Она (не) твоя (СИ) - Попова Елена Страница 29

Даже пару раз предлагал пойти погулять с коляской, чтобы я смогла отдохнуть.

Он советовал мне отказаться от работы, обещая, что обеспечит нас всем необходимым.

А однажды, приехав вечером с пышным букетом роз, завел разговор о серьезных отношениях.

Но… несмотря на все, что он для нас сделал, я была не готова.

Мое доверие к мужчинам дважды подорвано. И я понимала, что третьего раза уж точно не вынесу.

Хочет приходить? Пусть приходит, мне не жалко. Хочет дарить Софе подарки? Пожалуйста, я не против. Ему было приятно наше общество? И мне всегда в радость поговорить с ним за чашечкой чая.

Но бросаться в омут с головой — нет уж, дудки!

Мне вполне нравилось мое состояние: сердце больше не тревожилось от мысли, что тебе нужно под кого-то подстраиваться, кому-то угодить, кого-то ждать домой. Я любила находиться один на один с дочерью и наблюдать, как она меняется день за днем, смотреть, как засыпает у груди, как ее маленькие губки растягиваются в первой улыбке, как крохотные пальчики впервые сжимают погремушку.

И для счастья нам никто больше не требовался. Только я, она и наш тихий уютный дом.

Конечно, были и трудные дни. Когда у нее случались колики, мне приходилось посреди ночи звонить папе, и он мчался в аптеку за лекарством. Не раз соседи помогали мне поднять коляску на десятый этаж, когда, придя с прогулки, я обнаруживала, что не работает лифт.

А еще, сидя возле ее кроватки, меня часто терзали мысли, что я поступаю подло по отношению к Артему.

«Разве я вправе скрывать от него дочь?» — спрашивала я себя.

И однажды поделилась с Дианкой о своих переживаниях.

На что подруга ответила:

— Алис, дело твое, конечно. Поступай, как подсказывает тебе сердце. Но будь готова к тому, что когда София вырастет, она часто будет чувствовать себя отвергнутой. Я знаю, о чем говорю.

Глаза Дианки заслезились, она прерывисто вздохнула и медленно смяла в руке салфетку.

— Сколько слез я пролила, когда мои родители развелись и у отца родился сын в другом браке. Все его внимание в одночасье досталось ему. Мне было тогда десять, а я все помню, как сейчас, потому что детскую обиду просто так не вырвешь из сердца.

Подруга подняла на меня мокрые глаза, ее губы задрожали.

— И знаешь, эта душевная травма до сих пор не зажила. Хорошо помню, как мы с мамой встретили их в парке аттракционов. Папа катал на карусели моего сводного брата и был таким счастливым рядом с ним. А позже я узнала, что отец со своей новой семьей уехал на море. А меня он ни разу туда не возил, — горько усмехнулась Диана. — И… как попросилась к нему на новый год, тоже помню. А папа, знаешь, что ответил: давай на каникулах, Диан, к нам просто приехали гости, — пожала она плечами и всхлипнула.

Утерев рукавом уголки глаз, вымученно улыбнулась.

— Может, не знала бы я его, не росла бы с ним до десяти лет, то и не познала бы, что такое быть отодвинутой на второй план, что такое в один прекрасный момент стать ненужной для родного отца…

И после ее слов, всякий раз, держа на руках Софию и глядя на нее, я понимала, что не желаю для нее такой же участи. Не хочу, чтобы, когда она вырастет, задавала болезненные вопросы, почему папа живет с другим ребенком и с другой тетей. Почему ее берут только на выходной?

В конечном итоге это закончится так, как у Дианы: подруга лет с пятнадцати полностью потеряла связь с отцом, и они не общаются по сей день.

Я способна дать Софии любовь за двоих и вырастить ее счастливой девочкой, а не дочкой на выходные. Она никогда не узнает, что значит быть на втором плане. Моя дочь всегда будет только на первом! И только моя!

Однажды, ведомая любопытством, я зашла в соцсеть, чтобы посмотреть, нет ли у Артема и Маши фото из роддома. Не скрою, мне было интересно, кто у них родился. Но вместо фото обнаружила, что страница Артема удалена, а Маша сделала свой профиль закрытым.

И у меня не возникло ни малейшего желания выяснить, почему они решили исчезнуть для всех. Теперь это не имеет никакого значения.

Твердо решила: следить нужно не за бывшим мужем, а за собой.

После родов я совсем себя забросила, с головой окунувшись в заботу о дочери, домашние хлопоты и работу. А в один прекрасный день подошла к зеркалу, увидела в нем свое отражение, и захотелось разреветься: серое лицо с мешками под глазами, на голове — небрежный пучок волос, уставший взгляд.

Сколько раз, гуляя с коляской, я поражалась мамочкам, которые не просто выглядели на все сто — свежие, румяные, так еще и умудрялись носить обувь на каблучках. Так и хотелось задать им вопрос: «простите, а… когда вы вообще успеваете уделять на себя время?»

Подняла вытянутую футболку, с отвращением взглянула на свое тело, и внутри что-то резко шевельнулось. Мне решительно захотелось измениться, быть красивой, стройной, ухоженной. Радоваться своему отражению в зеркале, надевать красивые наряды, а не те, что скрывают складки на животе.

Ведь после родов я скинула всего ничего. При мне остался мой прежний вес — семьдесят три и плюс еще четыре килограмма сверху…

— Хватит, Белкина! — заявила я, стоя перед зеркалом. — Ты ведь хочешь измениться? Ради себя, ради дочери, черт побери! Какой пример ты подашь ей своей безобразной внешностью и вот этим?! — Я сжала в руке живот, переместила взгляд на ноги. — Вот чтобы с завтрашнего дня взяла себя в руки! — строго приказала себе.

Бежать в спортзал — не мой случай. Куда ж мне с малышкой? Софушке тогда было все три месяца.

И тогда я решилась на один эксперимент: записалась на онлайн-марафон правильного питания. Там было более сотни девушек, желающих похудеть, и среди них были такие же, как я, мамочки, кормящие грудью.

И для нас тренер разработал особый рацион.

Честно, раньше, видя в интернете фото девушек «до» и «после» прохождения подобных марафонов, я всегда думала, что это не иначе как фотошоп. Мне никак не верилось, что за пару-тройку месяцев тело может изменить до неузнаваемости.

Я прошла первый марафон и сошла с ума от счастья: минус шесть килограммов за месяц! Шесть!

Мне показалось этого мало и, не успел он закончиться, как я уже записалась на следующий поток.

Итог: минус одиннадцать килограммов за два месяца!

Я не узнавала себя в зеркале, прыгала от счастья, когда на мне болталась одежда, и была так вдохновлена, что хотелось преображаться еще и еще.

Мои волосы здорово отросли за это время, и теперь вместо удлиненного каре они достигли уровня лопаток. И мне категорически перестал нравиться мой пепельно-русый цвет с отросшими темными корнями.

Меняться так меняться!

В один день Дианка отпустила меня в салон, а вернулась я из него уже шатенкой.

— Ва-у-у-у! — раскрыла рот подруга, с восхищением уставившись на меня.

Дианка аж прослезилась.

— Бли-и-ин, Белкина, ты… Да ты ведь такая же, как была в старшем классе! Помолодела лет на десять, не меньше!

Кириллу тоже понравилось мое преображение. Его глаза и раньше горели, когда смотрел на меня, а теперь они и вовсе вспыхивали огоньком.

Помню, как мы встретились с ним в парке. Тогда Софии было пять месяцев, и я была во всей красе: приталенное пальтишко, ботильоны на невысоком каблучке, красивый макияж, волосы распущены.

Он всю прогулку не сводил с меня взгляд. Потом настоял, чтобы мы пошли погреться в кафе, и уже там, сидя напротив меня с Софией на руках, бесконечно твердил ей:

— Какая у нас красивая мама, правда? Глаз не отвести!

И не отводил весь ужин. То обведет взглядом лицо, то украдкой глянет на плечи, на грудь.

Точно не могу сказать, что он там представлял в тот момент, но почему-то слегка покраснел, и заметно разнервничался.

Вечером того же дня мне внезапно стало плохо. Температура подскочила за тридцать девять, тошнило, в голове летали вертолеты. И Софочка, совсем некстати была тогда очень капризной.

Когда у ребенка лезут зубки — это не что иное, как экзамен на прочность.