Алексей Чурбанов - Грешники Страница 29

— Ну, слава богу.

Вскоре вернулся Чубаренко, и тренировка началась. Шажков с Крейном разыгрывали сцены из драмы под названием «Защита кандидатской диссертации по политологии»: заслушивали доклад, задавали каверзные вопросы. Чубаренко пыхтел и страдал, но боролся.

— Ладно, — наконец сказал Шажков, — будем считать, что отбился.

— Правда, Валентин Иванович?

— Пожалуй, — согласился профессор Крейн, — но мы ещё завтра поработаем.

Утром в день защиты Шажкову на мобильник позвонил профессор Климов: «Валя, ты придёшь на защиту?»

— Не хотелось бы, Арсений Ильич, — признался Шажков.

— А что так?

— Дёргаться буду.

— А я?

— Без комментариев, Арсений Ильич.

— Ладно, тогда приходи на банкет.

— На банкет тем более не могу. Я же формально не имею отношения к защите.

— Отбрехался. Так у нас теперь: профессор просит, а доцент капризничает. Ну а за вознаграждением-то придёшь? То-то.

Вознаграждение в виде толстой пачки купюр в конверте Шажков получил от шефа на следующий день.

— Боролся Чубаренко неплохо, — рассказывал Климов, передавая деньги, — да его и не заваливали. Так, пара каверзных вопросов и всё. Банкет он организовал отличный. Можно сказать, образцовый банкет. Карина, жена его, весь вечер твердила, что гордится блестящей защитой мужа. Смешные они!

— А мы? — спросил Шажков.

— Что мы? Ты заработал? Вот и молодец, — похлопал его по плечу Климов, — кафедра, глядишь, тоже заработает. Если всё удастся, то мы к нему в консультанты запишемся. Кстати, у меня ещё один заказ на диссертацию лежит. Понял?

Шажков нёс домой деньги, торжествуя: это первый взнос в копилку его будущей жизни. Но присутствовало в нём и ощущение сродни брезгливости в связи с собственным участием в «плясках с бубнами» вокруг богатенького туповатого дядьки, пусть симпатичного и «доброго», говоря словами профессора Крейна. Шажкова волновала даже не этическая или правовая сторона вопроса. Ему за науку было обидно.

— Да чёрт с ними со всеми, — сказал себе вслух Валентин, открывая дома подаренную Чубаренко бутылку коньяка, — мой грех, сам и понесу.

— Чистоплюй! — «прикрикнул» он на себя ещё раз перед сном, чувствуя, что коньяк не снял неприятного внутреннего ощущения. — Страдалец чёртов. Ильфа с Петровым на тебя нет.

5

Солнечный квадратик отпечатался на стене у спинки стула. Значит, десять часов. Лежавший на письменном столе мобильник выдал длинный и тревожный сигнал, потом ещё один. Шажков вскочил с дивана, схватил телефон и назад. Звонила Совушка.

— Ты ещё спишь?

— Уже нет. Репетирую.

— Правда? Прямо в постели? — в голосе Софьи зазвучали бархатистые нотки.

— Как ты догадалась? Мы вдвоём с «Фендером».

— Поосторожней с ним, — Совушка замолчала, и некоторое время из трубки слышалось только её дыхание.

— Сова! — позвал Валентин.

— Да, Валюша… Я чего звоню. Даже не знаю, чего я звоню. Как у тебя настроение? Готов к выступлению?

— Конечно. А ты что, волнуешься?

— Немножко почему-то.

— Всё будет отлично.

— Да? Ты меня почти успокоил.

— Встретимся в шесть в клубе. Посидим с ребятами, пока публики нет. Только приходи одна, без Птахи, ладно? Пусть её Павел приведёт.

— Хорошо. Ну, готовься. Целую, до встречи.

— Бай.

Шажков окончательно проснулся. Он принял душ, заварил кофе, потом, как был, в трусах, включил комбик и взял в руки электрогитару. Проиграл Пташкины гитарные рифы с разными примочками.

— Ничего, ничего. А ну-ка так, — Валентин включил синтезатор и повторил их на клавишах в тембре «Хаммонда». Ему понравилось.

— Ай да Пташка, — пропел он, — ну, мы с ней сегодня сбацаем!

Шажков почувствовал себя семнадцатилетним пацаном, который, проснувшись поутру, верит в то, что его ждёт хороший день. Есть шанс побыть кумиром, половить восхищённые взгляды девчонок и услышать одобрительные слова «знатоков», выпить с друзьями и, наконец, просто поиграть хороший рок-н-ролл в хорошей компании.

Адреналин смешается с тестостероном, и получится гремучая смесь, позволяющая воздействовать на публику, заставляя её внимать и подчиняться. Публика подключится к тебе и начнёт высасывать энергию, как из батарейки, при этом генерируя свой мощный энергетический поток, который воздаст всё потерянное сторицей. Этот великий обмен энергиями в музыкальном искусстве сродни тому, что происходит во время любовного акта и имеет ту же природу. Хороший концерт, не важно, какая музыка — классическая, рок или джаз — это любовный акт между зрителями и артистом со своей прелюдией, любовной провокацией и оргазмом, а то и не одним. Артист, который это пережил, остается пленником зрительного зала на всю жизнь. Он будет искать встречи со своим зрителем всегда и везде — на сценических площадках, если Бог даст, а если нет — то в случайных компаниях, в поезде, в семье, наконец.

Так благодушно размышлял Шажков, шагая с зачехлённой гитарой в руке и с сумкой через плечо по Благовещенскому мосту в сторону Сенной площади. Там ждали друзья, ждала любящая его женщина, там была сцена, где скоро соберётся его публика.

Справа от моста, возвышаясь над особняками Английской набережной, стоял у причальной стенки большой круизный теплоход, белый, как кусок сахара. Стальные фермы моста подрагивали в такт движению автомобильного потока. Гул автомобилей не раздражал Шажкова (то ли ещё сегодня будет в клубе), да и бензиновые пары не били в нос: свежий ветер уносил их в сторону залива. Шажков чувствовал себя сейчас в гармонии с самим собой, с окружающими его людьми — знакомыми и незнакомыми — и со своим городом. Впрочем, с последним он был в гармонии всегда.

У входа в арку обшарпанного доходного дома к Шажкову присоединились несколько молодых людей и девушка, судя по обычной студенческой внешности не принадлежавшие ни к каким неформальным группам. Они поздоровались с Валентином и пошли рядом с ним вглубь питерских дворов. Один из них — высокий длинноволосый парень в джинсовом костюме (как вышедший из 70-х годов прошлого столетия) тактично предложил свою помощь, и Шажков отдал ему сумку, где лежали педали и шнуры для гитары, а также бутылка водки и закуска. Валентин видел этих ребят в первый раз, но он знал, что это его почитатели, и доверял им.

Впервые он столкнулся с такой своеобразной формой поддержки в студенческие годы, когда активно выступал с Фелинским и Никифоровым на разных площадках и друзьям приходилось самим организовывать доставку аппаратуры, в том числе таскать колонки и усилители. После нескольких выступлений в разных концах города Шажков заметил, что по приезде к месту очередного концерта их встречает группа парней и девчонок, которые, ни слова ни говоря, начинают помогать им носить аппаратуру, как правило, хватаясь за самое тяжёлое. Шажков с друзьями грешным делом подозревали плохое и сначала отгоняли непрошенных помощников. Те не обижались, но и не уходили, и если им давали что-нибудь сделать в порядке оказания помощи, делали это споро и быстро. То же повторялось и после окончания концертов. Люди в этих группах поддержки могли быть разные, но поведение их было всегда одинаковым. Они ничего не просили и часто вообще не разговаривали. Единственное желание — быть рядом и, если удастся, помочь чем-нибудь. Один раз, правда, они по собственной инициативе выступили в роли телохранителей, но это так, в порядке исключения. Валентин и его друзья постепенно прониклись доверием и уважением к этой категории поклонников — самых вменяемых из всех их фанов.