вам, что она в чем-то превосходит вас? Если вам нужно сравнение, то вот оно: думаете ли вы о ней так, как могли бы думать, как могла бы думать мебель (стол, стул, шкаф) о каком-нибудь косячке, клинышке или о какой-нибудь дощечке, что поддерживает ее в равновесии и не дает упасть?

— Да, приблизительно так я и думаю.

— Ну, тогда все не так страшно, как я вообразил. Мне казалось, что вы постепенно отдаляетесь друг от друга. Знаете, ведь двое могут жить под одной крышей и, как говорится, не видеть друг друга в упор, не замечать друг друга.

— Мы часто и подолгу проводим время вместе, под одной крышей.

— Уж не появились ли вновь в ее жизни те женщины, у которых она работала?

— Эти-то нет, но есть другие… Я говорю о ее героях. Она гораздо больше проводит времени с ними, чем со мной, она душой с ними даже в те мгновения, когда не говорит ни слова.

— О, я прекрасно изучил авторов романов, Авринкур. Они похожи на смотрителей, хранителей музеев, только они еще хуже, они еще более строги, суровы и нелюдимы, потому что они охраняют свои собственные коллекции. Итак, вы платите за входной билет, вы снимаете шляпу и вторгаетесь в их сокровищницу. Они сопровождают вас, следуют из зала в зал, постоянно ускоряя шаг, а вы обязаны восхищаться увиденным. Вы задаете им вопрос по поводу какого-нибудь живописного полотна, просите разъяснений, а они вам отвечают: «Картина говорит сама за себя», «В ее тайне сокрыта ее сила» и т. д. Если вы осмелитесь протянуть руку, тотчас же последует окрик: «Не трогайте! Не прикасайтесь!» А на выходе они протягивают вам свои форменные головные уборы или фуражки, а вы считаете своим долгом положить туда купюру или монету. Все это давным-давно известно, традиционно и привычно, как говорится, классика, обычное дело, но я-то имею в виду нечто иное, я говорю вам о другой Клеманс… Какой она бывает после того, как «закрывает свой музей на ключ, а ключ кладет в карман»? Что она делает?

— Она где-то бродит… ищет какой-нибудь укромный уголок, где можно было бы спрятаться и побыть наедине с самой собой. Я нахожу для нее такие уголки, но никогда не знаю, нравятся они ей или нет.

Шарль Гранд вытянул ноги и извинился за то, что случайно толкнул меня.

— Сегодня ночью она мне приснилась, и я проснулся… Должен ли я вам об этом говорить? Не знаю, не знаю…

— Мы не властны над нашими снами и грезами, — сказал я, — и я очень рад, что Клеманс вам нравится, хотя она и не прилагает к этому никаких усилий.

— Увы, речь идет о другом… Сон был такой странный… Я увидел Клеманс одну на берегу моря, кажется, где-то в Греции. Она стояла и держала на ладони маленький храм. Ветра не было, так что ниспадавшие складки ее одежды были неподвижны, словно изваяны из мрамора. Я направился к ней, будто озаренной каким-то странным светом, постоянно менявшим цвет и приобретавшим оттенок сначала ее глаз, то есть оттенок берлинской лазури, а затем понемногу еще больше темневшим и становившимся каким-то сине-черным, как ночное небо. Но пока я шел к ней, а идти по песчаному берегу было трудно, да к тому же и расстояние мне надо было преодолеть немалое… так вот, пока я шел, она опустила руку, положила храм на землю и исчезла. Внезапно храм начал увеличиваться в размерах у меня на глазах, колонны росли, словно деревья… И вот я оказался у подножия колоннады, перед какой-то дверью, над которой был плохо укреплен медный почтовый ящик, бившийся об эту дверь с глухим грохотом. Я позвонил в звонок. Мне открыла дверь… медсестра.