Алексей Чурбанов - Грешники Страница 30

У двери клуба парень отдал Шажкову сумку. Сопровождавшая Валю компания, отойдя в сторонку, встала кружком и окуталась сизым сигаретным дымом. Во дворе тусовались ещё группки молодёжи из совсем ранних. Видно, Пташкины.

Тяжёлая дверь отворилась. Из заманчивой аквамариновой глубины коридора как из океана выплыла фигура Брика.

— Приветствую, маэстро, милости просим.

— Здравствуйте, босс.

Приятели спустились в подсвеченный синим цветом холл, прошли по узкому коридору на кухню и оттуда через незаметную дверь — в камерный VIP-зальчик, весь в дереве и коже. В центре зальчика стоял стол с разложенной закуской и бутылками со спиртным. Во главе стола сидела Софья Олейник в клетчатой ковбойской рубахе (какой Шажков на ней не видел), а по бокам — Фелинский с Никифоровым, оба в чёрных футболках с надписью «Primavera» и с любезными лицами, как два заказных соблазнителя, всем видом показывая, что их оторвали от светской беседы. Совушка поприветствовала Валентина рукой и указала на стул напротив. Фелинский продолжил прерванный анекдот.

У Шажкова и без того хорошее настроение стало зашкаливать, и он вместо приветствия радостно засмеялся.

— Прошу попробовать вот этот виски, — Брик благоговейно указал Шажкову на квадратную бутылку тёмного стекла, — восемнадцать лет выдержки.

— У меня в сумке ещё водка есть и закуска.

— Оставь на опохмелку. Здесь вчера бандюки гуляли отставные. Старые, в наколках все, сентиментальные. Не пили почти ничего. Так что угощайся.

На той стороне стола раздался взрыв смеха. К Валентину потянулись наполненные бокалы, он поднял свой, увидел Совушкину ободряющую улыбку и выпил всё до дна.

Третий бокал ячменного напитка ввёл Валентина в состояние транса. Он увидел окружающее как бы сверху и сквозь флер, и звуки стали доходить до него отдалёнными и приглушёнными. Вот Совушка благосклонно слушает эмоционально жестикулирующего Никифорова. Брик тянется через стол за бутылкой шампанского. Фелинский, надев очки, просматривает программу выступления.

Софья в ковбойской рубашке очень нравилась Шажкову. Но в тот вечер она демонстрировала некоторую отстранённость. Валентин знал, что, стоит ему подать сигнал, отстранённость исчезнет и Совушка может оказаться близко, очень близко. Настолько близко, насколько они этого захотят. Валя, однако, сигнала не подавал, и она понимала: сейчас нельзя. Всё — после.

Из воздуха родился мягкий звук, похожий на фортепианный аккорд. Алексей Брик быстро осушил свою рюмку.

— К нам пришли, — сказал он, приняв озабоченный вид, — я вас на время покину, господа. Не забудьте, что ещё надо выступать. Полагаю, через час начнём, — и исчез за дверью.

Слова Брика вернули Шажкова на землю: звуки снова стали четкими, туман спал с глаз. Открылась дверь, и вошли Пташка с Павлом, а через некоторое время вернулся и Алексей Брик.

— Публика собирается, — бодро отрапортовал он, — я организовал сортировку на входе. Нашёл волонтёров.

— Парень в джинсовом костюме среди них есть, с длинными волосами? — спросил Валентин.

— Так он и предложил помощь.

— Ну, это мои. Они не подведут.

— Посмотрим-посмотрим.

— Галя, — позвала Пташку Софья, — иди к нам. Валюша, позаботься о девушке.

— Ей можно налить? — тихо спросил Валя Павла.

— Только шампанское, — также тихо ответил продюсер-телохранитель.

Через некоторое время пришёл Коля Бен Ладен, выпил водки и надел принесённый с собой зелёный хирургический халат.

— Это сценический образ, — объяснил он.

Последним появился Николай Петрович Разгуляев в вельветовом пиджаке с бабочкой. Отказался от выпивки, объяснив, что «уже принял» и критически оглядел компанию.

— Сейчас пока надо приостановиться, ребята, — сказал он добродушно, — лучше потом после каждого номера по рюмочке.

— Да, мужики, кончаем, — строго произнёс Брик, — я пойду посмотрю, как там публика, а ты, Саша (обращаясь к Никифорову), будь другом, сходи с моим технарём, посмотрите аппаратуру. Свет ещё не забудьте проверить.

— Вот, начинается, — подумал Шажков, чувствуя приятное тепло в животе и лёгкий озноб в спине, — наконец-то!

В зале царило беспорядочное движение. Ровные ряды стульев, столь любезные взору Лёши Брика, были нарушены. Группы молодёжи ставили стулья кружками, часть отодвинули к стенам, несколько стульев валялись на полу и потом были подняты дежурным с красной повязкой на руке. У барной стойки народ толпился за пивом, выдававшимся в больших картонных стаканах.

Валентин с друзьями сумели незамеченными пройти к сцене. Общий свет притушили, и ансамбль «Примавера» вышел на боевую позицию. Одинокий узкий луч на мгновение высветил синтезатор и худую фигуру Фелинского, потом вскользь ударную установку и наконец сфокусировался на Алексее Брике с микрофоном в руке. Шажков в полутьме передвинул ползунок на своём микрофоне и тронул ногой педаль.

— Дамы и господа, — Брик сделал паузу, — с нами легендарная группа «Примавера»!

Всё вокруг на мгновенье окрасилось в красный, потом в синий цвет, по стенами и потолку завертелся вихрь снежинок. Отбивка, первый мощный аккорд всеми инструментами — и понеслось!

Дамы и господа дружно засвистели, заулюлюкали и рванули к сцене.

Давно Шажков не пел с такой страстью. Оторопевший сначала зал к третьей песне стал раскачиваться, и Валентин почувствовал, что это серьёзно. Перед объявлением очередной композиции он сделал паузу, взял несколько аккордов и цокнул языком в микрофон. Всегда так проверял готовность публики. Звук раскатился по залу тысячами шариков. Народ охнул и метнул в ответ электрический разряд такой силы, что Шажков понял: «Всё. Это началось».

Сорок минут пролетели, как один миг. Валентин был готов петь ещё и ещё, но отвечавший за сценарий Фелинский махнул рукой: перерыв.

Шажков, Фелинский, Никифоров и барабанщик Саша спустились со сцены и пошли вдоль барной стойки, отвечая на приветствия, пожимая руки, моргая от фотовспышек. Кто-то протянул Вале картонный стакан с пивом, и Шажков осушил его не отрываясь.

Опомнился он в VIP-зальчике. Вбежал Брик и стал возбуждённо хлопать всех по плечам и спинам. Потом из-за двери проскользнула Птатттка, не бледная, как обычно, а раскрасневшаяся и потому симпатичная. Она подошла к Шажкову и коротко поцеловала его в щёку. Наконец, пришла Совушка. Она сдержанно и немножко рассеянно улыбалась, но сама была как распустившаяся роза (Шажков вспомнил Ларису Яковлевну в филармонии: не права она, не как вишня расцветает Совушка, а именно как роза). Валентин поймал Совушкин благодарный взгляд и почувствовал себя обновлённым, как будто и не было сорокаминутного выступления.