Жоан-Фредерик Эль Гедж - Низкий голос любви Страница 3
Жоан-Фредерик Эль Гедж - Низкий голос любви читать онлайн бесплатно
– Спокойной ночи.
Он свернул белое бумажное полотенце, на котором лежала пациентка, смял его, поднес бумажку к носу, понюхал и кинул в корзину. Дернул за рулон, покрыл кожаную кушетку свежим полотенцем, погасил свет, закрыл дверь и ушел.
* * *До пяти лет Артур Летуаль не сказал ни слова. Впрочем, это не значило, что ему было нечего возражать. С первыми же словами терпеливый ребенок проявил нетерпение. Теперь, став взрослым, он знает, что молчаливое детство оставило на нем свой отпечаток. Иногда его знакомые чувствуют, что ему хотелось бы замолчать и вернуться к прежней неторопливости, но он забыл ее секрет. С тех пор как Артур Летуаль заговорил, он торопится. Он пока в том возрасте, когда эскалаторы и движущиеся дорожки нужны не для того, чтобы отдыхать, а длятого, чтобы быстрее добраться. До кладбища.
Поезд кольцевой дороги сотрясает землю так, что содрогаются плоть живых и кости мертвых. Прежде чем войти в арку входа, Артур поднял голову. На камне фронтона выгравировано: «Смерть освобождает».
Его окружило благоухающее облако – мимо идет кладбищенский работник, неся огромный венок, словно танцовщик балета прима-балерину. На ленте, приколотой по диагонали, – слова: «Станиславу Дорати. Оркестр». Артур идет следом – он не видит лица букетоносца, но слышит, как он о чем-то спрашивает распорядителя похорон. Тот подошел к нему с видом, подобающим случаю, чинно сложив руки на высоте гульфика. Из-за прямоугольных стекол очков тускло поблескивают желтоватые глаза.
– Это куда отнести? Это для Дорати, певца.
– Дорати? Аллея двадцать один.
– Двадцать один! Далеко же забрался этот тенор.
– А почему ты не вошел через улицу Пти-Рюиссо? Так было бы короче.
– А тот вход открыт?
– Еще бы – Жорж вечно забывает его закрыть. По ночам кто угодно может войти. Вообще-то Дорати был не тенор, а контртенор.
– А в чем разница?
– Тенор – это мужчина. Контртенор – мужчина, который подделывается под женский голос.
– Не по мне это.
Человек с венком удаляется, венчики гладиолусов пляшут у него над головой. Под чугунным небом Артур идет по дорожке между двумя рядами склепов. Воздух с садистской регулярностью прорезает звук пилы Артур сворачивает. Он знает эти аллеи наизусть, он ходил по ним с детства. Здесь он похоронил отца. Сейчас он навестит его могилу. Прогремел гром. Капли впитались в цемент крестов. Артур укрылся под липой. Капли щелкают по листьям. Люди, идущие к месту погребения, тихо переговариваются. Гравий скрипит под подошвами. Шаги, тихие голоса, шорох одежды наполняют влажный воздух кладбища звуковым туманом, столь же неопределенным, как граница между живыми и мертвыми; пленка жизни, готовая разорваться при любом неверном шаге. Летуаль видит, как они приближаются. Люди в трауре обступают поставленный на штатив микрофон. Не выходя из своего убежища, Артур оказывается в середине группы молодых людей в костюмах, с набриолиненными волосами и скрипичными чехлами в руках. Он отходит от них, возвращаясь в ряды приглашенных. Под его подошвами оглушительно шуршит цемент. Женщина с накрашенными губами, в повязанном на шею платке, уже запятнанном круглыми каплями дождя, склонилась к нему, щекоча дыханием ухо.
– Я знаю вас, Летуаль. Это вы прооперировали Дорати. Вы вернули ему голос. А теперь он умер.
– Да. Мне трудно в это поверить.
Дождь прекратился, среди облаков прорезались кусочки ярко-голубого неба. От одетого в траурный костюм распорядителя церемонии ни на шаг не отходит лайка с ледяными глазами. Он приглашает к микрофону мать усопшего. Шестидесятитрехлетняя мать обращается к сыну, которому суждено навсегда остаться сорокашестилетним. Крупная капля, упавшая с каштана, разбилась о пластиковый пакет, которым она прикрыла волосы.
– Опять родители хоронят детей. Это неправильно, милый сыночек… Ты больше не позвонишь мне, как звонил всегда по утрам в семь тридцать, чтобы мой день был солнечным. В семь тридцать, каждое утро! А теперь кто проводит меня до конца пути? Прощай, мальчик мой дорогой. До скорого свидания.
Пожилая женщина отходит от микрофона. Слово берет ведущий церемонии: «Друзья мои, Станислав Дорати пожелал, в свою очередь, сказать нам несколько слов». Он подходит к постаменту, покрытому тканью, на краю свежевырытой могилы, и сдергивает ткань. Лицо усопшего. Это не посмертная маска. Веки не сомкнуты, глазные орбиты не пусты. Два стеклянных глаза с цветными ирисами смотрят на застывшую толпу. Люди прижимаются друг к другу, некоторые сдерживают рыдания. Распорядитель нажимает на клавишу С еле слышным щелчком включается громкоговоритель: «Это я, друзья мои. Я знаю, что вы здесь. А я тоже здесь, но как бы и не здесь. Я в своей любимой позе: я лежу. Мне эта поза всегда нравилась. В ней я испытывал удовольствие, чувствовал себя защищенным – эта поза не знает себе равных. Сейчас светло? Темно? Впрочем, теперь мне это не важно. Я возвращаюсь к земле. Я вращаюсь с ней. Земля прижимается к коже – что бы я ощутил, если бы не был мертв? Я больше не чувствую голода, холода, жажды. Я ничем больше не владею, я свободен. Но дело не в том, что я ничего не чувствую. Это другое. Мне на все наплевать. Да это просто праздник Ничто тебя не держит, нет больше запретов. Отдых. Полное расслабление. В этом мне всегда было отказано при жизни. И еще два слова, прежде чем умолкнуть навсегда. Мама, ты родила меня на свет, ты дала мне голос. Спасибо. Доктор Летуаль, вы возвратили мне его. Спасибо».
В тишине люди оборачиваются, вопросительно переглядываются.
– Доктор Летуаль? Кто это такой?
– Я его знаю, но не вижу здесь.
– Он здесь, я заметил.
– Тихо!
Голос Станислава Дорати устремился к небу. В волнующейся толпе лишь Артур и мать покойного, с лицом, застывшим под пластиковым пакетом, сохраняют неподвижность и молчание.
Дайте мне умереть.Что вам от меня надо?Утешать меня?Сейчас говорит моя тревога, моя боль.Да, говорит мой рот, но немое сердце.Дайте мне умереть.
Ведущий немым движением руки приглашает собравшихся к скорбному молчанию. Колонна людей в трауре продвигается к прямоугольной открытой ране, которая зияет в земле и которой сейчас предстоит закрыться. Во исполнение желания усопшего каждый по очереди бросает что-нибудь в могилу: эбеновый портсигар, бутылочку коньяка, мобильник (включенный), солнечные очки, японскую фарфоровую чашку и лакированные палочки для еды, метроном. Убежавший от родителей ребенок поскальзывается на краю ямы и съезжает вниз, прямо на венок Из подношений умершему он выхватывает метроном, сдвигает с места маятник, который начинает отбивать ритм, хватает сотовый за антенну и барабанит по деревянной крышке гроба щебеча: «Алё, алё!»
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.